Олег Блоцкий - Предатель стреляет в спину (сборник)
Взводный вздрогнул и посмотрел на сержанта. Губы того были сжаты, а сам он походил на подобравшуюся к прыжку кошку.
– Уходить надо, – настаивал Муха. – Ушел Демеев. Минут тридцать. А может, и меньше.
– ???
– По ним вижу. Повесили и сразу ушли.
– Почему повесили?
Мухамадиев пожал плечами.
– Не знаю. У Демеева спросите.
– Собирай людей, – приказал недоумевающий взводный, желая как можно быстрее встретиться с Демеевым.
Солдаты поодиночке проходили рядом с мертвецами, рассматривали повешенных, сплевывали, как когда-то в мирной жизни плевали, увидев раздавленную кошку на дороге, и торопились за командиром.
Усталой муравьиной цепочкой люди уходили прочь.
Стрекозов направлялся в соседний кишлак – место сбора двух групп, туда, где был Демеев.
6. Встреча
– Ты где должен находиться?! – кривился Демеев, угрожающе надвигаясь на Стрекозова. – Ты что, приказ нарушаешь?! Тебе ясно было сказано – до сигнала никуда! У тебя что – задачи нет?! Ты почему где попало шляешься? Ты что за мной хвостиком таскаешься?
Маленький, крепко сколоченный ротный, блестя глазами, неутомимо наседал на Стрекозова, и, казалось, вот-вот примется молотить его сильными обветренными кулаками.
– Я… я думал, – запинаясь, начал взводный и сам поразился своему дрожащему голосу и той неуверенности, которая охватила его.
– Думал. Он ду-мал! – окончательно распалился Демеев. – Индюк тоже думал, но в суп попал. Ты не думать должен, а приказ выполнять, лейтенант! Почему фланг оголил? Почему самодеятельностью занялся? Да в Отечественную за такие дела – к стенке! В то бы время я сам тебя пристрелил! Мы с тобой в бригаде разберемся! Почему струсил? Почему из кишлака драпа дал?
– Я? Трус?
– Да, да! Трус! – Скалил желтые прокуренные зубы Демеев и беспокойно бегал по узенькой полутемной комнате. – Мы тебя судить будем!
Взводный понял, что это не пустые угрозы, и его начала бить мелкая, противная дрожь.
– Меня?! Судить?! Да я спасать вас шел! А вы, вы, ты… людей в это время вешали, – выпалил лейтенант затаенное, ощущая сейчас одну лишь ненависть к этой маленькой самоуверенной сволочи.
Демеев остановился, выкатил глаза и занес кулак.
Стрекозов отпрянул и принял боевую стойку, вынося левую руку вперед.
– Только троньте, – многообещающе произнес он.
Рука капитана раскачивалась в воздухе и похожа была на тело змеи, готовящейся к нападению. Затем она скользнула вниз.
– А что ты видел?
– Все!!
– Это духи, духи! – взвизгнул Демеев и затопал ногами. – Что ты понимаешь, пацан? Они отстреливались, напали. Их брать пришлось!
– Брать! Стариков? И даже не раненых? – Дрожал Стрекозов.
– Щенок, гнида, много ты понимаешь? – Рот Демеева свернулся набок. В уголках скапливалась слюна. – Вот посмотри, это мы захватили. Оружие, пулемет, два «Бура», винтовки, пистолет, гранаты. Вон, вон они лежат, в мешке. Разверни, убедись. Духи они сволочные, а не старики. Именно такие гады нам в спины стреляют!! Вон оружие, не туда пялишься!
Впервые за много месяцев ротному приходилось оправдываться. И перед кем? Перед этим чижиком. «Ножа ему!» – как о решенном, подумал Демеев и посмотрел в противоположный угол, где лежало оружие: автомат, бинокль и длинный нож – заветный трофей капитана, взятый на одной из операций.
– Духов защищаешь, да?! – проскрипел ротный.
Стрекозова изнутри подмораживало. Оружие – это серьезно! Любой человек, захваченный с ним, незамедлительно причислялся к духам. Не важно, что винтовка перекашивала тело ребенка или ее едва удерживала старуха. Наверх уходило донесение только о количестве уничтоженного врага. Возрастом, а тем более полом, никто не интересовался. У противника нет ни того, ни другого. Он – на одно лицо, потому что он – враг.
Лейтенант нагнулся к свертку. Пальцы дрожали. Стрекозова слегка подташнивало: у Демеева – оружие, у него – нарушение приказа. Взводному стало душно. Позади, как спринтер после финиша, часто дышал капитан.
Стрекозов скосил глаза в его сторону, и ему показалось, что ротный стоит не там, где был. Как бы невзначай лейтенант изменил положение тела. Краем глаза он подметил, что Демеев достал из кармана сигареты в плотной глянцевой темно-синей упаковке.
«Еще утром «Северными» травился», – машинально отметил про себя взводный, нащупывая бечевку. Ткань покусывала пальцы. Лейтенант зажег толстенную «охотничью» спичку. Желтое, скачущее пятнышко упало на мешковину. Стрекозов тупо глядел на узел. От запаха серы хотелось неудержимо чихнуть. Огонек погас. Стрекозов лизнул обожженные пальцы, выпрямился и прислонился к стене.
– С кем брал оружие?
Насмешливые нотки покоробили ротного.
– С кем надо, с тем и брал, – огрызнулся Демеев, – проверенные ребята.
– Тобой? – открыто злорадствовал Стрекозов, чувствуя, что ускользает от офицерского суда чести и вполне возможно, что взгромоздится на скамью «позора» сам Демеев.
– Наглеешь, чижик? – Полупотухшая точечка сигареты стала ярко-алой. – По морде давно не получал?
– Сверток знакомый, – отрезал Стрекозов. – Я его вчера вечером видел. У тебя под кроватью. Я его по бечевке цветной признал. Что, на орден тянешь? Бойцам по медальке? А мне суд? Гад ты, Демеев, меня подставить хочешь, дураком сделать? Не выйдет!
Ротный швырнул сигарету в лицо Стрекозову и прыгнул в угол. Сверху на капитана навалился Стрекозов. Он схватил автомат, отшвырнул Демеева в сторону и начал медленно отходить к дверям.
– Тихо, спокойно! Не вздрагивай! – шептал, как дурной, взводный, наставляя автомат в живот Демееву.
Щека Стрекозова дергалась, будто кто-то невидимый тянул ее за ниточку.
Ротный полусидел на плотной, как глина, земле и молча смотрел в черную пустую дыру ствола.
– Автомат за дверью возьмешь. Меня стрелять на улице не советую – свидетелей много. Шестеркам своим тоже приказывать не надо. Я прямо сейчас кое-кому из своих шепну. Они, если меня случайно по дороге назад убьют, молчать не будут. Не глупи. А Баранов приедет – я ему все доложу немедленно, – прибавил Стрекозов и выскочил за дверь, чувствуя, как капли пота стекают по лицу, пробираются за шиворот, а спина мокрая, липкая, и к ней пристала майка, будто он вновь бежит к кишлаку – на выручку Демееву.
Сам капитан по-прежнему сидел на полу, испытывая только одно желание – вырваться из подавляющего разум и силы затхлого четырехстенья, схватить автомат и раскромсать наглого лейтеху очередями.
«Сволочь! Паскуда! Без году неделя в Афгане, а уже учит меня, сопляк! – думал Демеев и часто подносил сигарету к губам. – Гнида! Душков пожалел!! Нет, чижик, не обманешь меня. Орденам завидуешь. Так они шеей этой, хребтом этим, руками этими вырваны. Двадцать один месяц в Афгане. Шестнадцать операций, двадцать три колонны, гад. Ты хоть знаешь, что это такое? Свой взвод воспитывай, сопляк. Боевик несчастный! Справедливый? Что ж ты тогда, после ущелья, возмущался, что не тебе, а ротному «Звездочку» дали? «Это несправедливо!» Чижик надутый. Ты сначала год по горам отходи, потом вякай. Я и о медальке мечтать не смел в твое время, а ему орден сразу подавай. Дерьма тебе в пригоршни, а не Красную Звезду, пижон, вояка хренов!»
Обида, удивление, желание немедленно и страшно отомстить, неверие в то, что случившееся произошло именно с ним, – все разом нахлынуло на ротного. То ему хотелось тут же расквитаться со строптивым лейтенантом, убить гада, а потом будь что будет; то его подминал под себя глубокий, нутряной страх; то ему чудилось, что все пропало, и он – Демеев – влип в эту грязную историю по уши.
Ротный закрыл глаза и постарался дышать глубоко и ровно, плавно вкачивая и выталкивая воздух из себя. Голова слегка закружилась, но мысли обретали отчетливость и стройность.
Рассчитаться со взводным сейчас нельзя – не та обстановка. Но и пускать дело на самотек – тоже самоубийство. Ныне время не то, что прежде. Вот и старый комбриг в Ташкенте под следствием. Многие отчаянные головы – его любимчики – слетели с должностей и околачиваются в столице Узбекистана, дают показания и вызываются на очные ставки. Демеева такая напасть, к счастью, обошла. В то время, когда комбриг особенно лихо заворачивал дела, был капитан заместителем командира роты и в «особых мероприятиях» не участвовал.
«Откуда такие сволочи берутся? – с тоской подумал Демеев и в отчаянии хрустнул пальцами. – За что нам послан этот урод?!»
7. Рейнджер
Поначалу взвод недоумевал: откуда Стрекозов обучен всем военным премудростям? Ведь в Афгане без году неделя, на боевых всего пару раз был, пороху еще толком не нюхал, об сухари зубы не сточил, а уже во всем так грамотно разбирается. Подсказка пришла довольно быстро – кто-то где-то случайно услышал (а может, подслушал) разговор офицеров о Стрекозове. И выяснилось, что, как только ввели войска в Афган, тот загорелся мыслью попасть туда. Это было на втором курсе.
