Андрей Дышев - Огонь, вода и бриллианты
Я кинулся к двери туалета, сдвинул ширму и чуть не наступил на пистолет. Да, похоже, это тот самый «макаров», который я получил в аэропорту. Лисица расстреляла из него пассажиров. А потом передала по радио, что Рюмин обезвредил террористов. Прощальный подарок убитому на пляже пилоту. Может быть, его посмертно наградят за мужество и героизм. Или назовут в его честь улицу в глухой сибирской деревне. А обо мне никто не вспомнит. Я не справился с управлением и сгорел в собственных «Жигулях». Что хотел, того добился.
Я издал страшный вопль и ударился головой о дверь туалета. Она вдруг сложилась гармошкой, и в коридор мешком вывалился командир. Я едва не рухнул на него. И тут… О, я не поверил своим ушам! Командир едва слышно простонал. Я повалился перед ним на колени и, боясь дышать, приложил ухо к его груди. Сердце стучало!
– Командир, командир, – забормотал я, не зная, что делать, как с помощью полуживого человека спасти себя.
Он снова простонал и шевельнул губами.
Тут я понял: если он придет в сознание, то появится шанс – очень зыбкий, почти призрачный, но шанс.
Я выволок командира в салон и расстегнул китель. Рубашка была окровавлена. Его надо немедленно перевязать. Тут где-то должна быть аптечка. Даже в моих «Жигулях» была.
Я вскочил на ноги, бегло осмотрел салон и выскочил в служебный отсек. Вот она, с красным крестом, висит на стене! Я сорвал пластиковую коробку и пулей вернулся в салон.
– Командир, родненький, – бормотал я, подкладывая ему под голову свой китель. – Сейчас…
Я зачем-то полил его окровавленную рубашку зеленкой и стал обматывать бинтом грудь. Получалось из рук вон плохо. Повязка не держалась, командир скрипел зубами и ругался. Кое-как приладив ее, я подумал об уколе с противошоковым средством. Как-то у нас в автоколонне проводились занятия по оказанию первой медицинской помощи в случае аварии. Прислали девушку из местной поликлиники. Она что-то рассказывала, показывала, а водители зевали, втихаря играли в карты и мечтали о пиве. И я в том числе. Не верил, что это может когда-нибудь пригодиться.
В наказание за недальновидность я хлопнул себя по лбу и сразу вспомнил: промедол! Точно, промедол! Одноразовый шприц-тюбик, обязан быть в каждой аптечке…
Я недолго рылся среди лекарств и нашел то, что искал. Свинтил защитный колпачок, чуть надавил на тюбик – из иглы брызнула жидкость. Порядок! Я вогнал в руку командира иглу и до последней капли выдавил тюбик. Все, что я мог, я сделал. Теперь надо было любой ценой привести его в сознание.
Я похлопал командира по щекам. Он поморщился, чуть приподнял веки. Его глаза плыли.
– Как посадить самолет? – громко спросил я. – Самолет! Как! Посадить!
– Что?.. – едва слышно прошептал командир и добавил: – Иди на хрен…
Он явно не понимал, что с ним и где он находится. Мои путаные объяснения только бы отняли драгоценное время. Я приподнял командира под мышки и, не обращая внимания на его душераздирающие вопли, поволок в кабину экипажа. Почему-то я решил, что вид пустых кресел должен пробудить в нем профессиональные рефлексы.
Я затащил его в кабину и посадил, прислонив спиной к стене. Теперь командир мог любоваться плывущими на нас облаками и одиноко торчащими, словно пограничные столбы, штурвальными колонками. Но он, как назло, закрыл глаза. Я снова принялся приводить его в чувство. Командир приоткрыл один глаз.
– Радио, – едва разлепляя губы, прошептал командир. – Ответь…
Я напялил себе на голову наушники, но в них стояла гробовая тишина.
– Алло! Алло! – кричал я. – Ничего не слышно!
– Сволочь, – прошептал командир.
– Кто? Я? Почему?
– Тумблер…
Он пытался поднять руку, чтобы показать, какой тумблер надо нажать, но сил не хватило, и рука безжизненно упала на колени.
– Какой? Какой тумблер? – орал я.
– На штурвале… – задыхаясь, шептал командир. – Справа… С обратной стороны…
Глава 20
Я на корточках подполз к штурвальной колонке и начал ее рассматривать. На левой и правой рукоятках было полно всяких кнопок. Под некоторыми из них были подписи, но штурвал все время качался, и мне приходилось вместе с ним качать головой. Не сразу я нашел на обратной стороне рукоятки тумблер.
– Нажать? – спросил я.
Ответа не последовало, и я решил, что это знак согласия. Как только я надавил на тумблер, в наушниках что-то щелкнуло, и я услышал собственное дыхание. Сорвав с себя наушники, я попытался надеть их на голову командиру. Тот кривился, крутил головой и даже пытался плеваться.
– Са-а-ам!! – простонал он.
Пришлось отвечать диспетчеру самому, чего мне очень не хотелось.
– Алло! – сказал я, нажав на тумблер. – Алло, кто меня слышит?
Я отпустил тумблер. В наушниках что-то зашипело, словно диспетчер жарил яичницу на шкварках. После некоторой паузы я услышал удивленный голос:
– «Аэролайн», рейс тридцать один – семьдесят семь?
– Он самый! – крикнул я, несказанно радуясь, что мир слышит меня и, значит, узнает о моей беде.
– Что у вас случилось? Почему долго не выходили на связь?
– Некогда было! – ответил я, озираясь на командира.
– Кто со мной говорит?
Ну что ответить? Я снова посмотрел на командира, надеясь, что он возьмет у меня наушники и скажет что-то умное, но он закрыл глаза.
– Это второй пилот! – ответил я не совсем уверенно.
– Соединяю вас с координационным центром! – сказал диспетчер.
В наушниках снова затрещало, а затем я услышал низкий хриплый голос:
– Полковник Федеральной службы безопасности Пронько… Что происходит на борту? Мы получили сигнал, что ваш самолет захвачен террористами…
– Да, командир ранен!
– А с кем я говорю?
– Второй пилот Рюмин.
– Какие требования выдвигают террористы?
– Уже никакие! Я их всех застрелил из штатного пистолета! – торопливо врал я. – Послушайте, надо как-то посадить самолет! Командир все время теряет сознание…
– Соединяю со специалистом технической группы…
Опять шум, затем щелчок и новый голос:
– Постарайтесь успокоиться! Я буду руководить вашими действиями. Первый вопрос: какие повреждения получил самолет?
– Дверь туалета вся в дырках!
– Чрезмерной потери топлива не наблюдается? Давление масла в норме?
– А черт его знает, – буркнул я, потому как притворяться было уже бессмысленно.
– То есть? – переспросил техник. – Повреждена приборная панель?
– Да панель цела, – ответил я и постучал пальцем по колену командира.
Тот поморщился и пробормотал:
– Пошел к черту…
– Но почему тогда вы не можете… А с кем я говорю? Вы пассажир? – заволновался техник. – Передайте микрофон одному из пилотов!
Я стащил с себя наушники и протянул их командиру.
– Вас просят!
– Уйди… – прошептал командир. Голова его упала на грудь.
Я пошлепал его по щекам. Командир не отреагировал. Отшвырнув наушники, я взялся за его запястье, пытаясь найти пульс.
– Не умирайте! – крикнул я. – Вы должны посадить самолет! Вы слышите меня?! Надо посадить самолет!!
Я принялся дергать его за уши.
– Гад, – произнес командир, не открывая глаза. – Сам сажай…
– Я не умею! Мы разобьемся! – закричал я. – У нас кончается топливо!
Командир приоткрыл глаза, посмотрел на меня и медленно перевел взгляд на приборную панель.
– С чего ты взял? – прошептал он.
– Я так думаю!
Он снова посмотрел на меня. Кажется, в его взгляде появилась некоторая осмысленность.
– Ты кто?
– Случайный прохожий!
– А где Рюмин?
– Его убили!
– Кто?
Он ничего не помнил.
– Я перенесу вас в кресло, – нежно и заботливо произнес я. – Хорошо? Вам не будет больно. И вы возьметесь за штурвал и тихонечко, без резких движений, посадите этот проклятый самолет. И вами сразу займутся врачи. А если не посадите – то могильщики…
Я решительно взял его под мышки. Командир закричал от боли и даже ударил меня коленом. Я отскочил от него и уже раскрыл рот, чтобы тоже заорать от злости и отчаяния, но командир вдруг отключился и припечатался лицом к полу.
Пришлось бежать за нашатырным спиртом. Я выскочил из-за ширмы и сразу рухнул на колени перед горкой лекарств. Откидывая ненужные пачки с таблетками и тюбики с мазями, я стал искать пузырек с нашатырем. Кажется, умные фармацевты придумали ему какое-то другое название, но я не помнил, какое именно, и потому мне приходилось нюхать все подряд. Вымазав нос в зеленке, а потом в йоде, я протянул руку, чтобы поднять с пола очередной пузырек, и вдруг совершенно отчетливо понял, что за то короткое время, пока я приводил в чувство командира, в салоне что-то изменилось. Изменилось принципиально.
Я медленно поднял голову и посмотрел на диван, потом на бар, потом на стол, и сердце замерло у меня в груди. Я вскочил на ноги. Не сумасшествие ли это? В салоне только два трупа! Третий, который сидел у бара, исчез!
