Джон Фарроу - Ледяное озеро
— Не знаю, — с сомнением сказал Люк.
— Что ты не знаешь?
— Не знаю, хватит ли у меня на это сил.
— Я тебе помогу.
Он всем весом облокотился на ее плечо, и они медленно обошли грузовик. Люси пришлось использовать гидравлический подъемник, чтобы подняться в лабораторию, и там она помогла ему добраться до вытянутой вдоль борта койки. Убедившись в том, что вентиляция работает, Люси решила привязать его электрическим проводом, чтобы он не свалился с кровати. Люк уже совсем засыпал. Она пропустила ему провод как ремень через петли на брюках и надежно закрепила его на койке. Потом вышла из машины, заперла дверцу кузова, поднялась в кабину и поехала дальше.
Неподалеку от Балтимора, припарковавшись на стоянке придорожного мотеля, она с трудом разбудила превратившегося в полную развалину Люка Сегина и поставила его на ноги. К сожалению, их номера располагались на втором этаже, но Люк собрался с силами и с ее помощью поднялся по ступеням. В номере она сразу уложила его в постель. Люку очень хотелось посмотреть телевизор, хотя что именно — его не волновало. После недолгих уговоров он согласился съесть тарелку горячего супа, который она тут же приготовила, налив кипятка в банку с овощной смесью, и Люк неспешно его умял. Казалось, он пошел на поправку.
Девушка немного пришла в себя, перекусила на скорую руку и принесла Люку набор его лекарств на ночь. Увидев их, он резко дернулся, откинувшись назад на подушке. Было видно, как ноги его задергались под одеялом.
— Ну, Люк, давай, — попыталась она его подбодрить.
— Для других это, может быть, и хорошо. Но на меня они плохо действуют.
— Ты простудился. Только и всего. А лекарства здесь ни при чем. Так что будь хорошим большим мальчиком.
Он покорно принял все лекарства, но посреди ночи постучал кулаком в стену, за которой находилась ее комната. У Люси был ключ от его номера, она сразу к нему пришла. На этот раз слабости у Люка не было, наоборот — он был в агонии, мышцы его конвульсивно сокращались. Он бредил, говорил что-то неразборчивое по-французски. Люси сделала ему холодный компресс, чтобы сбить жар. Ему так трудно было дышать, что его то и дело охватывала паника. Приглушенный свет, ее мягкие прикосновения и слова утешения через какое-то время привели его в чувство, немного облегчили страдания. Люк извинился перед ней, что стал такой обузой.
— Не печалься об этом.
— Даже не знаю, что со мной творится. Очень себя мерзко чувствую.
— Но ведь теперь тебе стало лучше?
Желая хоть как-то сделать ей приятное, он согласился.
— Да, теперь все в порядке.
— Ну вот и отлично. Утром я к тебе зайду.
— Люси, можно я тебя кое о чем спрошу? У меня это из головы не выходит.
Ей показалось, что он специально задал вопрос, чтобы она еще с ним немного посидела.
— Валяй, спрашивай.
— Почему ты тогда была в гараже?
— Что, прости?
— Когда сгорел дом твоего отца, ты сказала, что была в гараже. Почему? Ты не хотела говорить об этом Энди, а я все голову себе ломаю, почему так случилось.
Она, конечно, могла ему все рассказать, в той истории не было ничего таинственного, ничего такого, что он мог бы себе нафантазировать, но ей была непонятна причина его интереса.
— Зачем тебе об этом знать?
— Мне кажется, это очень грустная история. — Он даже плечами передернул. — Я рад, что ты тогда не сгорела, в этом, конечно, печального ничего нет, но я никак в толк не возьму, почему девочка не могла спать в своем доме.
Люси присела на край кровати и улыбнулась.
— Папа построил над гаражом квартирку для своего отца, но дедушка прожил там всего несколько месяцев и умер. Он спокойно умер своей смертью. От старости, должно быть. Я очень по нему тосковала, он был замечательным дедом, у него всегда находилось для меня время, и мы с ним в той квартирке часто играли. И когда я потом туда приходила, мне казалось, что мы там все еще вместе с ним. А потом кто-то стрелял в наш дом. Это нас так предупреждали. Никто никого не собирался убивать. Если хочешь, это нам намек такой сделали. Отец у меня был членом Большого совета, а некоторым сорвиголовам не нравилось, что он делал. Вот после тех выстрелов он и отправил меня спать к дедушке над гаражом. Боялся, что в меня угодит шальная пуля. Оказалось, это спасло мне жизнь.
Она не сказала ему, что видела, как горел дом, видела в окне горящего отца с поднятыми вверх руками. Она никогда никому не рассказывала об этом и не собиралась рассказывать.
