Владимир Колычев - Страсть по понятиям
— Тебе чего, дед? — спросил он, зевая во весь рот.
— Да бабка-то у меня, сынок, померла, — кряхтящим голосом сказал я. — Вот, помянуть надо.
Я достал из кармана пригоршню шоколадных конфет. Витя протянул руку, я отсыпал ему несколько штук. Он тут же слопал одну, вторую, начал разворачивать третью. Только тогда спохватился:
— Слышь, дед, откуда ты такой взялся?
— Что, конфеты вкусные?
— Конфеты?.. Нуда, вкусные… Только при чем здесь конфеты-то? Я тебя раньше здесь не видел.
— Заморские конфеты. И я сам заморский… Только не принц я. Сказку про Маленького Мука читал?
— Чего?
— У Маленького Мука конфеты были, одну съешь, и нос на метр вырастет. Другую съешь-уши как локаторы станут…
— Дед, у тебя с головой все в порядке?
Вроде бы и поднял меня на смех Витя, но уши пальцами ощупал, да и носа коснулся.
— Думаешь, я, сынок, из ума выжил? Ну, да, есть немного. Потому и конфеты у меня отравленные.
— Чего?
— Конфеты, говорю, отравленные, — своим собственным голосом сказал я.
Только тогда Витя понял, с кем имеет дело.
— Ты?! — ужаснулся мужик.
Он в панике вскочил на ноги, но я схватил его за руку и вернул на место.
— Куда? Сдохнешь ведь через час!
— Я сейчас кричать буду! — не зная, что делать, пригрозил он.
— Тогда через полчаса сдохнешь… Знаешь, что такое антидот?
— Анекдот?
— Анекдот — это ты. А антидот — это лекарство. Антидот яд нейтрализует. На каждый яд — свой антидот.
Я достал из кармана инсулиновый шприц, заправленный обычным витамином для внутримышечных инъекций. Разумеется, не было никакого яда в конфетах. Яд находился в моих словах, и он должен был подействовать на Витю, парализовать его волю к сопротивлению.
— Один укол — и ты здоров как бык. Уколоть?
— Э-э… Ты не шутишь?
— Давай подождем немного. Через десять минут у тебя начнут отниматься руки.
Витя закрыл глаза, прислушиваясь к себе, и тут же распахнул их, с ужасом глянул на меня:
— Черт! Пальцы холодеют!
Сила внушения творит чудеса, мертвых из могил она не поднимает, но инвалидов с колясок-да. Не всегда, конечно, но случалось. На Витю действовала та же сила, правда, отрицательной полярности.
— Ничего, это пройдет. Вместе с жизнью.
— Укол сделай!
— Зачем? — Я вернул шприц на место. — Мы из-за тебя, урода, весь лес исколесили. Нет там никакого лагеря…
— Значит, плохо искали, — отвернув голову, отозвался мужик.
— Да нет, не было никакого лагеря. Замануха это. Нам ребята сказали.
— Какие ребята?
— Которые за нами охотились… Мы с ним местами поменялись, они сами нашей добычей стали. Ну, ты их знаешь, они меня здесь отоваривали. И с тобой они говорили, учили уму-разуму, да?
— Это ты о чем?
— Не понимаешь, ну и черт с тобой!.. Бывай, Витя! На твои поминки зайду, водочки за упокой твоей души хряпну! — поднимаясь, сказал я.
Витя лихорадочно схватил меня за руку, повис на ней:
— Не уходи!
— Что, страшно? — возвращаясь на место, насмешливо спросил я. — А ведь меня тоже могли убить. Из-за тебя. Ты же знал, что нам ловушку готовят… Знал?
— Ну, знал, — хлюпнул носом Витя.
И слезы у него на глаза навернулись. Жалкое зрелище.
— А что мне оставалось делать! Они ведь убить меня могли!
— Значит, соврал ты мне?
— Ну, прости!
— В ноги, Витя, надо падать. В ноги!
Я сказал это скорее в шутку, чем всерьез, но Витя вдруг начал сползать со скамейки, чтобы бухнуться мне в ноги, на коленях просить прощение. Пришлось схватить его за шиворот, чтобы удержать на месте.
— У тебя что, жопа уже онемела? — насмешливо спросил я. — Сидеть не можешь?
— Могу.
— Ну, так сиди ровно!.. Что тебе про Альберта говорили?
— Про Альберта?
— Настиного жениха Альбертом звали.
— Э-э… Ну они не говорили, как его звали. Сказали, что ты про Настиного жениха можешь спросить. Сказали, чтобы я про лагерь сказал. Ну, что этот жених там…
— Но никакого лагеря не было.
— Нуда, не было.
— А сам ты про Альберта ничего не знаешь?
— Нет, не знаю.
— А жена твоя про него что говорила?
— Ничего. Она же в их личную жизнь не лезет.
— А Юра куда делся?
— В Киров он уехал, — Витя снова отвернул голову.
— Позвонить ему можно?
— Ну, телефон у Евдохи.
— Хорошо, будем ждать твою Евдоху. Только пока она появится, ты сдохнешь…
— А нельзя сначала укол, а потом ждать? — чуть не плача спросил Витя.
— Можно. Только сначала позвоним Юре.
Раньше я просто догадывался, что позвонить Шептулину можно только на тот свет, а сейчас я уверен был в этом.
— Не позвоним, — отчаянно мотнул головой Витя.
— Почему?
— Потому!
— Что, убили шурина?
— Кто сказал, что убили? — испуганно встрепенулся мужик.
— А разве нет?
— Не убивал его никто!
— Нет?
— Нет!
— Ну, на «нет» и суда нет.
Я снова поднялся, чтобы уйти, но Витя и в этот раз повис у меня на руке. Хоть и никчемная у него жизнь, но умирать ему не хотелось.
— Я не знаю, что с Юркой случилось! — жалобно и со страхом смотрел на меня мужик.
— Но что-то ты знаешь?
— В Киров он уехал.
— Это я уже понял.
— Уехал и пропал. Ни слуху о нем ни духу.
— А пропал почему?
— Не знаю.
— Каждое твое вранье ослабляет твой иммунитет. Тебе и так недолго осталось…
— Но я правда не знаю! — взвыл Витя. И немного подумав, добавил:-Только догадываюсь…
— Ремезов?
— Ну, не он сам…
— Но конфликт у него с Ремезовым был?..
— Мне кажется, у меня ноги уже отнялись! — с ужасом смотрел на меня мужик.
Я полез в карман, достал оттуда леденец, протянул ему:
— Здесь тоже есть антидот, только совсем немного, но на час дольше проживешь.
Витя с жадностью схватил конфету, развернул ее, сунул в рот и разгрыз зубами.
— Ну что, полегчало?
— Кажется, да.
— Это ненадолго… — «утешил» я его. — Из-за чего у Юры конфликт с Ремезовым был? Только не говори, что из-за лагеря, в котором рабы работают.
— Нет никакого лагеря… У них личное.
— Личные отношения?
— Нуда.
— У них что, любовь там друг с другом была?
— Кто сказал? — удивленно посмотрел на меня Витя.
— Была?
— Ну, я точно не знаю…
— А не точно?
— Ну, Ремезов когда приехал, дом снял. Юру к себе водителем нанял. Иногда он у него на ночь оставался, — усмехнулся Витя.
— Кто у кого? Юра у Ремезова?
— Ну да.
— А раньше? Ну, когда Ремезов в лесхозе работал?
— Ну, дружили они…
— Нежная мужская дружба?
— Ну, что-то вроде того… Может, сделаешь укол?
— Да, конечно… Ватку и спирт принеси, для дезинфекции. Две минугыутебя. Задержишься-уйду.
Витю как метлой со скамейки смахнуло. Скрипнула калитка, хлопнула дверь… Значит, Ремезов был голубым? Именно к этому выводу я и шел с тех пор, как разговорился с директором школы. А в разговоре с Витей дошел до этого только с третьего раза. Через больницу, через бестолковые лесные скитания.
Ремезов имел отношения с Шептулиным, но страсть к женщинам вдруг пересилила в нем содомское влечение, и у него появилась Алина. Любовник же получил отставку. Юра ревновал Ремезова, поэтому и полез к нему с кулаками на свадьбе. А может, он хотел ударить Алину?..
Свадебный этот конфликт имел последствия. Сначала Ремезов уволил Шептулина, а затем и убил. С помощью своих головорезов… Жаль, не смог я допросить Федю. Но ведь оставался еще Игорь, который много чего мог мне рассказать.
Но почему Ремезов так жестоко расправился со своим бывшим любовником? Боялся, что Шептулин растрезвонит о своей греховной с ним связи на всю ивановскую?.. Но так ведь сестра Шептулина и ее муж знали об этом, а ведь они живы. А он должен был догадываться, что Евдоха в курсе, и ее муж тоже. Но так с ними же ничего не случилось… Чего же тогда боялся Ремезов?
Хлопнула дверь, скрипнула калитка, запыхавшийся Витя плюхнулся на скамейку, протянул мне ватку и чекушку водки. Но я сделал вид, что не заметил этого. И шприц из кармана доставать не стал.
— Витя, ты говоришь, Ремезов дом снимал? — в раздумье, с неподвижным выражением лица спросил я. — Четыре года назад из Кирова вернулся и дом снял.
— Нуда, снял.
— И Юру водителем нанял?
— Нанял.
— И Юра у него ночевал?
— Да, бывало…
— Когда он Юру нанял? Когда это было, два, три, четыре года назад?
— Э-э… Ну, три года назад… Зимой он его нанял… Точно, зимой, он еще с мороза пришел, холодный такой, но радостный. На работу, говорит, устроился, друг Эдик завод строит, водителем взял…
— Зимой?
— Да, зимой… В феврале… Да, Юра еще сказал, что на праздник выпью, и все, больше ни-ни… Да он вообще-то мало пил. Ему легко было бросить…
