Евгений Сухов - Медвежатник
— Наши поздравления, генерал, — Савелий Николаевич первым справился с шоком. — Вам сегодня везет.
Банкомет пододвинул к Аристову деньги.
— Господа, это только начало моего вечера, и я в самом деле очень желаю, чтобы он закончился для меня удачно.
С видимой ленцой генерал принялся засовывать в портмоне «катеньки».
— Что же у вас планируется на сегодня? — поинтересовался Савелий Николаевич.
Банкомет уверенно тасовал карты: распихивал их в середину колоды, разворачивал веером и вновь собирал в аккуратную стопку. Проделывал он свои операции профессионально, и несложно было догадаться, что за карточным столом малый провел большую часть своей жизни.
— Знаете, господа, сегодня я наведываюсь в рассадник московской преступности.
— Это куда же, ваше сиятельство? По Москве таких мест набирается немало, — слегка улыбнулся Родионов.
Григорий Васильевич поднял карты.
— Есть одно… — Он посмотрел на часы и продолжил: — Через час там начнется облава. Но сами понимаете, я вам говорю секретную информацию и поэтому ни-ни, — многозначительно приложил палец к губам генерал.
Аристов раздвинул карты. Избалованная фортуна этот вечер решила провести с ним — на руках он держал три туза.
— Мы понимаем вас, ваше сиятельство. Это, очевидно, Хитровка?
Генерал усмехнулся:
— У нас имеется серьезное предположение, что медвежатник, о котором так много говорят в последнее время в Москве, или сам родом с Хитровки, или имеет в этом месте своих людей. Мне бы хотелось убедиться в этом лично. Господа, знаете, я выиграл опять.
Медленнее, чем следовало бы, Аристов перевернул карты.
— Вам везет сегодня, ваше сиятельство, — улыбнулся Родионов.
— Определенно, мой друг!
Брюнет небрежным, но точным движением профессионального каталы собрал карты в общую кучу и выбросил их в корзину.
— Господа, пора менять колоду. Если не возражаете, давайте прервемся минут на пять, я принесу несколько нераспечатанных колод.
Правила требовали того, чтобы каждая игра начиналась с новой колоды карт, и у Гагариных в запасе их было не меньше, чем в каком-нибудь казино Баден-Бадена. Коллекция карт была богатейшей, представленная практически всеми странами мира, но играть, как правило, предпочитали немецкими, которые отличались отменным качеством атласной бумаги.
Игроки полезно воспользовались неожиданной паузой. Подскочивший лакей распечатал бутылку «Вдовы Клико» и разлил шипучее вино в высокие хрустальные бокалы.
— Ох, извините, господа, я вынужден вас оставить, — печально улыбнулся Родионов. Он вытащил из нагрудного кармана часы и щелкнул крышкой. — Да-с! Боюсь, если я опоздаю, меня не будут дожидаться.
— Признайтесь, Савелий Николаевич, — погрозил пальцем Аристов, — наверняка здесь замешана дама!
Родионов улыбнулся.
— Возможно, генерал, — и, слегка поклонившись, бодрым шагом вышел из зала.
Банкомет поджидал Родионова у самой лестницы. В руках он сжимал небольшую плетеную корзину, в которой лежало десятка полтора колод карт. Ему пора было возвращаться в зал, и оттого он заметно нервничал.
Савелий остановился, сделав вид, что поправляет запонки, и, ни на кого не глядя, произнес:
— Вот что, Аркаша, сделай так, чтобы его сиятельство задержался у вас часа на три. Не мне тебя учить, как это делается. Ты меня хорошо понял?
— Да, Савелий Николаевич.
— Вот и отлично, а теперь ступай!
Аркадий украдкой стрельнул глазами на площадку лестницы, где с канделябрами в руках стояли слуги, наряженные в одежду петровской эпохи, — княгиня любила театрализованные действа. Слуги были настолько поглощены созерцанием стен, что не обратили внимание на то, как банкомет быстрыми движениями переменил несколько колод. После чего уверенно распахнул дверь и вошел в зал.
Глава 13
Лицо Савелия обдало вечерней прохладой. За углом его уже поджидал экипаж, спрятавшийся в глубокой тени деревьев, да так, что его невозможно было рассмотреть даже при ярком уличном освещении.
Некоторое время он постоял около крыльца, словно о чем-то раздумывая, а потом, беззаботно помахивая тростью, неторопливо направился к экипажу.
Савелий удобно расположился на сиденье и громко произнес:
— На Тверскую, голубчик, двугривенный тебе за скорость.
Андрюша, почувствовав игру, так же весело отвечал:
— Слушаюсь, ваше благородие. Это мы мигом устроим за такую плату. — И, хлестнув лошадку плетью, прокричал на всю улицу: — Ну чего застыла, старая, не слышишь, что ли, хозяин торопиться велит!
