Александр Граков - Охота на крутых
– Отвечу сразу на второй вопрос: работаю в одной из школ инструктором по рукопашному бою, а также ориентации на местности и выживанию в экстремальных условиях.
– Но ведь это – секретные сведения, а ты их вышлепываешь первому встречному! – ужаснулся я.
– Поэтому и вышлепываю, что ты мне – не первый встречный, – на полном серьезе ответил Борька и добавил не без ехидства: – В отличие от некоторых одиночек‑мстителей четыре года назад!
– Так ты знал?
– Больше догадывался и старался не мешать. Все ждал, когда возьмешь напарником на ночную «охоту».
– Ну ты сам понимаешь, времена были, когда одному легче сохранить тайну. А ты тогда еще был, мягко говоря...
– Да ладно, не в обиде я! – махнул рукой Борька. – Зато теперь у меня такие широкие возможности, что ты ахнешь, если расскажу.
– Расскажешь! – заверил я его. – Дома за рюмочкой. А пока скажи, как попал туда, в эту школу?
– Ты меня здорово подучил драться, ну я пошел совершенствовать практику в Высшую школу милиции, – признался Борька. – А оттуда, видя мои способности, меня быстренько определили на спецкурсы в Среднюю Азию. Там после курсов работали на встречах в аэропортах, по охране всяких прилетающих знаменитостей, ну вроде прикрытия...
– Так мы и работать продолжали параллельно! – не удержался я.
– Вполне возможно! – не моргнув глазом, ответствовал Борька. – Как‑то раз я с двумя напарниками без применения оружия уложил человек двенадцать террористов из какой‑то там мусульманской группировки «Аллах акбар», пытавшихся захватить частный правительственный самолет вместе с его пассажирами. Представляешь, что там творилось? Они ведь тоже не любители какие‑нибудь... один из моих напарников до сих пор на больничку работает. Мне повезло втройне: во‑первых, живой и целый, во‑вторых, досрочно выдали диплом и лишнюю звездочку на погоны в придачу, а в‑третьих, – перевели оттуда к чертовой мамочке в Россию. За нами после той бойни в аэропорту всерьез охотиться начали.
– А третий напарник где?
– А третьему повезло там, возле самолета, но его достали после, в трикопыта мамочку, прямо на любовнице – в висок из снайперки. Организация у них вполне серьезная, так что я и здесь, дома, хожу оглядываясь.
– Ну, а арсенал наш цел? Помнишь того «картофельного» мужичка с Кубани? И его «артиллерию»?
– Винтовочка «Армалит АР‑15»? Как же, как же! Я к ней прибор ночного видения достал и оптику. Смазана и спрятана у самого надежного человека на земле. А твой НЗ как поживает?
– Все на месте, – успокоил я его. – И еще кое‑что в придачу.
– А теперь давай ты про свое житье‑бытье, – попросил Борис.
Вкратце обрисовав ситуацию, я пожаловался ему, что вот уже считай два месяца сижу без дела: кража женского белья, которое сушилось во дворе, да разгон общества гомосеков в студенческом общежитии мединститута – какие же это «дела»?
– Не боись, подброшу по дружбе! – пообещал, отъезжая с комиссией, Борька. И в августе подбросил‑таки через мое начальство дельце, по оценке моих коллег, совершенно «глухое» – о без вести пропавшем главвраче областной детской больницы докторе Агафонове, таинственно исчезнувшем из своего гаража майским вечером этого года. Он исчез бесследно, среди бела дня, и никто, естественно, ничего не видел. Ни уголовные элементы того района, где это случилось, ни придурки‑рокеры не внесли ясности в странность происшествия: хозяин гаража как сквозь землю проваливается, зато авто его открыто настежь, ключи зажигания – в замке, документы, деньги, даже очки в целости и сохранности кто‑то на следующий день аккуратно подсовывает под дверь квартиры доктора, затем звонит и уходит. Какая‑то чертовщина!
Две недели я голову ломал, чего только не перепробовал предпринимать – ноль результатов. Начальство вошло в мое положение и мне предоставили еще пять дней, после которых дело следовало сдать в архив. Очередной «висяк», за который при проведении годовых итогов по головке не гладят. А вечером в мой кабинет, где я теперь довольно часто оставался ночевать после смерти матери, вошел прилично одетый, по виду – авторитетный мужчина лет пятидесяти пяти и отрекомендовался:
– Я родной брат Виталия Михайловича Агафонова. Приехал к вам из Москвы просто поговорить...
