Владимир Гриньков - На вершине власти
Рашид успел отшатнуться, но Салех был быстрее – оглушительная оплеуха прозвучала, как выстрел.
– Вон! – коротко бросил Салех и склонился над Бобо.
– Бедняга, – проговорил он сочувственно. – Что он с тобой сделал?
Он помог Бобо подняться. Тот смотрел на неожиданного спасителя с мольбой и преданностью. «Если бы он был собакой – лизал бы руки, – подумал Салех. – Пожалуй, я справлюсь быстрее, чем за месяц».
– Ты поосторожнее с ним, – посоветовал он. – Этот Рашид – сущий зверь.
Бобо вдруг заплакал навзрыд.
– Почему ты плачешь? – спросил Салех.
Бобо молчал, уткнувшись Салеху в грудь окровавленным лицом. Салех не отстранился, только поморщился.
– Не плачь! – сказал он, и в его голосе больше не было мягкости. – Не смей! Слезы – позор!
40
Хомутов безмятежно спал, когда в его комнате появился Сулеми. Начальник президентской охраны с грохотом передвинул стул, и когда Хомутов открыл глаза, сказал:
– Вставайте, Павел! Нам надо идти.
– Куда? – сонно пробурчал Хомутов. – Что за спешка?
– Объясню по дороге.
– Я еще не завтракал. Не заставите же вы меня остаться голодным.
– Мне не до шуток, Павел.
– Я буду жаловаться, – пригрозил Хомутов и неторопливо поднялся.
– Кому?
– В комитет вашего профсоюза, – фыркнул Хомутов. – Вас лишат премиальных.
Он одевался медленно, словно не замечая явного нетерпения Сулеми. Утреннее солнце врывалось в окна, Хомутов щурился, уворачиваясь от слепящих лучей. Одевшись, он направился в ванную. Сулеми каждые полминуты поглядывал на часы, прохаживался по комнате, но молчал. Спустя десять минут, показавшихся вечностью, Хомутов, наконец, появился. Выглядел он бодро.
– Куда едем? – поинтересовался он.
– Никуда. Это здесь, во дворце, – пояснил Сулеми, не вдаваясь в подробности. – Идемте, мы уже опаздываем.
Они направились по пустынным коридорам куда-то в недра здания, где Хомутов никогда прежде не бывал.
– Товарищ Фархад проводит заседание кабинета министров, – вполголоса сказал на ходу Сулеми. – Присутствуют все, кто в той или иной мере близок к президенту. Я хочу, чтобы вы это видели, Павел. Будьте предельно внимательны, слушайте и запоминайте.
Сулеми толкнул створку двери, но через порог не переступил. Придержав Хомутова под локоть, он шепнул, кивая в сторону открывшегося проема.
– Это вход на балкон зала заседаний. Там, внизу – президент Фархад и министры. Вы должны встать за дверью, но ни в коем случае не выходите из-за нее – иначе вас заметят.
– Меня и без этого заметят, – тем же шепотом отвечал Хомутов. – Стекло!
– Это прозрачное зеркало. С той стороны вы невидимы.
Хомутов переступил порог и замер. Внизу, за ограждением балкона, тянулся длинный, как взлетная полоса, стол. Те, кто сидел там, в молчании смотрели в одну сторону, и когда Хомутов перевел взгляд, он увидел во главе стола президента, что-то размеренно говорившего. Слов не было слышно, Хомутов видел лишь, как шевелятся его губы.
Сулеми сделал неслышный шаг и встал рядом.
– Кого из присутствующих вы знаете? – беззвучно спросил он.
Хомутов пожал плечами, всмотрелся.
– По правую руку от президента, похоже, министр обороны Бахир, – сказал он не слишком уверенно. – Так?
Сулеми кивнул.
– Того, кто рядом с ним, я не знаю.
– Министр экономики Баргези, – подсказал Сулеми.
– Следующего я не раз видел в нашем посольстве. Это также один из министров.
– Министр иностранных дел Раджби.
Раджби, словно слышав свое имя, рывком поднялся. Хомутов удивленно взглянул на Сулеми. Тот иронически опустил уголки рта.
– Товарищ Фархад задал министру вопрос, я полагаю.
Действительно, Раджби повел речь, словно загипнотизированный, глядя на президента.
– Разве во время заседаний принято вставать, обращаясь к президенту? – поинтересовался Хомутов.
– Неукоснительно. Хотя относятся к этому по-разному. Министр обороны делает это крайне неохотно.
Хомутов пожал плечами.
– Армия. Знает, что за ним – сила.
– Не исключено.
Было нечто в голосе Сулеми, что заставило Хомутова обернуться и заглянуть ему в глаза. Начальник президентской охраны колебался недолго.