— Значит, тебе суждено было жить, — заметил Люк.
— Наверное, ты прав. Только мне совсем не кажется, что родителям моим было суждено умереть.
Люк пристально на нее посмотрел.
— Да, досталось тебе в жизни.
— Ты прав. Тебе тоже. Мне интуиция подсказывает, что и у тебя не все в жизни складывалось гладко.
Люк в ответ передернул костлявыми плечами.
— Мне в этой жизни ничего легко не доставалось.
— Не давалось, — поправила она его.
— Ты хочешь меня немножко английскому подучить?
— Нет, Люк, с английским у тебя все в порядке. Я хочу немного скорректировать твое отношение. Тебе до смерти еще жить и жить. Ты что, забыл, что о тебе сама святая Люси заботится? Теперь судьба будет к тебе благосклонна!
— Ты бы об этом нутру моему сказала. После такого фарта, который мне выпал на долю, мое нутро хочет вернуться к тому, что было раньше.
Люси вместе с ним рассмеялась и чмокнула его в лоб. Она взобралась к нему на кровать, поджала под себя ноги и уперлась подбородком в ладонь.
— А теперь, Люк, — спросила она, — скажи-ка мне, откуда ты так хорошо знаешь Нью-Йорк?
Люк немного конфузился, рассказывая ей эту историю. Когда ему еще не было двадцати, он работал вместе со старшим приятелем, который частенько наведывался в Большое Яблоко[5] и покупал там электрогитары и другие музыкальные инструменты. В Канаде подержанные инструменты хорошего качества были тогда большой редкостью, а когда появлялись в продаже, стоили целое состояние. Они оба откликались на объявления в газетах, а потом таскались по всему Нью-Йорку от Куинса до Гарлема, от Манхэттена до Бруклина и от Бронкса до Стейтен Айленда, На обратном пути в Канаду они платили на границе пошлину, а потом продавали гитары и электроорганы с хорошей прибылью.
Люси эта история озадачила. Ей было непонятно, почему Люку неловко об этом рассказывать.
Близкие человеческие отношения были ему непривычны, и он почему-то стеснялся признаться ей в истинной причине тех поездок в Нью-Йорк. Когда Люк рассказывал ей эту историю с куплей-продажей музыкальных инструментов, чтобы свести концы с концами, он пытался скрыть от нее главный свой интерес. Дело в том, что он сам хотел стать музыкантом.
— Разве можно меня представить музыкантом в какой-нибудь группе? — со смехом спросил он.
Ему трудно было расстаться со своей мечтой и стыдно признаться в том, что когда-то ему очень хотелось стать музыкантом, тем более что теперь эта мечта стала для него недосягаемой.
— Как-то раз мы остановились у придорожного ресторанчика, а когда вышли из него, грузовика своего не увидели — его угнали. А с ним и все инструменты, которые мы купили. Я был просто в бешенстве. А приятель мой чуть копыта не откинул, потому что вложил в эти гитары все деньги, что у него были. Мы никогда свой товар не страховали. Знаешь, что я тогда сделал? Сам спер небольшой грузовичок, чтобы добраться до дома. Мой папаша воровал машины и угонял грузовики, и его отец этим же до него промышлял, вот мне и показалось, что я унаследовал профессию. Но проблема заключалась в том, что я это сделал по другую сторону границы. Мне за тот угон влепили срок, а потом я стал обычным преступником, понимаешь? Когда я вышел из тюрьмы, месяцев пять гитары не касался, и с папашей на пару стал угонять грузовики.
Лиха беда начало — первая ошибка повлекла за собой все остальные. От мечты молодости о карьере гитариста он прошел путь до смерти от СПИДа. Люси стало горько и обидно за то, что вся жизнь этого человека пошла наперекосяк. Она встала с кровати, нежно поцеловала его в лоб, провела пальцами по лицу, как будто хотела его успокоить и утешить. Потом поправила Люку подушки, выключила свет и вернулась к себе в комнату.
Когда она уже почти затворила к себе дверь, в щель вдруг просунулась чья-то нога. Люси охнула и подпрыгнула, потом всем телом навалилась на дверь и напоролась на колено незваного гостя. Она еще сильнее стала напирать, чтобы выбить это колено из дверного проема и захлопнуть дверь, и тут человек, пытавшийся вломиться к ней в комнату, крикнул:
— Люси!
Она застыла, не отступая от двери. Коленка так и торчала из щели.
— Энди?
— Люси, мне же больно. Господи! — Она распахнула перед ним дверь. Держась за ушибленную ногу, он кивнул на дверь комнаты, из которой она только что вышла. — Ты что, теперь с Люком спишь?
