Роджер Желязны - Воины Крови и Мечты
Кантон, где доктор Сунь Ят-сен учредил свое правительство, находился вверх по реке от Гонконга. Достаточно близко от места моего назначения.
— А что это за информация?
— В городе находится императорский посланник по имени Сунь, — сказал я. — Ему поручено вести переговоры о реставрации империи на японские деньги и при поддержке японской армии. У меня есть все детали этого договора.
Это была чистая импровизация, но вполне близкая к истине, исходя из известных мне фактов.
— Тебе нужны деньги? — спросила она.
— У меня куча денег, — сказал я. — А вот что мне действительно необходимо, так это спрятаться где-нибудь. и выбраться из Японской Концессии. Возможно, твой мастер Чиянь знает кого-нибудь, у кого есть лодка и кто поможет мне перебраться на китайскую территорию.
— А ты еще помнишь, как играть в опере? — спросила Ю-лан. — Не забыл старые уроки?
Эти самые уроки злобные старики вколачивали в меня бамбуковыми палками, и я не забыл ни уроков, ни палок.
— Пойдем со мной. — Ю-лан схватила меня за руку, отчего у меня забегали мурашки, и уверенно повела к реке, чтобы представить своим боссам.
Мастер Чиянь оказался жизнерадостным старым пнем, лысым, как яйцо. Как только ему объяснили ситуацию, он тут же загорелся страстным желанием укрывать меня столько, сколько потребуется, особенно если я к тому же способен работать.
— На каких ролях вы специализировались? — спросил мастер Чиянь.
— Ву-к'унь был прекрасным Королем Обезьян! — воскликнула Ю-лан прежде, чем я успел ответить.
— В самом деле? — переспросил мастер. — Позвольте взглянуть!
Я выразительно посмотрел на Ю-лан — эта роль не относилась к числу моих любимых, — но тут же удовлетворил старого Чияня отрывком из оперы «Король Обезьян против демона пещеры Золотого Шлема», одной из бесчисленных опер, изображающих Короля Обезьян; все они основаны на эпизодах из популярного, хотя и изрядно длинного романа «Путешествие на Запад». Выбранная мною сценка включала множество драк, воплей и акробатических номеров, и к тому времени, как я закончил, мое представление собрало много других актеров, которые восторженно аплодировали мне.
— Это было блестяще! — сказал мастер Чиянь. — Мы непременно добавим эту пьесу в свой репертуар! Ваша трактовка образа Короля Обезьян была самой замечательной из всех, когда-либо виденных мною — скажите, не сын ли вы самого Короля Обезьян?
— Не совсем, — пробормотал я.
Мой показ дал мне возможность присоединиться к компании, и с тех пор каждый вечер я пел, танцевал и сражался с демонами. Поскольку все актеры играли в масках, я не боялся, что меня узнают. К сожалению, выяснилось, что Плавучая Оперная Компания Желтой Реки заключила контракт на длительный срок здесь, в Циньдао, и в силу этого не могла выбраться из Японской Концессии в ближайшее время. Однако я находился в достаточно безопасном месте, к тому же был счастлив вновь оказаться рядом с Ю-лан, так что моя участь меня вполне устраивала. Взяв лишь немного на карманные расходы, я оставил свое мексиканское золото в гробнице, которую почитал наиболее укромным местом.
По мере сближения с моими новыми товарищами-актерами, я стал замечать, что некоторые из них, включая Ю-лан, частенько исчезали куда-то днем и возвращались к началу представления. После того как подобная ситуация повторилась несколько дней кряду, я заметил Ю-лан, идущую по палубе, спросил, что происходит.
— Знаешь, — неохотно ответила она, — молодой мастер Чиянь не велел тебе говорить.
— Ну полно, — сказал я, похлопав ее по руке. — Мы же старые друзья. Нет ничего, что бы я ради тебя не сделал. Любая тайна умрет вместе со мной.
— Совершенно очевидно, что ты не работаешь на японцев, — сказала Ю-лан. — Не вижу причин, почему тебя нельзя проинформировать. Мы уходим днем, чтобы давать революционные спектакли для забастовщиков.
— В самом деле?
— Да. Тов… я хотела сказать, молодой мастер Чиянь говорит, что мы должны просвещать рабочих относительно их истинной роли в революционных событиях.
Должен признаться, что мне не понравилось нежное сияние в глазах Ю-лан при упоминании молодого мастера Чияня, или, как она уже дважды чуть не обмолвилась, товарища Чияня. Возможно, она была увлечена сверхобразованным, широким в плечах и тонким в талии, красивым и аристократичным парнем — такие нравятся многим женщинам, но я, увы, не отношусь к подобным типам.
— Замечательное дело, — сказал я, — воодушевлять рабочих и все такое. Где, ты говорила, молодой мастер Чиянь получил университетское образование?
— В Москве, разумеется, — сказала она.
— Класс! — Мне представилось, как удобно агенту Коминтерна разъезжать по всему Китаю на речной барже, собирая вокруг себя интеллигенцию и организовывая революционные ячейки, или чем там занимаются агенты Коминтерна.
— А где он берет эти пьесы? — спросил я.
— Он сам их пишет. Знаешь, он так подкован в диалектике.
Сияние в глазах Ю-лан становилось, на мой взгляд, чересчур ярким. Оно проникло мне до печенок и разожгло во мне огонь раздражения.
— Ах… — сказал я. — А ты говорила ему, почему я прячусь от японцев?
— Не вдаваясь в подробности, — она слегка вспыхнула. — Если ты работаешь на Кантонское правительство… понимаешь, будет лучше, если он об этом не узнает.
Кантонское правительство и коммунисты добивались одних и тех же целей, но не были формальными союзниками, причем конкуренция между ними не всегда принимала джентльменские формы. Скорее всего скрытность Ю-лан спасла меня от лап китайских чекистов.
— Спасибо за дружбу, — сказал я совершенно искренне. Наверное, подумалось мне, сейчас самое время предпринять какой-нибудь идеологически верный шаг. — По-моему, это совершенно шикарно — то, чем вы занимаетесь. Ты не могла бы дать мне копии этих бесподобных образцов революционного искусства?
Она дала, и когда я ознакомился с ними, мое сочувствие к забастовщикам неизмеримо возросло. Японцы ежедневно угрожали им саблями и штыками, но они хотя бы не заставляли высиживать на бесконечных спектаклях типа «Товарищ Ня открывает для себя Диалектический Материализм» или «Рабочие дружины против накопления капитала». Диалоги были полны выдающихся перлов вроде: «Я потрясен! Прошу тебя, разъясни мне это положение теории прибавочной стоимости» или «Да, товарищ Чу, это ваше Условие Отчуждения точно описывает мою ситуацию!»
— Знаешь, — сказал я позже Ю-лан, — кажется, я мог бы попробовать сам писать революционные пьесы.
— Ты думаешь, у тебя получится? — Слабый проблеск, пожалуй, пока слишком мимолетный, чтобы называться сиянием, затеплился в ее широко расставленных карих глазах.
— Уверен, что получится! — сказал я, мгновенно воодушевляясь. — И я хочу, чтобы это было грандиозно — знаешь, рабочие и крестьяне будут петь и танцевать под музыку, столь же революционную, как их устремления.
— Петь и танцевать? — По ее лицу пробежала тень сомнения. — С какой стати им петь и танцевать? Это так старомодно.
— Все реальные рабочие и крестьяне поют и танцуют, — заметил я.
— О… да, в таком случае это будет реализм.
— Единственное, о чем я хочу спросить… как ты полагаешь, старый мастер Чиянь не будет возражать, если я куплю пианино и притащу его на баржу?
Короче, пианино я купил, а затем начал испытывать в полном объеме муки творчества, подбирая аккорды, бормоча под нос рифмы и исписывая пачки бумаги. Не имея опыта сочинения мюзиклов, я не осознавал, каким пыткам собираюсь себя подвергнуть. Особенно меня угнетала проблема перевода — я заметил, что сочиняю по-английски, а потом вынужден переводить излитые чувства на северокитайский. Ю-лан я держал в курсе дел, пел ей некоторые арии, и она очень воодушевилась. Я припомнил некоторые вещички из мюзиклов, которые привозили европейские театры, гастролировавшие на Востоке, и включил в свою пьесу кое-что из услышанного в исполнении Джерома Керна, Гая Болтона и Юби Блейк. В конце концов я понял, что мне есть чем гордиться — пьеса получилась гораздо лучше, чем высокопарный бред Чияня-младшего. Итак, я созвал своих друзей-революционеров на прогон.
Я уселся за пианино и разогрел пальцы, сыграв несколько тактов.
— Название, — объявил я, — «Зови меня товарищем».
Молодой Чиянь скептически посмотрел на меня и свернул сигарету.
— Наша история начинается, — продолжал я, — смешанным хором мужчин-докеров и женщин-текстильщиц. Они поют:
Небесный Мандат у нас отобрали,
Угнетатели черное дело задумали,
Нас разорили, нас обобрали —
Небесный Мандат у нас отобра-а-а-а-ли-и-и.
— Что это за ссылка на Небесный Мандат! — воскликнул молодой Чиянь. — Это же просто дурацкое суеверие, которым пользовался класс феодалов, чтобы оправдать вековое угнетение народа!
