Андрей Воронин - Лабиринт для Слепого
Но второй, в кожаном пиджаке, не дремал. Он сунул руку под пиджак, и Глеб понял, что сейчас появится пистолет. Но мужчина не успел воспользоваться оружием. Пистолет появился и тут же полетел в, сторону, выбитый ногой Сиверова, а противники оказались друг перед другом.
Глеб заметил, что мужчина в кожаном пиджаке явно обескуражен такой прытью соперника: лицо его раскраснелось, а глаза беспокойно забегали. Но он тут же собрался и ринулся на Глеба, уклоняясь от ударов, которые тот еще не наносил. Глеб сделал два шага в сторону.
Вернее, это были даже не шаги, он просто проскользил ногами по полу, не отрывая их от поверхности – так, словно был на коньках. Затем развернулся на одной ноге, перехватил руку нападавшего, быстро вывернул запястье, но не настолько сильно, чтобы порвались связки, а вполсилы, и, развернув противника, дважды ударил его кулаком в солнечное сплетение.
Мужчина вскинул руки, словно выходя из окопа и сдаваясь на милость победителя, затем качнулся. И тогда Глеб нанес очень короткий и сильный удар в нижнюю челюсть. Но соперник устоял, видимо, помогли тренировки, да и масса у него была изрядная. Глеб, чтобы завершить бой, как-то хрестоматийно провел четкую атаку, словно работал с тренажером, а не с живым человеком. И после трех коротких резких ударов соперник будто бы переломился в пояснице, из его носа хлынула кровь, и он осел на пол, скорчился и стал хватать воздух широко открытым ртом.
Альберт Прищепов смотрел на эту сцену, абсолютно не понимая, что происходит. У него из носа тоже текла кровь.
Глеб хотел нагнуться и взять пистолет, но в это время здоровяк в сером костюме, уже успевший очухаться, бросился на Сиверова и, схватив сзади, стал душить.
Глеб попытался вывернуться, но буквально в долю секунды сообразил, что это ему не удастся. И тогда он применил прием, которому его научил лысый большеголовый инструктор по рукопашному бою в засекреченном учебном лагере. Он прижал руку нападавшего к своей шее и бросился в противоположную сторону, ударив своего соперника головой по носу. А затем повторил это движение. Хватка ослабла, и Глеб, вырвавшись, отскочил в сторону, быстро развернулся и, уже ни о чем не думая и не рассчитывая силу удара, рубанул противника ребром ладони по шее сбоку. Глебу даже показалось, что у него под рукой что-то хрустнуло.
Мужчина в сером костюме, потеряв сознание, рухнул на кафельный пол. Глеб схватил пистолет, привычным движением сунул его за брючный ремень, затем поставил на ноги Прищепова и потащил его из туалета.
– Пойдем, пойдем! Скорее, скорее! Иди к выходу, я заберу Тамару.
Он спокойно вошел в зал. Тамары за столиком не было. Она танцевала с каким-то парнем, на шее которого болтался пестрый галстук с яркими, вышитыми золотом рыбками.
– Тамара, уходим! – махнул рукой Глеб.
Тамара виновато улыбнулась своему кавалеру. Тот попытался задержать ее, но, увидев взгляд Глеба, тут же оставил свои попытки.
– Я уже расплатилась, – пробормотала Колотова, когда Глеб выходил с ней из ресторана.
Она успела надеть плащ, Глеб нес свой На руке.
У входа их ждал Альберт Прищепов.
– Скорее! Пойдемте!
Он схватил Альберта Николаевича под руку и потащил к своему припаркованному автомобилю.
– Альберт Николаевич, что случилось? – спросил Глеб, когда они уже ехали.
– Не знаю… Потом расскажу, – испуганный, еще не придя в себя от пережитого, лепетал Прищепов.
– Кто они вообще такие?
– Я их не знаю, впервые вижу, – сказал Альберт Прищепов, но Глеб по его взгляду понял, что меценат врет.
– Мне кажется, вы чего-то недоговариваете, а так дела не делаются. Я подставлял свою голову, рисковал, они могли меня убить. А вы вот так…
– Ладно, ладно, потом расскажу, – взглянув на Колотову – дескать, здесь присутствуют ненужные свидетели, – пообещал Прищепов.
Глеб согласно кивнул.
– Ну что же, будем надеяться.
Прищепов, сидящий на переднем сиденье, вытащил из кармана носовой платок и приложил его к разбитому носу. На платке остались темные пятна крови.
– Мерзавцы! Сволочи! – зашептал он.
– Куда едем, Альберт Николаевич?
– Куда, куда… Мне надо домой.
– Куда везти? Где ваш дом?
Прищепов несколько мгновений медлил, затем махнул рукой вперед.
– На Крымскую набережную, а там я покажу.
– Через мост поедем или как?
– Да, через мост, так скорее.
