Сергей Самаров - Пробуждение силы
– Подполковник Стромов. Ребята, подскажите… К дочери в гости приехал, послала в магазин за детским питанием, а в этом магазине нет такого. Где здесь еще купить можно?
Менты не на него смотрели. На них звание сразу произвело впечатление, тем более, он не сказал род войск, и резонно им было бы предположить, что он подполковник милиции. И потому они подробно объяснили и показали, где находится следующий продуктовый магазин.
– Спасибо…
Это уже было и прежнее, наверное, хладнокровие, и прежняя уверенность в себе. Андрей Никитович возвращался в нормальное для себя состояние стремительно и уже даже с Абдулло Нуровичем себя не сравнивал. И даже мысль мелькнула о том, что хорошо бы Маришу и внука куда-то устроить в безопасное место, лишь бы домой не допустить, потому что с Любушкой они по отдельности каждая являются его защитой, одновременно исключая необходимость ликвидации другого, а вместе сразу же автоматически превратятся в объект уничтожения, как важные свидетели. Устроить бы Маришу куда-то, а самому отправиться прямиком на Хорошевку в здание ГРУ.
Но он тут же одернул себя. Пока не следует торопить события, хотя, возможно, так и придется в скором времени сделать. Но все же лучше узнать, как дела у Любушки, и, если она уже связывалась с Владимиром Андреевичем…
Стоп! Андрей Никитович только тут осознал, что вот совсем недавно, в разговоре с дочерью, он не мог вспомнить Владимира Андреевича, а сейчас помнит его прекрасно, помнит даже лицо и улыбчивые глаза. Значит, правда, значит, все восстанавливается стремительно, в геометрической прогрессии…
Значит, если Любушка звонила Владимиру Андреевичу, тот будет в курсе всего, что происходит, и именно он отведет подполковника на Хорошевку. Это будет гораздо лучше, чем ему отправляться неизвестно к кому, не имея документов. Восемь лет прошло… Его уже могли напрочь забыть…
Милиционеры показывали дорогу к магазину по улице, но Андрей Никитович знал, что можно пройти через двор, оглянулся, убедился, что менты его не видят, и свернул за угол дома, чтобы срезать путь. Мариша ждет, надо поторопиться.
Он прибавил шаг и тут почувствовал сначала боль в руке – острую, колющую, сделал еще два шага, и боль отдалась в голове. И дальше он ничего не помнил. Ноги у Андрея Никитовича подогнулись, он, как шел, так и свалился на ходу…
…Вскоре он пришел в себя. Во всем теле была страшная боль. Особенно эта боль чувствовалась в сухожилиях и в суставах. Ощущение было такое, что все сухожилия из него вытягивали клещами.
Его везли в незнакомой машине и неизвестно куда. Но вспомнил он все и сразу. И вспомнил при этом ясно, полностью, как должен был вспомнить подполковник спецназа ГРУ и как не мог бы вспомнить Абдулло Нурович. Но глаза он не открыл, предпочитая предварительно разобраться в происходящем и только потом пытаться что-то конкретное предпринять. А предпринять что-то будет трудно, потому что рукам было больно, и Андрей Никитович четко осознал, что они скованы наручниками. Впрочем, нет наручников, которые невозможно открыть простым кусочком проволоки, и Андрей Никитович умел это делать мастерски.
Но сначала все равно следовало разобраться.
Подполковник сразу понял, к кому он попал в руки. Но еще не решил, кем лучше оставаться до наступления «момента истины» – Абдулло Нуровичем или Андреем Никитовичем. А в то, что «момент истины» в конце концов наступит, он верил твердо…
Но верил он не в счастливый случай или в обязательное торжество правды и справедливости. Он верил, что сам сумеет организовать «момент истины», потому что ушел уже от личности дворника далеко-далеко и приблизился к личности подполковника Стромова, можно сказать, вплотную…
* * *За Маришей пришел муж. Хозяйка дома, Валентина, открыла дверь своим ключом, но в квартиру Сережа вошел первым, если он вообще вошел, а не влетел. И жену, и сына он сначала ощупал – целы ли, здоровы ли, и только после этого напряжение с его лица сошло.
– Ну, здравствуйте будьте… С боевым крещением вас обоих! – проговорил он и прижал к себе жену.
Обо всем, что произошло, Сережа, похоже было, знал лучше, чем Валентина, которой Мариша всего не рассказывала. И потому беспокоился.
– Ты когда вернулся? – только и смогла спросить удивленная Мариша.
– Сегодня… Собирайтесь, поведу вас под домашний арест сдавать. Мать с ума сходит. И больше не выпустит. Я тоже… Валя…
Валентина вопросительно подняла брови.
– О том, что произошло, – никому… Еще неизвестно, чем все дело закончится…
И снял с плеча жены ремень «ПП-2000». Сразу себе под куртку пристроил.
