Каникулы строгого режима - Кивинов Андрей Владимирович

– Нет уж, на фиг такая самодеятельность, – Кольцов прекрасно понимал, что, если подельник попадется, из него вытрясут все. Тем более что выгораживать Сергея положенцу особого резона не будет.

– Сколько натикало? – не вступая в полемику, спросил Сумрак.

– Девять без пяти. Что, прямо сейчас рыть начнешь?

Витя несколько секунд смотрел на дорогу.

– Есть одна думка, да измена прет… Сейчас расконвоированные в поселок потащатся. Попробую договориться.

Кольцов понимал, о чем речь. Расконвоированные жили в зоне, но работали на воле – в поселке. Кочегарами, водителями, иногда даже санитарами в поликлинике. Своих квалифицированных кадров в Потеряхино-2 не имелось, приходилось пользоваться услугами специалистов со стороны. При этом, как положено в образцовых колониях, специалистов тщательно обыскивают на входе и выходе, чтобы не принесли с собой безобразия, мешающего перевоспитанию и исправлению осужденных, и не выносили всяческие малявы или сувениры на волю. Мало того, как правило, все эти трудящиеся «дружили» с администрацией, ибо за одно примерное поведение досиживать срок в поселении вряд ли отправят. Оно должно быть чрезвычайно примерным и продуктивным. При таком положении дел действительно безопаснее подойти к охраннику и попросить об услуге.

Все эти аргументы опер тут же выложил подельнику. Напоследок добавил еще один, козырный:

– И никаких гарантий, что он просто не перепрячет общак в другую шхеру, а тебе заявит, что ничего не нашел. Сам же говорил.

– Я знаю… Но ничего другого, один хрен, нет. Я тебя не держу. Кореша твоего не сдам, не писай.

– Ты-то, может, и не сдашь. Лампасы сдадут.

Кольцов кивнул на милицейские галифе, сразу наводящие на мысль, что без помощи спецслужб побег не обошелся.

– Ничего… Если что – сниму.

«А неплохое было бы дефиле – кеды, трусы, футболка с Микки-Маусом, пиджачок… Девиз: „Спорт как образ жизни“. Первая премия».

Евгений понял, что отговаривать Сумрака бесполезно. Товарищ пробит на голову окончательно. Ну и пошел он со своими понятиями… Пусть что хочет, то и делает. А я, как стемнеет, в лес уползу…

Правда, там найти могут… Ну не идти же на поводу у этого запоняченного!

Через два часа рабочий класс появился на желтой дороге, ведущей из Изумрудного города. У каждого был свой рабочий график, поэтому давки и очередей на досмотре не создавалось. Естественно, Сумрак не кинулся с жаркими объятиями к первому встречному. Сначала он долго всматривался здоровым глазом в лица проходивших, вспоминая их характеристики и человеческие качества. Двух первых пропустил сразу, они наперегонки к куму побегут – доложить о неожиданной встрече с беглецами, чтобы кум похлопотал об их досрочном освобождении.

Кольцов за дорогой не следил из принципиальных соображений, давая понять, что не собирается участвовать в заведомо провальном мероприятии. Но около полудня Сумрак его окликнул:

– Слышь, глянь на того доходягу. Что-то «заточка» у него знакомая.

– Какая еще заточка?

– Ну, морда…

Кольцов раздвинул ветки кустарника и увидел на дороге молодого парня в мешковатой куртке, явно великоватой для его тощей фигуры.

– Это Милюков… С моего этапа. Первоход. За кражу из магазина сидит. Странно, что его на расконвойку отправили. Даже полсрока не оттянул. Наверно, родня похлопотала. Или стучит хорошо.

Сумрак тоже вспомнил парня. Какая родня? Это ж он сам после порки попросил Вышкина его расконвоировать. В порядке исключения. Значит, Вышкин просьбу выполнил… Успел перед отпуском.

– Я сейчас.

Положенец, шепотом матерясь, пополз по траве к кусту, росшему возле самой дороги.

Его могли заметить с вышки, но никто и не говорил, что будет легко. Не заметили. Оставалось притаиться и ждать.

– Эй, сорванец…

Услышав негромкий окрик, парнишка вздрогнул, остановился, повернул голову. Не почудилось ли?

– Чего стоишь, как суслик… Двигай сюда!

Сумрак раздвинул кусты. Милюков сразу узнал положенца и, в общем-то, несказанно удивился. Видимо, информация о побеге из больницы еще не долетела до его лопоухих ушей.

– Ой, дядь Витя…

– Иди, говорю, не отсвечивай. Племянничек, блин.

Милюков спрыгнул в канаву, тянувшуюся вдоль дороги, подбежал к кусту.

– Здрасте… А вы живы?.. А у нас тут всякие слухи ходят. Что убили вас и что…

– Не трещи, как член в коробке. – Авторитет перебил новобранца. – Сядь лучше… У меня к тебе «хрюк по-деловому».

– Чего?

– Разговор…

– Да-да, пожалуйста.

– На выходе сильно шмонают?

– Когда как. Если смена нормальная, не очень. Сегодня все вывернули. А вам вынести что-то надо?

– Да… Сможешь?

– Дядь Витя, конечно… Только скажите, – уверенно и преданно заявил Милюков.

– Какой я тебе дядя?

– А кто?

«А, действительно – кто? Не тетя же».

Конечно, только полный идиот доверил бы такому племянничку сокровища предков.

В мирной обстановке. Но сейчас обстановка фронтовая. И выбирать гонца не приходится. На безрыбье…

– Слушай сюда… Знаешь, где в кочегарке душ?

– Конечно.

– Заходишь в крайнюю кабинку слева. Запираешься на защелку. Там на стене большая «мартышка».

– Кто?

– Зеркало… Снимешь его. Увидишь лист железа на шурупах. Вывинти их.

– А чем?

– Пальцем! Отвертку на промке возьми. Или монетой. Под железом кладка, но она не на растворе. Вытащишь кирпичи, достанешь черный «бандяк». Пакет, то есть. Спрячешь под куртку и вынесешь из зоны. Принесешь на это место. Клюв в пакет не суй. Попадешься, скажи, нашел в кочегарке, хотел скрысить. Только в кабинке все, как было, верни.

– Не волнуйтесь, дядь Вить, все сделаю. Завтра хорошая смена, почти не шмонают…

– С Богом. Ступай.

Когда Милюков скрылся за поворотом, Сумрак вернулся в отель.

– Ну что, озадачил? – поинтересовался сосед по номеру.

Дядя Витя молча кивнул головой.

– Может, лежку сменить? От греха… Приведет парниша хвост пушистый.

– Кому суждено утонуть, тот не повесится. А мне что топор, что веревка… Хочешь, линяй…

Линять было некуда, и Кольцов остался в номере.

Сутки прошли спокойно, хотя и скучно. Интеллектуальные игры типа «Города» или «Угадай мелодию» популярностью в отеле не пользовались. Анекдоты тоже. Около трех часов пополудни пришлось пережить небольшое волнение и взбодриться. На окраине леса появились несколько молодых людей в зеленом и их боевой командир с автоматом. Командир поставил задачу, и «лесные братья» углубились обратно в чащу. Кольцов поздравил себя с тем, что не стал менять местоположение.

Далее все по распорядку. Сон, ланч, свежий воздух, ужин, культурная программа – птичьи песни в сопровождении ансамбля сторожевых овчарок. Минимум разговоров, минимум движения, экономия жизненной энергии. Печенье – не мясо, даже если написать на упаковке «барбекю», желудок не обманешь. Спасибо, немного обманывала колбаса. Не столько содержанием, сколько формой и запахом.

Доев очередную ее порцию, отдыхающий Сумароков мрачно изрек:

– Хоть бы шавка какая пробежала…

– Зачем? – не понял отдыхающий Кольцов.

– Сожрали бы…

– Ты чего, кореец?

– Почему кореец?

– Ну, они собак любят.

– Нет, не кореец. Но есть доводилось. Между прочим, деликатес. Не крыса и не жаба какая-нибудь… Гораздо вкуснее.

– Ну, ты хоть жарил или так?

– Приспичит, и так схаваешь… Бывало, и ежиков трескали.

– Они ж колючие.

– Так это только снаружи. А внутри сало, жир. – Положенец сглотнул слюну, прилег на траву и стал рассматривать облака, продолжая при этом неспешно делиться славными воспоминаниями. [20]

– Я, вообще-то, не всегда на блатную педаль давил (не всегда был блатным авторитетом). Поначалу – мужиком. Работягой. После крестин (суда) совсем зеленым попал на северную красную (режимную) зону. С суками кантоваться (иметь дело) впадлу (неприемлемо). Вышел на расконвойку и начал бычить на повале (трудиться на лесоповале). Наркомовскую пайку (положенное питание) менты крысили (отбирали) да активисты топтали (зэки-помощники администрации ели). После них нам кропаль (чуть-чуть) доставалось. Но план требовали, иначе дуплили (били) как резиновых. На что я двужильный, но и то лунявым (контуженым) стал. Кто-то решал, чем так мучиться, лучше ссучиться (стать активистом). Но я в шерсть (в актив) не пошел. Когда совсем в дохода (в дистрофика) начал превращаться, один приятель и научил ежиков хавать. Пузо вскрываешь и жрешь. Я сначала брезговал, стремно (необычно) все-таки. После втянулся. Так сезон и перекантовался на ежиках. А если уж собачка попадалась – вообще праздник.