Смысл его «простого» разговора был прост: за три дня его краткого визита в Донецк я предоставляю ему любые сведения, проясняющие картину исчезновения его дорогого братца. А мне за это премия – пять тысяч баксов! О себе москвич рассказал немного: очень даже недавно служил на Лубянке, дошел до генеральского звания, но – устарел взглядами. Попросили «отойти в сторону», не мешать новым веяниям перестроечного периода.
Уходя от меня почти в час ночи, генерал в отставке очень просил помочь, а на прощанье оставил у меня всю имеющуюся в наличии валюту.
– Тратьте, как хотите, молодой человек, но дайте мне результаты! На вас я надеюсь – больше не на кого. Жить буду в доме Виталия, там меня и найдете в случае надобности.
За весь разговор наш он даже имени моего не спросил. Ну и мужичок!
Всю ту ночь я не спал – звонил, мотался по городу. «Ставил на уши» всех, кто хоть чем‑то мог помочь: проституток, «стукачей», старых оперов‑пенсионеров... А к десяти утра следующего дня, когда голова отказывалась соображать вообще и в частности, меня осенило – вспомнил о деле Богатыревой и помчался на «ферму» Холошенко.
– А‑а‑а, начальник! Как же, помню – это ты тогда Жанночку из гнилого болота тех молокососов вытащил. А чего же после не заходил? Загордился или компанией старика брезгуешь? Ага, вижу по глазам твоим, мусоренок, – помощь потребовалась? Угадал? Ну что ж, давай колись, ты меня с моей «птичкой» выручил, может быть, и я тебе пригожусь! А вообще предложил бы я тебе одну классную должность у себя, но... Опять же по глазам вижу – «шестерить» не любишь. Поэтому и не буду базлать. Короче, слушаю тебя внимательно, без понтов.
Любитель «птичек» выслушал мою просьбу, сходил в дом, позвонил в город и, вернувшись, почти три часа выяснял мое отношение к событиям в мире, России и нашем городе, угощая прекрасным французским коньяком... Уже во время обеда к нашему столу подлетела одна из «птичек», годящаяся по годам Холошенко если не во внучки, то в дочери – наверняка, и ангельским голосом прощебетала:
– Костенька, тебя к телефону!
А еще минут через десять Костенька сообщил мне, что в двадцать два ноль‑ноль у меня и брата пропавшего Агафонова состоится встреча со «стукачом», который даст полную и правдивую информацию и возьмет за это тысячу баксов. На вопрос о компенсации за его хлопоты один из первых на Украине «полевых командиров» рэкета оскорбился:
– Слушайте, ментенок, вы мне этого не говорили, а я не слышал! И не рискуйте повторить свое предложение, ибо я прикажу своим цыпочкам зацеловать вас до смерти! Или вы согласны не до смерти?
Его встречная шутка‑предложение мне понравилась. А вот вечерняя встреча с осведомителем напрочь отбила охоту веселиться. Насколько мне удалось понять, к нам подошел старый офицер СИЗО (следственного изолятора), добрейшей души человек, в свое время таскавший на свободу «телеги» авторитетов, «отдыхавших» временно в его заведении. Естественно, таскал не бесплатно. Он объяснил, что мальчики из сидоренской «шестерки» привозили в его «контору» Агафонова в мае (пропавшего он опознал по фотографии, показанной по телевидению). Регистрировать привезенного оперы почему‑то не захотели – им была нужна лишь камера для «расспросов». «Расспрашивали с пристрастием» те орлы пожилого доктора до двух часов ночи. Тема «беседы»? Конечно, подслушал – откуда на имя доктора вклад в швейцарском банке на несколько сот тысяч долларов? Агафонов молчал до утра, а утром – помер. Сердце, видать, не выдержало одного из уколов в вену. Увозили его тело на той же «Ниве», что и привезли. Куда увезли и где тело? А хрен его знает! Может, и «проявится» где‑нибудь после зимы из‑под снега... А скорее всего – нет. Эти ребята умеют прятать концы.
– А где гарантия, что все это правда? – спросил я.
Мне ответил Агафонов‑москвич:
– Молодой человек, вопросов больше не надо! Отдайте человеку деньга и отвезите меня куда‑нибудь в гостиницу. Мне нужно подумать и отдохнуть!
Я отвез его в «Турист» – по старой дружбе и в память Ивана Николаевича для меня всегда держали номер в резерве.
На следующий день Агафонов‑москвич дал мне свою визитку, попросив, если, не дай Бог, что случится со мной, обращаться к нему напрямую, и уже на трапе сунул в мой карман пять сотенных долларовых купюр из тех, что я вернул ему накануне вечером. И улетел. Может быть, кто‑то и подумает: идиот, добыл информацию и отказался от трех тысяч баксов... Но остальные, думаю, меня поймут – по‑другому я не смог...