Марише показалось странным, что Сережа ничего про Андрея Никитовича не спросил, но она знала, что он ничего не делает случайно, и сама не напомнила. Он спросил, как только вышли и Валентина закрыла за ними дверь. И не только это спросил:
– Ты что творишь, безголовая? Ты хоть немного-то думать умеешь? Мало того, что сама под пули полезла и отца подставила, ты ведь еще и ребенка с собой понесла… Любая шальная пуля… И даже не шальная… В вас же стреляли, не в кого-то… Конкретно в вас с Андрейкой! Так свидетели говорят. Где отец-то?
Она пожала плечами. Вышли из подъезда, и Сережа сразу глянул по сторонам, проверяя безопасность и продолжая при этом держать руку под курткой на пистолете-пулемете.
– Андрейку я как защиту взяла, – попробовала оправдаться Мариша. – Думала, если женщина с ребенком, ее ни в чем подозревать не будут. Не думала, что там отморозки, которые в ребенка стрелять станут. Даже в папу меньше, чем в нас… И я хотела, чтобы папа внука увидел. Думала, может, это его встрепенет…
– Встрепенуло?
– Не это… Его встрепенуло, когда меня машиной сбить хотели. Вместе с Андрейкой. И опять, не его, а только нас… До этого он нас не признавал. А когда драться начал, а потом и оружие в руки попало, в нем словно включилось что-то. Почти пришел в себя…
– Я так и не понял, где он сейчас?
– Потерялся…
– Как? – Сережа опять остановился и осмотрелся.
– Андрейка голодный был. Кормить было нечем. Мы тогда в чужой квартире сидели. Папа и пошел в магазин. Сказал – пятнадцать минут. Я больше часа прождала, его не было. Тогда к Вальке пошла…
– Хотя бы матери позвонить могла…
– Папа запретил. Сказал, что могу этим маму подставить…
– Это резонно. Они приходили, мама задержала их, а тут и мы подоспели.
– И что?
– Захватили их. Несколько человек. Потом спецназ ФСБ захватил их лабораторию и остальных. Но кое-кто, из самых важных, ушел. Вместе с генералом. Их сейчас ищут. И потому следует соблюдать осторожность.
До дома идти было недалеко. Хотя здесь тоже развивались серьезные события, однако во дворе оживления не было. Здесь все же не стреляли, и потому не было на тротуарах жителей, собравшихся кучками. Проявляя осторожность, Сережа решил не пользоваться лифтом и предпочел подниматься по лестнице. Мало ли какой сюрприз может ждать за дверьми лифта… Причем маленького, но тяжелого Андрейку нести пришлось все же Марише, потому что муж шел на четыре ступени впереди и держал перед собой оружие. Но все обошлось благополучно, и Любовь Петровна, ждавшая у окна, сразу же распахнула дверь и первая схватила Андрейку.
– Ну ты… – только и сказала она в упрек дочери. – А отец где?
Мариша с мужем вошли в квартиру, Сережа закрыл дверь на замок и на задвижку, и только после этого Мариша вдруг расслабилась, прислонилась к стенке спиной и осела. Силы ее кончились резко, и слезы сами собой потекли из глаз.
– Что с отцом? – спросила Любовь Петровна.
– Опять потерялся…
Из комнаты вышли капитан Юровских и с ним три старших лейтенанта. Капитан вместе с Сережей придержали Маришу под локти, подняли и перевели в комнату. Ноги ее не слушались, как плохо слушались мать. Но Любовь Петровна, в противовес дочери, сейчас ходила уверенно. Маришу усадили в кресло и уже с сидящей сняли пальто.
Любовь Петровна посмотрела на Сережу.
– Они прятались в чужой квартире, – объяснил тот. – Андрейка голодный был, покормить было нечем. Андрей Никитович пошел в магазин и не вернулся.
Мариша протянула ключ. Назвала номер квартиры.
– На четвертом этаже… Может, все-таки пришел… Я на дверь в верхнем углу «контрольку» поставила. Свой волос приклеила… Сразу будет видно…
Ключ взял капитан Юровских. Кивнул трем старшим лейтенантам и направился к выходу. Сережа пошел закрыть за ними дверь.
– Как же ты додумалась до такого… – сказала Любовь Петровна, сажая в кресло внука, чтобы раздеть, поскольку матери самой было, кажется, совсем не до сына. – Неужели понять не могла… Я ведь предупредила тебя…
– Ты сама же хотела… – ответила дочь.
– Хотела… Но Владимир Андреевич запретил, и я не пошла.
– А я думала, что просто со стороны на него посмотрю. Кто что подумает на женщину с ребенком… А не удержалась. Только увидела, как он идет – такой несчастный, никому не нужный, одинокий, ноги сразу к нему повели. И уже не остановиться было… Потом, когда заговорила, думаю, внука увидит, вернется к нему память… Если бы знать…