Лошадь весело застучала по булыжнику, заглушая слова Савелия.
— Вот что, Андрюша, сейчас ты свернешь направо и высадишь меня около Ильинки. А сам что есть мочи гони на Хитровку и скажи старику Парамону о том, что сегодня ночью будет облава.
— Понял.
— Пускай товар припрячут. Сегодня не самый лучший день, чтобы задорить фараонов краденым. Да и сам пускай схоронится где-нибудь в укромном месте. И чтобы поторопился! Хитровку оцепят уже через час.
— Слушаюсь, Савелий Николаевич, — понимающе протянул Андрюша и вдоль спины огрел лошадку тяжелой плетью. — А сами вы куда?
— А у меня здесь свои дела имеются.
— Пошла, родимая! — крикнул Андрюша, и лошадь, опасаясь очередной горячительной добавки, прибавила ходу.
— Останови здесь, — приказал Савелий.
— Тпру! — потянул на себя поводья Андрюша, и животное, сердито боднув воздух, замерло. — Вы бы, хозяин, поберегли себя, мало ли чего. Да и время нынче неспокойное, как бы кто из пришлых не сгубил.
— Не беспокойся за меня, поезжай! — сказал Савелий и, не оборачиваясь, направился в сторону Ильинки.
Фасад Московской биржи величественно проступал в сгустившихся сумерках. На фоне двухэтажных строений государственное здание выглядело огромным кораблем среди утлых суденышек. Вдоль фасада неторопливо прохаживался городовой, и по его унылому лицу было заметно, что он проклинал ночное дежурство и не мог дождаться часа, когда наконец явится смена.
Савелий Родионов остановился в двух кварталах от биржи. Осмотрелся по сторонам: улица выглядела пустынной, только где-то на противоположной стороне улицы, от душевной тоски, заунывно тявкала собака.
Родионов свернул в переулок, остановился у небольшого деревянного домика с махонькими окнами и негромко постучал пальцами в окно. Сначала было тихо, а потом в глубине комнаты вспыхнул фитиль от лампадки и чей-то рассерженный голос пророкотал:
— Кто это?! Кого там несет в такую темень?!
— Открывай, Антон! — добавил в голос строгости Савелий. — Свои!
Занавески на окне дрогнули, и в следующую секунду показалась взлохмаченная мужская голова. Лицо вытянутое, а на самом подбородке пучок темных волос.
— Боженьки святы! Неужто это вы, Савелий Николаевич? — растянулось в доброжелательной улыбке лицо. — Кабы знать, я бы подготовился. Чаю бы хоть доброго у Елисеева купил.
Дверь открылась, и на пороге появился молодой мужичонка лет двадцати пяти.
— Проходите, Савелий Николаевич! Какая радость, какая радость! Ну кто бы мог подумать. Я сейчас чайку поставлю.
Родионов прошел в махонькую прихожую. Хозяин чем-то погремел в самом углу, и в комнате тусклым светом замерцала лампа.
— Ты все подготовил, Антон, что я просил?
— А как же, Савелий Николаевич, подготовил, как вы просили. А только разве сегодня? — осторожно поинтересовался Антон Пешня. — Кажись, мы на другой день сговаривались.
— Все изменилось, Антон, придется сегодня.
— Ну, ежели так, — неуверенно протянул Антон и скрылся в соседней комнате. — Куда же я его запрятал, — рылся он шумно: на пол мягко падали какие-то вещи, с мелким дребезжанием опрокинулся металлический предмет, а еще через мгновение раздался победный голос Антона: — Едрит твою! Отыскался. Это надо же так затолкать. А все потому, что беспокойства нынче много, жандармы под окнами так и шныряют. Никогда не знаешь, когда их нелегкая в дом может занести. — Антон вышел, сжимая в руках маленький чемоданчик, слегка поцарапанный, но не старый. С таким багажом на улицах Москвы встречаются посыльные, да еще мелкие служащие, заявившиеся в Белокаменную для удовольствий.
Савелий взял чемодан, щелкнул замками и внимательно осмотрел реквизит: инструменты лежали в ячейках, сверла в особом кармашке, а дрель, пристегнутая короткими кожаными ремешками, в специальном углублении, здесь же — небольшой молоток с заостренным наконечником.
Савелий аккуратно закрыл крышку и произнес:
— Кажется, все.
— Обижаешь, хозяин. Здесь все, до единого сверлышка.
— Ладно, обидчивый какой нашелся, — примирительно произнес Савелий. — Пошутил я.
Губы Антона разошлись в доброжелательной улыбке.