Автомобиль Глеба помчался быстрее. Вокруг сверкала огнями Москва. Лился неоновый свет рекламы, тепло светились окна домов, поблескивали рубиновые огни автомобилей, блестел мокрый асфальт. Глеб спокойно вел машину, глядя прямо перед собой.
А Прищепов недовольно шмыгал носом, пытаясь унять сочившуюся кровь. Тамара молчала, не совсем понимая, что произошло.
– Альберт, что с тобой? – наконец спросила она.
– Да ничего, споткнулся.
– Вот это да! – удивилась Тамара. – И что, прямо носом?
– Не твое дело. Замолчи, сволочь!
Тамара осеклась, явно не ожидая столь резкого выпада.
Вскоре машина подъехала к дому Альберта Прищепова. Глеб затормозил на том же месте, где несколько дней назад горбатый водитель высадил Бычкова-Бочкарева, когда тот побежал к Прищепову за наркотиками.
Конечно, Сиверов не мог знать разговора, который произошел у скульптора-наркомана с водителем-провидцем.
– Куда дальше? – спросил Глеб.
– Лучше заехать во двор.
– А машину там оставить можно?
– Конечно, можно, – сказал Прищепов сдавленным голосом, продолжая прижимать платок к носу.
– Хорошо.
Автомобиль плавно вкатил во двор, и Прищепов кивнул:
– Стоп. Вот у этого подъезда.
Они выбрались из машины. Видимо, не очень желая приглашать к себе гостей, но не найдя благовидного предлога отказать, Прищепов пробормотал:
– Ну что же, господа, прошу подняться ко мне. Немного выпьем и закусим.
Лифт остановился на нужном этаже. Хозяин долго возился с многочисленными замками. Глеб смотрел на Тамару, но в то же время четко следил за движениями рук Альберта Прищепова, считая и изучая замки, которыми была оснащена тяжелая дубовая дверь. Когда дверь открылась, за ней оказалась вторая. И Глеб увидел, что обе двери усилены стальными листами.
«Да, неплохо», – отметил он про себя, осматривая массивные металлические уголки, укрепляющие дверь квартиры Альберта Николаевича Прищепова.
Огромная прихожая. Высоко под потолком вспыхнула люстра, заиграли хрустальные камешки подвесок.
– Роскошно! – выдохнула Тамара.
Она никогда не была в квартире Прищепова, – Глеб это понял по ее изумленному вздоху.
Альберт Николаевич быстро двинулся в ванную. Послышался шум воды, затем Прищепов высморкался и вернулся уже умытый, но со свежим носовым платком в руках – Проходите в гостиную, располагайтесь на диване.
Гости прошли в поражавшую своими огромными размерами гостиную. Большой персидский ковер, старый, но прекрасного качества, с дивными птицами по краям, устилал комнату. Начищенный инкрустированный паркет сверкал. Мебель была под стать ковру. Массивный круглый стол, на нем – мраморная пепельница, оправленная в бронзу. Подсвечники по углам, рояль и черный буфет, весь точеный, с маленькими стеклянными оконцами, за которыми поблескивала дорогая посуда. А на стенах – многочисленные картины в дорогих золотых рамах, поражавших изысканным рисунком – переплетенные виноградные гроздья, листья, яблоневые цветы. Эти рамы явно когда-то украшали иконы и были взяты с иконостаса. Где-то подобную резьбу Глеб Сиверов уже видел, но где – не мог вспомнить. Но сочетание великолепных старинных рам и не менее прекрасных, но абсолютно новых современных картин выглядело странно.
– Как у вас хорошо!" – не смогла скрыть восторга Тамара.
– Да, да. Располагайтесь, – в буфете стоят бутылки.
Возьмите все, что нравится, выставляйте на стол. Будем пить.
Зазвучала легкая музыка, и Глеб только сейчас заметил колонки – высокие и отделанные золотистым деревом. Они походили на небольшие шкафчики. А сама аппаратура стояла в ореховом стеллаже. Книг в гостиной не было. Поражала чистота.
– Вы сами убираете? – поинтересовался Глеб.
– Да нет, приходит женщина через день. Она готовит мне еду и убирает. А так же кое-что стирает, – улыбнулся Прищепов, явно удовлетворенный впечатлением, какое произвела на гостей его квартира.
Глеб сел на мягкий диван. Упруго скрипнула кожа.
А вот Тамара Колотова никак не могла найти себе место. Она не решалась опуститься в глубокое кресло, слишком уж короткой была ее юбка. Но, наконец, она все же решилась.
Глеб заметил ее растерянность и улыбнулся:
– Не стесняйся, Тома, будь как дома. Альберт Николаевич не обидится.
А хозяин уже возился на кухне у холодильника, извлекая из морозильной камеры лед. Тихо звучала музыка, Прищепов сам, видя, что гости не проявляют инициативы, достал из черного немецкого, явно трофейного, буфета бокалы и бутылки, тесной группкой составил их на столе и предложил:
