Олег Приходько - Каратель
— Ушел ведь, — хмыкнул Влад.
— Ты не знаешь, что такое «нет выхода», крестник. И не дай Бог тебе об этом узнать. Концы, которые были у него в руках, вели к очень большим чинам. Он их спас — не дал себя арестовать, обрубил эти концы выстрелом.
«Совсем как те, на кладбище, поет», — неприязненно подумал Влад. Кожухова он не жалел, тот был где-то на недосягаемой для него высоте, их пути не пересекались. Он бы отдал десять таких начальников, чьими бы ставленниками они ни были, за одного Сашку Земцова. Кожух избежал конфискации — оставил наворованное детям, которые выучатся за границей и вернутся доворовывать то, что не успел прибрать к рукам их отец. А кто поможет Женьке? И как теперь Ольге жить?..
— Губарь уволил меня с работы, — сказал Влад, переводя тему.
— И правильно сделал, — кивнул Панич. — Ты ведь давно видел, что служба охраны несостоятельна — разворовывается казенное имущество, гибнут люди, маленькая зарплата заставляет охранников с риском для жизни сопровождать машины с левым металлом. Губарь организовать работу не в состоянии, его уровень не соответствует требованиям. И ты решил посвятить себя спорту. Да?
— Не понял, — посмотрел на него Влад. — Это я такое говорил?
— Нет, дорогой. Это ты так скажешь. Если спросят. Ты успел «уйти сам». Остальных Мещанинов уволил, ими сейчас следователь Кормухин интересуется. Очень ему хочется знать, кто убил таможенника. — В голосе Панича послышалась ирония.
Влад впервые услышал от него об этом.
— Я не убивал, — уверенно сказал он.
— Конечно! — согласился Панич. — Он сам умер. От побоев, — и засмеялся.
— Я не убивал таможенника, — упрямо повторил Влад. — И про трупы на дороге мне ничего не известно.
— Вот и очень хорошо! Больше от тебя ничего не требуется. «Бабки» свои ты получил?.. — прозвучал явный намек. — Теперь слушай и запоминай. Третьего дня в «Цветмет» прибыл новый директор. Думаю, ненадолго — уедет, как только переведет акционерные денежки на государственный счет. На самом деле за ним стоит не государство, а шайка халявщиков во главе с премьером. Выждали, когда мы наладим дело, а теперь норовят засунуть лапу в чужой карман. Точнее говоря, в мой карман. Сейчас этот Мещанинов убирает людей Кожухова и окружает себя своими. Вместо вас в охране теперь будут менты Коврова, а службу безопасности возглавит некто Лукин, приглашенный Мещаниновым из Москвы. Мне нужно, крестник, чтобы ты попал в окружение нового директора. В ближайшее окружение — желательно, в личную охрану.
— Я?! — изумился Влад. — Почему я?
— Потому что у тебя есть реальный шанс. Дочь Мещанинова, оказывается, старая твоя знакомая. Неплохо бы восстановить это знакомство, ты парень видный, холостой. И она разведена.
— Это ошибка… я не знаю ее! — заверил Влад.
— Знаешь, крестник, знаешь. Увидишь — вспомнишь. Говорил он высокомерно, хозяйским тоном человека, который оплачивал услуги и теперь вправе требовать. Владу это не нравилось. Еще больше не нравилось шпионить за Мещаниновым, пришедшим к власти через труп его друга.
— Есть какие-то проблемы? — двусмысленно спросил Панин.
— Нет.
— Не слышу?!
— Нет… нет никаких проблем!
19
В пять часов вечера накануне выходного Елена Николаевна Мещанинова возвращалась домой из супермаркета «Орфей». Пара бутылок красного французского вина по заказу отца, устрицы, печень трески, лечо, банки персикового компота для Димки, коробка с заварными пирожными, шри-ланкийский чай, сыр, колбаса, три десятка перепелиных яиц на завтраки, цитрусовые, бананы и прочее оттягивали руки. Все это можно было, конечно, купить завтра — съездить на центральный рынок с водителем отца Павлом Федотычем, но было время и желание отметить окончание первой трудовой недели отца шикарным ужином.
Она прошла полквартала, свернула за угол роддома — как раз того роддома, откуда отец вынес ее на руках в апреле семидесятого — и пошла в направлении детсада. Навстречу ей двигалась пьяная компания из пяти расхристанных молодчиков, сквернословивших так, что хотелось перейти на другую сторону улицы. Вихрастый потный малый с тупым, одутловатым лицом, увидев Лену, расставил руки и, виляя бедрами, подошел к ней.
— У-у-у!.. — завыл голодным волком. — Какие люди — и без охраны! Девушка собирается нас угостить?
Один из парней пронзительно засвистел, остальные загоготали, растягиваясь в полукруг. Лена свернула на проезжую часть, но вихрастый схватил ее за руку и попытался забрать сумку:
— К-куда?.. Мы тебе ничего не сделаем, кр-рысотка!.. Поможем донести — и все.