– Нет смысла скрывать от вас это, Павел. Вам придется иметь дело с Бахиром в те минуты, когда вы будете заменять президента. Военный министр – очень опасный человек, коварный и властолюбивый. Мне кажется, именно себя он видит следующим президентом.
Сулеми замолчал, словно взвешивая, как далеко может зайти в своей откровенности.
– С каждым из министров президент ведет себя по-особому. В отношении Бахира главное в манере президента – предельная жесткость. Как при выучке агрессивного пса: стоит на мгновение проявить неуверенность, и животное может выйти из-под контроля.
«Фархад боится своего министра, – подумал Хомутов. – Вот в чем дело».
– И мне следует вести себя подобным образом? – спросил он.
– Да. Это и в ваших интересах, Павел.
– Почему?
– Если Бахир когда-нибудь обнаружит, что перед ним не президент Фархад, а неизвестный самозванец – последствия непредсказуемы. Для вас, Павел, прежде всего.
«И для Фархада», – закончил Хомутов про себя.
Сулеми покончил с Бахиром, стал давать характеристики остальным присутствующим. Перебрав уже добрую половину членов кабинета, он вдруг прервал себя на полуслове:
– Может быть, достаточно? С первого раза не легко запомнить столько фактов.
– У меня неплохая память.
– Проверим. Этот человек в синем костюме – кто он?
– Фариз, министр здравоохранения.
– Что вы знаете о нем?
– Учился в СССР, занимает пост в правительстве уже третий год, до этого работал в аппарате министерства. Исполнителен. Фархад относится к нему ровно.
Сулеми кивнул – все точно.
– Любит русскую водку и светловолосых женщин. Трусоват. Его исполнительность, похоже, связана со страхом наказания.
– Почему вы так решили? – спросил Сулеми.
– Я видел министра Фариза на приеме в нашем посольстве. Он кое-что рассказывал об учебе в Союзе.
Сулеми вдруг круто повернулся и замер. Хомутов тоже взглянул в эту сторону. Позади них появилась какая-то женщина из обслуги дворца. Смахивая пыль с мебели, она мало-помалу продвигалась к центру помещения и, наконец, остановившись у стола, подняла голову – и встретилась глазами с Хомутовым. Она испугалась так сильно, что негромко охнула и оглянулась на дверь, через которую вошла, словно желая убедиться, что еще есть возможность бежать. Тем не менее она осталась стоять на месте.
Хомутов вопросительно взглянул на Сулеми. Тот, похоже, решал в это мгновение в уме какую-то непростую задачу, ему понадобилось для этого несколько долгих мгновений, после чего он яростно прошипел:
– Вон!!!
Он был страшен в эту минуту настолько, что женщина выбежала из комнаты почти в беспамятстве. Сулеми подхватил Хомутова под руку и потащил за собой – в коридор, в котором никого уже не было.
– Она видела меня, – сказал Хомутов.
– Да, – процедил Сулеми. – Но она приняла вас за президента.
Это, наверное, важно – что женщина приняла двойника за Фархада, но сейчас не было времени рассуждать об этом. Почти бегом они преодолели длинные переходы на пути к своему крылу, а когда в очередной раз повернули – увидели Гареева.
Полковник стоял у окна, барабаня ногтями по стеклу, и, заслышав их шаги, обернулся. Был он мрачен, щеки заливала землистая бледность.
– Что-нибудь случилось? – спросил Сулеми.
– Да. Сегодня ночью скончался Генеральный секретарь ЦК КПСС.
41
Он умер глубокой ночью, во сне. Его жена, еще ни о чем не подозревая, поднялась утром, покинула спальню и вернулась лишь спустя час, обеспокоенная тем, что супруг необычно долго не встает. К этому времени тело почти остыло, рот покойного был широко разинут, обнажая голые, как у младенца, десны.
Охрана, бережно поддерживая, увела лишившуюся сил вдову от тела. Несчастная была совершенно потрясена тем, что несколько ночных часов провела в одной постели с трупом.
Из членов Политбюро первым прибыл Шеф – его известили прежде других, сначала начальник охраны, а затем уж профессор Черкизов, личный врач престарелого генсека.
С Черкизовым некоторое время назад у Шефа состоялся разговор – как раз тогда Шеф принимал процедуры в «кремлевке». Они остались наедине с профессором, и Шеф заметил бесцветным голосом, не то констатируя, не то ожидая возражений:
– Старик сдает на глазах…
Он посмотрел на Черкизова так, что тот даже дышать перестал. Тема была скользкая, запретная, в общем-то, и не ясно было, к чему этот разговор. После паузы Шеф все тем же тоном продолжал:
– Здоровье Генерального секретаря – достояние державы. Мы надеемся, будет сделано все, что в человеческих силах, чтобы сохранить его работоспособность.
Черкизов перевел дух, собрался что-то сказать, но не успел, потому что Шеф неожиданно продолжил:
