Наталья Корнилова - Пантера. Начало
— Сдурела? Думаешь, я способна человека убить? — обиженно протянула я.
Она поглядела на меня как-то странно, словно впервые увидела, и неуверенно произнесла:
— Черт тебя знает. Ты же своим карате хвасталась, — она задумалась. — Хотя, карате — это же не убийства, правда? — Она с надеждой взглянула на меня.
— Конечно, это просто для самозащиты. Не смотри на меня так, а то я и вправду подумаю, что я и есть та девица, которую я видела там…
— Так ты ее видела?!
— Конечно! Такая стерва, скажу я тебе! Страшна, как ночь, и выше меня на целую голову. Только не дай тебе Бог сказать боссу, что я туда ездила! Он нас тогда обеих сразу выгонит к чертям, поняла?
— Да что ж я, сумасшедшая, что ли? — возмущенно протянула она. — Слава Богу, хоть тебя эта стерва не убила.
— А ты думаешь, чего я такая чумная прибежала вчера? От страха…
— Бедненькая. Ладно, езжай домой и выспись хорошенько. Вечером все расскажешь в подробностях.
Валентина ничего не знала обо мне, и я ей рассказывала мало, как, впрочем, и любому другому, потому что была обречена до конца дней скрывать от всех свою истинную сущность. Как-то раз она застала меня делающей упражнения, и я пояснила ей, что когда-то занималась карате и не хочу терять форму. Ее это вполне удовлетворило.
Она вернулась в контору, а я пошла ловить машину. Многое теперь стало для меня ясным и понятным. И почему мой Сереженька ударил меня, когда я выдернула ключ, и зачем сказал бандитам, что я украла деньги. Сердце мое сжалось от обиды, и влюбленность выветривалась с каждым шагом. Оставалась лишь глухая тоска и боль в обманутой душе. Что ж, поделом мне, не нужно было бросаться на первого встречного. Но он был так хорош! Случись это еще раз, я бы повторила все не задумываясь, пошла бы за ним в огонь и в воду, даже зная, что он разжег этот костер своими руками, чтобы я сгорела, а он получил удовольствие. Красавец, мать его! Хотя о мертвых плохо не говорят…
Я уже поняла, что деньги были в машине, когда мы убегали от «Волги». Иначе зачем бы ему было убегать? Не ради же меня, в конце концов, как я, дура, считала раньше! Еще и виноватой себя чувствовала, спасать побежала! Неужели уже не осталось благородства и честности в этом долбаном мире, неужели все уже пропито и съедено? Как это можно, вот так взять и променять настоящее, светлое чувство на какие-то доллары и жизнь полюбившего тебя человека?! Как же мерзко это все, Господи!
Поймав на Сретенке машину, я поехала на Садовое кольцо. Сейчас, когда помутнение прошло и я начала немного соображать, многое стало очевидным. Меня еще со вчерашнего дня смутно беспокоила мысль, что я не слышала, как Жук — теперь почему-то мне только так его хотелось называть, а не Сереженькой — отъезжал от того места, где я от него ушла. Тогда мне казалось, что это все из-за слез, а теперь я уже знала, что нет, не из-за этого. Просто он вообще никуда не уезжал тогда. Он, милый, знал, что эту машину ищут, за ним гонятся, и ни за что бы не стал рисковать с деньгами. Поднаторев на подставах своих друзей и близких, он сам стал очень умным и хитрым.
Остановив тачку на том самом месте, где все случилось, я вышла. Лазурного «Ауди» не было. Все правильно, так и должно было быть. Надежнее места, где можно спрятать машину с деньгами, придумать трудно. Пройдя до перекрестка, я посмотрела на знак, и сердце радостно подпрыгнуло: так и есть, стоянка здесь запрещена! Значит, как он и рассчитывал, машину должны были отогнать на платную пгграфную стоянку. Ему даже не понадобилось искать специальное место или топить автомобиль в Москве-реке. За него все сделали алчные городские службы: сами приехали и сами спрятали машину в надежном месте. Ему бы потом осталось только заплатить штраф и забрать из машины деньги. Да, ума моему возлюбленному не занимать. Подойдя к постовому милиционеру на перекрестке, я выяснила, куда отогнали вчера машину, и поехала туда, вооружившись наглостью и необходимой для штрафа и взятки суммой. Номер машины, как и фамилию владельца, я знала, поэтому не составило труда, завалив деньгами ошеломленных охранников стоянки, наплести им с три короба, что забыла свои вещи в машине любовника, и получить к ней доступ. Никто не видел, как я отмычками открывала багажник, как вытаскивала из него большую спортивную сумку, набитую долларами, да и не было никому до этого никакого дела. Поблагодарив охранников, я прошла мимо них и поехала домой. Никакой радости я не испытывала. Было лишь сожаление. Ведь скажи мне Сергей о своих проблемах, я бы вытащила его из любого дерьма, и мы могли бы спокойно любить друг друга и счастливо жить на эти деньги. А зачем они мне теперь? Из-за них я потеряла свою любовь. Хорошо хоть вера осталась, что где-то еще есть моя половинка, мой единственный и ненаглядный, честный и добрый мужчина, который полюбит меня всем сердцем и душой. Я обязательно его встречу! И если у него возникнут проблемы с деньгами, как у Сергея, то я с радостью отдам ему эти триста тысяч долларов, лишь бы он не совершал дурных поступков и всегда меня любил…
Глава 3 ТЩЕСЛАВИЕ МЕРТВЕЦА
1
Вчера вечером я надела новое вечернее платье черного цвета и пошла в ресторан. Попросив официанта никого ко мне не подсаживать, чему тот несказанно удивился, я просидела в одиночестве несколько часов, не слыша музыки и не замечая никого вокруг, справляла день рождения Акиры — моего приемного отца, друга и Учителя.
