Александр Добродомов - Мытарства пассионариев
Злобной гримасы и крика Андрей не испугался, потому что сам умел корчить такие рожи, от которых белели даже негры-наемники. Но горизонтально перехваченная дубина - это уже серьезнее. Учитывая ее габариты и скорость, с которой ею собираются бить, увернуться или отскочить от нее будет трудно. Трудно, но можно! Андрей, продолжая руками проводить успокаивающие «пассы», начал пятиться к рядом стоящему дереву. Рассчитал он все точно: после мощного замаха на пути дубины вдруг оказался ствол. Удар был настолько сильным, что с кроны дерева полетели листья, а выбитая кора брызнула во все стороны. Сильна была и отдача от дубины. Чудище выронило березу и, тряся лапами, заскулило от боли.
А расслабляться нельзя! В следующий момент из-за ствола возникла огромная волосатая пятерня и схватила Андрея за грудки. Вторая уже шарила с другой стороны дерева. Расчет был на то, чтобы, схватив жертву с обеих сторон дерева, резко дернуть на себя и размозжить голову о ствол. И снова выручил Кадочников. Андрей обхватил мизинец схватившей лапы и по кривой рванул от себя, заламывая ее по дуге в сторону и вниз. Вторая лапа сразу перестала шарить, «волосатый» рефлекторно дернулся навстречу и сам ткнулся лбом в дерево. Андрей развил успех: он подошел ближе, продолжая выкручивать палец дальше, рука заламывалась все выше. Наконец, противник «пошел вприсядку», то есть начал садиться на корточки и клониться к земле. Из этой позы неподготовленному бойцу выйти крайне сложно. И все усилия были бесполезны - не помогали ни крики поверженного, ни извивания, ни угрожающие загребания свободной клешней. Главное - захват, который Андрей научился делать безукоризненно.
Человек может выдержать много видов боли, даже зубную, даже от ломающейся кости, даже от пулевого ранения, но против правильно проведенного болевого захвата крайних фаланг пальцев устоять невозможно - тело рефлекторно само будет пытаться ослабить боль и двигаться в ту сторону, в какую его направляет захвативший. Андрей усвоил этот урок на практике, когда ему, еще молодому лейтенанту, пришлось заступиться за девушку, к которой на автобусной остановке пристали два здоровенных хулигана в наколках. Раклы тогда схватили лейтенанта Марченкова за погоны и начали их мять-выкручивать, но в ту же секунду согнулись, взвыв от боли: их большие пальцы оказались вывернутые в болевом захвате. Пока они матерились и орали угрозы, Андрей вытирал ими асфальт остановки, а как выкричались и заскулили о пощаде - отпустил.
То же самое происходило сейчас. Правда, Андрей не знал, что «волосатый» переносит боль не как обычный человек. Снизу, с неудобной позы, выворачивая зажатый палец, он вдруг выпрямился с разворотом и вцепился свободной ручищей в горло Андрею. А чтобы тот не дергался, второй рукой сжал ремень, приподнял его над землей и с размаху прислонил к ближайшему дереву. Прежде чем стукнуться о ствол березы, Андрей услышал жалобный хруст спутникового телефона. Связи больше не было. Не отпуская горла, великан медленно отвел назад больную пятерню величиной с хороший бараний окорок, приготовившись размозжить голову противника. От удара спиной о дерево и пережатого горла у Андрея потемнело в глазах. Нет, сознания он не терял, но тщетно пытался ухватить какой-нибудь из сжимавших пальцев. Он даже два раза хлестко ударил «волосатого» по ушам, но все было без толку. Неудачные попытки освободиться только забавляли лесного бродягу. Он скалил зубы, гыкал и не спешил наносить последний удар. Андрей тоже не спешил прибегать к радикальному средству - он ведь мог пырнуть в глаза растопыренными пальцами и оборвать уши волосатому чудовищу. А кадык? А ноздри? А патлы, которые можно резко дернуть «против шерсти»? А разбить всмятку то, что прикрывает грязная набедренная ветошь? Да мало ли их, последних радикальных средств, крайне болезненных и подлых? Их было в арсенале морского диверсанта очень много, но все они сжигали мосты и переводили драку в разряд смертельных схваток, а Андрей все-таки надеялся, что не ошибся в оценке «волосатого», к тому же не для того он пустился в погоню, чтобы «замочить» подозреваемого при первой же возможности, пусть даже и в целях самообороны.
Или ошибся? Монстр перестал ухмыляться, его взгляд изменился. Всё, сейчас ударит. Что ж, нужно немедленно действовать. Пора!
- Остановись!
Откуда-то с тропы раздался тихий, но властный голос. Похож на старческий или это Андрею показалось?
- Остановись!
После второго окрика «волосатый» резко разжал горло и как-то странно скукожился. Глаза виновато забегали. Видно было, что ему хотелось оглянуться на голос, но он не смел. Андрей упал рядом и, прислонившись к дереву, растирал затекшее горло. За спиной «волосатого» метрах в пяти стоял древний старик, невысокий, с длинной бородой, весь седой, в длинной холщевой рубахе, кирзовых сапогах и котомкой через плечо. На груди на толстой цепи висел внушительных размеров медный православный крест.