Лена вырвала сумку, оттолкнула пьяного и пошла в обратную сторону.
— Куда?! Дер-ржи ее, Ваня!
— Не, ну ты видал? Она нами бр-резговает, а?!
Шпана оживилась, предвидя развлечение. Двое забежали вперед, перекрыли путь к отступлению.
— Пустите меня! — побагровев, крикнула Лена.
Только что кончился рабочий день, люди толпами возвращались домой из торгового центра; завидев компанию хулиганов, тут же напускали деловой, озабоченный вид и спешили перейти улицу или проскочить мимо; какая-то пожилая женщина, остановившись на углу, с негодованием качала головой и что-то неслышно выговаривала.
Одна из сумок Лены пошла по рукам, подобно волейбольному мячу; другую она уронила, из нее выпал и лопнул пакет с ацидофилином, покатилась к ногам налетчиков банка с кукурузой, ее тут же подфутболили.
— Оставьте меня! Убирайтесь! — вырывалась Лена, отталкивая норовивших обнять ее молодчиков, но это только распаляло их, пьяные возгласы слились в сытый рев.
Вихрастый вышел на проезжую часть и пытался поймать машину. Очки Лены упали на тротуар, и теперь она почти ничего не видела, только мутные расплывающиеся пятна лиц мелькали тут и там, то приближаясь, то вдруг исчезая и выныривая справа, слева — бешеный, гогочущий, улюлюкающий хоровод уже никак не походил на молодежное развлечение, это должен был видеть каждый, и людское равнодушие возмущало Лену пуще пьяного разгула. Она ударила ладонью по мутному пятну, споткнулась о чью-то ногу, ее подхватили, не дав упасть, но тут же оттолкнули, и она оказалась в чьих-то цепких руках. Резко дыхнули в лицо перегаром.
— Перестаньте! Пустите! Что вам нужно?!
Было почему-то стыдно, жутко стыдно и больно от собственного бессилия, от безучастности тех, кто, быть может, знал ее или отца, ежедневно здоровался, улыбался при встрече, а теперь…
Она закричала, чувствуя, что сердце готово выскочить из груди, стала отбиваться, кусаясь и брыкаясь, топчась по рассыпанным по тротуару покупкам, и в самый тот момент, когда силы почти оставили ее и надежда на спасение отпала, красная машина едва ли не на полном ходу влетела на тротуар, разметав шпану, завизжала тормозами; из нее выскочил какой-то парень в маленьких черных очках и короткой потертой куртке. Град молниеносных, точных ударов выплеснулся на Лениных обидчиков. Поначалу те выкрикивали угрозы, пытались сбить парня с ног, но он мастерски уворачивался и бил, бил руками и ногами, переворачивал тела в воздухе и добивал, угрозы сменились воплями, стонами, и тут уж вовсе ничего нельзя было сообразить. Лена лишь поняла, что ее выручили, спасли, что больше ей ничто не грозит, и стояла, трясясь от пережитого страха. Разбросав молодчиков, парень сунул ей в руки ее очки, втолкнул в машину, а сам бросился собирать с тротуара уцелевшие банки и коробки, и через несколько секунд красная машина уже мчалась по Говорухинскому проспекту, сопровождаемая запоздавшими милицейскими свистками и сиренами; наступил блаженный покой, и слезы брызнули из Лениных глаз.
— Не реви, — сказал спаситель, улыбнувшись. — Все хорошо, Рыжая. Все плохое уже кончилось.
Лена постаралась взять себя в руки, дружелюбный тон его действительно подводил черту подо всем плохим, она протерла носовым платком стеклышки чудом уцелевших очков и посмотрела на незнакомца.
— Спасибо вам, — проговорила она едва слышно.
Тут только до нее стал доходить смысл его слов. «Рыжая»?.. Да, он сказал «Рыжая»… так и сказал… Так ее дразнили в школе, а теперь… Рыжей она уже давно не была — перекрасила волосы в темно-каштановый цвет давно, еще в десятом классе.
— Не за что, — просто ответил парень, выровняв руль после крутого поворота. — Судьба у меня такая — тебя спасать. А от судьбы, говорят, не уйдешь. Куда ехать-то?
Лена посмотрела на него еще раз, теперь уже пристально, изучающе, но — нет, ничего знакомого в суровом, загорелом лице с двумя заметными шрамами не увидела.
«Судьба у меня такая — тебя спасать»… Почему судьба? Ее никто ни от кого не спасал — не от кого было; непривлекательная девчонка, потом девушка, женщина никогда не попадала в ситуации, подобные нынешней, разве только в школе ее дразнили… Ну да! да!.. Однажды мальчишка подрался из-за этого со старшеклассником, было это, кажется, в седьмом классе, его звали…