…Он взял меня из детдома, когда мне едва стукнуло семь лет. Я была пятым приемным ребенком в семье. Было еще четверо таких же бездомных и безродных, как и я, мальчиков, которых Акира выискивал по всем детдомам Советского Союза, подбирая по одному ему известным качествам и признакам. Он никогда не рассказывал о себе, да мы и не спрашивали. Акира был для нас самым добрым отцом, надежным другом и строгим Учителем. Всем, что я сейчас имею, я обязана только ему. Он научил меня распознавать подлость и презирать ее в себе и в других. Он дал мне внутреннюю свободу и внешнюю независимость от любых обстоятельств, научил меня прощать другим то, что я не могла простить себе. В общем, он воспитал во мне человека, хотя и сделал из меня пантеру.
Из своей Японии он сбежал нелегально и под чужим именем прижился в СССР, справедливо полагая, что его не станут искать в коммунистической тюрьме, какой была тогда наша замечательная страна. И не ошибся. Почти. По крайней мере успел сделать то, ради чего навсегда распрощался с отчизной, — обучил нас уникальному в своем роде искусству защиты от всего живого, если оно вдруг вздумает причинить тебе неприятности. Зачем ему это было нужно, я узнала лишь перед самой его смертью, когда трое моих братьев уже лежали с отрубленными головами, а четвертый умер в больнице. Оказывается, Акира был одним из последних служителей запрещенного в Японии тайного культа. На протяжении многих тысяч лет они передавали друг другу знания о происхождении и гибели Японских островов, полученные якобы из уст тех, кто эти острова создал и кому суждено будет их уничтожить в 2074 году. Члены культа выработали специальную методику выживания, чтобы пережить грядущую катастрофу и продолжить жизнь на Земле. Не знаю, насколько все это достоверно и серьезно, только Акира был совершенно убежден в том, что именно в означенном году Япония исчезнет под водой вместе со всеми жителями. Видимо, он знал еще много интересного и важного, но тогда просто не было времени все рассказывать. В общем, нам пятерым нужно было во что бы то ни стало дожить до этого срока и, если предсказание сбудется, выполнить один тайный обряд чтобы души погибших японцев не покинули Землю навсегда, а вернулись сюда вновь. До той поры нам было запрещено кому-нибудь рассказывать о том, чем мы занимаемся дома и чему учит нас Акира. Если бы не трагические обстоятельства, приведшие два года назад к гибели почта всей моей семьи, он бы посвятил нас в таинство этого магического обряда, в котором непременно должны были участвовать пять человек столетнего возраста. К сожалению, теперь уже, независимо от того, доживу я или нет до 2074 года, японцам никто не поможет, если не дай Бог с ними что-то случится.
Акира учил нас быть дикими животными с разумом человека. Защищаясь, звери не знают ни страха, ни боли, ни жалости. Главное — уничтожить опасность, если нельзя ее избежать. Что станет при этом с противником — никого не волнует. Не нужно было лезть. Акира знал повадки и технику борьбы многих зверей, поэтому у нас в семье были Лев, Тигр, Медведь, Ягуар и я — Пантера. Мы так и называли себя дома, где проводили большую» часть времени в постоянных тренировках и медитациях. Все «звери» были ровесниками, поэтому ходили в одну школу, хотя и в разные классы. Мы сами убирали, стирали, готовили, а отец только учил нас не терять человеческий облик, перенимая многое от зверя. Частенько он возил нас в лес, в «родную» обстановку, чтобы мы практиковались в «естественной» среде. И мы напрактиковались до того, что Акира сам стал побаиваться нас, хотя, несомненно, был самым сильным из нас, даже когда мы выросли, а он состарился. Но он был для нас больше чем Богом, и мы не могли причинить ему вред так же, как не могли, например, укусить собственную руку. Все мои братья были страшными людьми, особенно Тигр, который к пятнадцати годам уже мог вырвать у живой лошади ногу вместе с костями и сухожилиями. И туг же раздирал ее ногтями и зубами. Однажды он сделал это на наших глазах, когда мы поймали в лесу заблудившуюся клячу. Акира тогда первый и единственный раз позволил нам убить живое существо, чтобы проверить свои силы. Зрелище было не для слабонервных. После этого отец запретил нам трогать даже комаров — их можно было только отгонять силой своей энергии, но ни в коем случае не убивать. Жизнь — главная ценность, говорил он. Мы имели право защищаться, но не нападать, не использовать свою силу во вред другим, если, конечно, эти другие не угрожают самому нашему существованию. Это правило мы впитали с кровью. Каждому из нас ничего не стоило убить человека голыми руками или сделать его на всю жизнь калекой. Попробуй войди в клетку к голодному тигру и посмотришь, что из этого получится. Он не будет думать, больно тебе или нет, а просто разорвет, и все. Такими были и мы, только нам еще было дано думать. Мы должны были использовать любую, даже мизерную возможность, чтобы избежать насилия, но если выбора не оставляли, загоняли в тупик, ставя в безвыходное положение нас и себя прежде всего, мы должны были доставать из глубин подсознания инстинкт самосохранения зверя, обученного убивать.