- Ну иди, иди сюда, проказник, - тон дедушки сменился с повелительного на очень ласковый. Судя по всему, он знал «волосатого». Тот, не слыша больше строгости, просто просиял. Враз забыв об Андрее и недавней схватке, волосатый великан бросился прямо под ноги старику, обнял их, прижался, как маленький ребенок, и жалобно заскулил.
- Ну-ну, ну-ну, будет тебе. Вон, вишь, человека чуть не заломал. Ай-ай-ай, нехорошо.
В ответ «волосатый» поднял обиженное заплаканное (!) лицо и что-то замычал, с укоризной тыкая в раненое плечо.
- Ах ты, мать честная! Где ж это тебя так, а? Нешто опять кур воровал в дальнем поселении? Так вот сам виноват, да. Ну ладно, давай я тебе помогу. Только чтоб больше ни-ни!
Старик раскрыл котомку, вытащил какую-то траву и начал жевать ее, одновременно раздирая на лоскуты чистую тряпицу. Затем полил на рану водой из деревянной фляги, осторожно вытер кровь вокруг, положил травяную кашицу и туго перевязал.
- Ловко вы, - подал голос Андрей, до этого молча наблюдавший за странной сценой. - Извините, но уж очень похоже на картину «Преподобный Серафим Саровский с медведем».
Старик внимательно посмотрел в глаза незнакомому молодому человеку. Впервые. От этого взгляда Андрей сперва почувствовал себя словно под рентгеном, прямо мурашки поползли по коже, а потом вдруг стало тепло и как-то уютно. Странно, никогда не поддавался гипнозу да и вообще чужому влиянию, а тут сразу будто вывернули наизнанку.
- А ты, мил человек, его не бойся. Это Остапушка убогий. Он хоть и грозен с виду, и силищей обладает неймоверной, а если его не обижать - беззлобен аки младенец. Эй, да ты, я погляжу, вовсе и не боишься его! Вот те на, а я тут утешать тебя собрался. Ты прости меня, старого, не разглядел сразу. Но послушай меня внимательно: ты хоть и из самой столицы сюда явился, да и обучен ты, гляжу, воинскому делу и всяким премудростям весьма крепко, но бережись. Бережись! В тайге много лихих мест, где люди опаснее волков. Горе тебе и всем тем поселенцам, которые ждут от тебя подмоги, если ты без мира и Бога в душе решишь править дознание. А дознание править нужно, ой как нужно. Так что ты его правь, правь, мил человек. Бог тебе в помощь.
При упоминании Бога старик перекрестился.
Где-то сбоку в кроне дерева резко застрекотала сорока, и Андрей невольно посмотрел вверх. А когда снова взглянул на тропинку, старца уже не было, словно в воздухе растворился. На коленях, с поникшей головой одиноко стоял всхлипывающий «волосатый» или, как, оказывается, его зовут, «Остапушка». Остап, значит.
Странное имя для этих мест. Украинское. Почему Остап? И как заклинило: вопросов, куда более важных - уйма, одна встреча загадочнее другой, а в голову влезло занозой «почему Остап, почему Остап?» Андрей помотал головой и прошептал Иисусову молитву: «Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя, грешнаго». И осенил себя крестным знамением. Вроде отпустило.
Наконец, Остап медленно встал с колен и посмотрел на Андрея. Посмотрел теперь уже беззлобно и, можно даже сказать, по-дружески. Оба молчали. Встреча со стариком, пусть и мимолетная, разорвала пелену агрессии, оставив глубокий чистый след. «Волосатый» поднял нож и протянул его Андрею. При этом он что-то пытался сказать, тревожно указывал себе за спину, отрицательно вертя головой, и махал в ту сторону, откуда пришли. Судя по всему, это означало, что там, где раздавались голоса и куда полетел вертолет, очень опасно, и туда ходить не следует, а нужно идти назад, возвращаться. Андрей кивнул, благодаря за нож. Он решил сделать вид, что соглашается с Остапом, и кивнул еще раз, показывая рукой на себя и в обратную сторону, мол, он возвращается. На волосатом лице отразилось облегчение. Тяжелая и твердая, как камень, лапа одобрительно похлопала по плечу.
- Ну ладно, бывай, Остап.
- Гр-гр-гга. Ашшьтап том, том. Ашшьтап том!
- Понял, понял. Остап идет домой, так?
- Тя, тя! Том!
Андрей улыбнулся на прощанье и повернулся идти. Но первый же его шаг стал последним: под лопатку что-то кольнуло, и он начал проваливаться в быстро сгущающийся ватный туман. Последним, что он увидел, была склоненная над ним волосатая рожа предателя (как он, опытный диверсант, смог так глупо легкомысленно довериться!) и голос с сильным кавказским акцентом со стороны деревьев:
