Русский медведь. Император - Ланцов Михаил Алексеевич

Филипп II Орлеанский этого знать не мог, ибо на вид – никаких отличий. Пушки ведь располагались за редутом, будучи скрытыми от глаз со стороны противника.

И вот на рассвете 9 мая войска коалиции, прорывая редкую рябь тумана, пошли в атаку. Все. Руководство армии решило, что повторного шанса им может не выпасть. Да и поле позволяло задействовать все ресурсы. Правда, в отличие от предыдущего сражения, узкое пространство заставило Филиппа сильно сжать войска. Иначе было никак. Он прекрасно понимал, что малые силы Петр отбросит, а атаковать волнами, как оказалось, решение неудачное.

– Огонь! – крикнул государь, стоя на небольшой вышке, поставленной в тылу позиций, чтобы наблюдать за полем боя.

И сигнальщик незамедлительно сделал отмашку на батареи, которые ударили от души. Да, дымный порох. Да, дульнозарядные. Ну и что с того? Шесть дюймов даже на дымном порохе – это шесть дюймов. Сила! Тем более что били они подальше минометов.

– Ох… как бы здесь пригодились корабельные пушки, – тихо произнес царь, наблюдая за разрывами мин и снарядов, долбящих в накатывающую волну пехоты. Отдаленно формируя образ обстрела артиллерией теранов сплошной массы зергов…

– Верно, государь, – по отзывам испытаний в Стамбуле картечные гранаты показали себя прекрасно!

– Слушай… Саш, а тебе не кажется, что с этой пехотой что-то не то?

– В каком смысле? – удивился Меншиков.

– На, смотри, – протянул он ему подзорную трубу.

И верно – солдаты, казалось, совершенно не боялись смерти. Словно роботы…

– И как это понимать?

– Не знаю…

– Проклятье! Вот сволочь! Неужели?

– Что?

– Да. Иного и не могло быть. Этот клоун их напоил для храбрости. Причем чем-то крепленым.

– Но зачем? – удивился Меншиков. – Ведь алкоголь снижает боевые качества!

– Зачем им какие-то качества при таком численном перевесе? – усмехнулся Петр. – Им главное – не дрогнуть. Дойти. А дальше и так задавят.

Так и получилось. Почти. Потому что в полусотне метров от позиций русские набросали остатки чеснока. Из-за чего, казалось бы, уже прорвавшаяся пехота противника замялась. Второго шанса ей не дали…

В ходе первой фазы сражения там, на редутах, коалиция оставила порядка шестидесяти тысяч человек. Огромные, просто чудовищные потери! Но для двухсот пятидесяти тысяч – терпимо. Но то, сколько было убито и ранено здесь и сейчас… не шло ни в какое сравнение.

Задние ряды изрядно пьяных солдат начинали давить на передние – замешкавшиеся. Создавалась давка и толчея, стремительно разрастающаяся. А по ней из всех стволов долбило пятнадцать тысяч стрелков, тридцать картечниц, сто тридцать два миномета разных калибров и восемь старых шестидюймовок. Месиво! Кровавая жатва! Прямо лермонтовское полотно масштабов Бородинской битвы.

Как несложно догадаться, даже сильно пьяные люди имеют пределы… и решительного натиска на стены вала не вышло. Никто до него не дошел. А там… в месте толчеи, позже прямо так и пришлось копать две ямы – слева и справа от дороги. Ибо тот фарш, в который нарубило тысячи людей, куда-либо тащить было просто нереально.

– Ты как? – поинтересовался государь, хлопнув по плечу Меншикова, что тупо и отрешенно сидел на бруствере редута, свесив ноги, и стеклянными глазами смотрел на жуткое кровавое месиво, что начиналось метрах в тридцати перед ним.

– Скорее бы она уже закачивалась… – произнес он тихо.

– Скоро, друг мой, скоро, – усмехнулся Петр, которому от этого зрелища тоже было не по себе. – Нет у врага больше сил, чтобы нам противостоять. То, что вон там, по ту сторону поля, собралось, то труха. Нам они более не помеха. Я уверен, что когда они протрезвеют да вспомнят все это – от одного только русского мундира ходить под себя станут. Не все, так многие. Не готовы они еще к таким мясорубкам.

– Как же это? А миллионы, что живут во Франции? А ну как Людовик новое войско выставит? Непуганое.

– Что-то, безусловно, соберет. Но много не выставит. Вот его хребет, – махнул Петр, говоря нарочито громко, чтобы и окружающие солдаты слышали. – Сломали мы его. Теперь главное – поделить шкуру этой знатной добычи. Не так ли, Луи? – обратился государь к стоящему подле него бледному как полотно, даже чуть зеленоватому внебрачному сыну короля Франции.

– Верно, сир, – с трудом выдавил из себя зять Петра. А потом, чуть помолчав, продолжил. – Если вы позволите, то я могу отправиться на переговоры с герцогом. Уверен, продолжать эту бойню он не захочет.

– Дорога на запад открыта. Почему ты думаешь, что он захочет сдаться?

– Зачем ему убегать? Его король вот он.

– Хм. Ну что же. Попробуй. Но помни – мне нужен живой зять. Сашка, выдели ему эскорт…

Глава 2

21 мая 1714 года. Малага

Владимир с некоторым волнением смотрел на пакет, лежащий перед ним на столе. Отец прислал ответ. Наконец-то. Но герцог откровенно боялся того, что там будет. Ведь он зашел слишком далеко в своем самоуправстве. Как отреагирует государь? По его разумению, там могла быть либо похвала, либо укоры. Этакий момент истины, сводящий воедино последние лет десять его жизни. Однако оттягивание момента ничто не решало. Поэтому, помедитировав с полчаса, Владимир все же собрался с духом и вскрыл пакет, со страхом и надеждой впившись глазами в твердый, хорошо поставленный почерк Петра Алексеевича, государя всероссийского.

«Дорогой сын, поздравляю тебя с успехом!

Скажу сразу – поначалу ты меня сильно обескуражил этой новостью. Смутил и удивил. Я даже не знал, как отреагировать и что делать со столь ценным и непонятным подарком. Но, пообщавшись с мамой, пришел к выводу, что все, что ни делается, – к лучшему.

Я надеюсь, что ты еще во время Маньчжурской кампании заметил, что вокруг тебя постоянно были люди, которые присматривали за тобой. Ведь я серьезно опасался, что ты поддашься влиянию не самых разумных людей, которые могли попытаться воспользоваться твоей энергией и активностью. Да, да, не спорь. Мама уже одиннадцать групп смогла нейтрализовать, планировавших с твоей помощью осуществить государственный переворот в России, даже не поставив тебя в известность о своих планах. Не стоит этому удивляться. Это нормально. И вокруг твоих детей тоже будет крутиться всякая мразь, мечтающая за их счет поживиться.

Но не это суть.

Ты смог подвести под мою руку многие города в Испании. Это очень серьезный успех. Намного больший, нежели в Маньчжурии и Японии. Поэтому я, пожалуй, не буду ставить тебя наследником. Да, да. Я после завершения текущей войны хотел взять в жены твою маму и провозгласить тебя наследником империи. Именно империи, потому что я планирую возложить на себя венец императора. Однако теперь я вижу – для тебя будет совершенно невыносимо сидеть в моей тени. Ведь только одному Всевышнему известно, сколько я проживу. А твоя душа требует дел. Поэтому я говорю тебе – действуй! Бери на шпагу это пиренейское королевство и возлагай на себя корону.

Ты удивлен? Надеюсь, потому что в противном случае моя служба безопасности мышей не ловит.

Я проконсультировался со Святым престолом и заручился его полной поддержкой. Само собой, в обмен на обещание не вводить своих войск в Рим и вообще забыть о том, что именно Святой престол объявлял Крестовый поход против меня. Хотя, говоря по чести, они просто боятся, что от Рима оставлю выжженные руины. Они знают – это мне труда не составит. А потому выторговывают мое расположение как могут.

Впрочем, определенные условия ты должен будешь выполнить. Во-первых, принять католичество. Во-вторых, взять в жены вдову Филиппа V – юную Изабеллу. Именно в таком порядке и именно вдову. Рим отказывается их разводить, поэтому тебе придется это сделать более традиционным способом. Как ты понимаешь – сделать это нужно аккуратно. Будет очень неплохо, если Филипп V совершит самоубийство. В принципе всех устроит, даже если он удавится своим шарфом в ванне. Пусть и не очень добровольно. Еще лучше будет, если его убьют его соратники. Главное, не сделай его борцом за свободу и независимость Испании и не казни публично.