Леонид Словин - Пауки
— Сталинская еще постройка. Я думаю, тысяч двести отдал. Зелеными. Да еще ремонт!
— Не боится?
— Кто сейчас не боится! Там все на замках. Перекрыто. Стальные двери, телевизионный глаз на лестнице. А охрана на что?! Телохранители…
— Много?
— Я больше все одного вижу. Кавказец. Жует. Никого не замечает. Не здоровкается…
Речь шла о секьюрити, заказывавшем в «Бизнес-клубе» бугламу с ткемали…
— Вообще-то охранников тут несколько!
— Кто же этот адвокат? Не Макаров?!
— Фамилия их мудреная. Тамм, Рамм… Я его больше все «Николай Лексеич»…
Я теперь не сомневался:
«Доктор Ламм», частная адвокатская контора, обеспечившая покупку «Алькада»…»
Получалось, что в «Бизнес-клубе» сегодня были лишь те, кто прямо или косвенно связан с фирмой «Алькад».
И еще телохранители…
Глава 3
Офис израильской фирмы «Ото Кент», где Арлекино получил в прокат «Ауди-100», находился на окраине Холона, живописного городка-спутника в двадцати минутах езды от Большого Тель-Авива.
Я смотрел в окно автобуса. Одна сторона улицы Халохамим была пуста — тут высился большой спортивный комплекс. Огромная реклама на остановке — джинсы, с характерным кольцом-ободком, проступающим сквозь ткань заднего кармана, — рекламировала презервативы:
«Кондом в кармане — и ты всегда в порядке!»
Пятиэтажное здание напротив было торговым центром близлежащего микрорайона, но и тут на тротуаре почти не было видно прохожих. Первые этажи торгового центра занимали продуктовые лавки, магазины. Один из офисов был связан с продажей и ремонтом компьютеров. Сбоку я увидел объявление: «Лизинг. Продажа подержанных автомобилей с гарантией. Разнообразные программы с отделениями в семи городах…»
Чуть поодаль стоял экскурсионный автобус. Я сверил номер. «Он! 75-215-00…»
Я видел его в памятный вечер в районе Цомет Пат. Круг замкнулся.
Прокатная фирма занимала небольшое темноватое помещение на первом этаже и еще бельэтаж. С улицы я попал в темноватый коридор и комнату, где принимались заказы. Когда я вошел, в ней находился служащий с компьютером и трое посетителей. Все четверо стояли.
—Номи? — спросил я.
Служащий кивком отослал куда-то в глубь офиса. В коридоре позади было выгорожено небольшое застекленное помещение для дежурного диспетчера с окном для разговора с клиентами. Я понял: тут оформлялся прокат туристических автобусов. Перед диспетчером висели какие-то графики, расписания…
Он разговаривал с водителями прокатных машин.
Узкой лестницей я поднялся на первый этаж. Обе каморки у лестницы были пусты. В третьей был туалет. Из него показалась тоненькая симпатичная эфиопка в длинной юбке, подметавшей отнюдь не чистый пол.
—Номи?
Она улыбнулась, не испытывая ни малейшего смущения. Тут даже в разговоре с начальством или малознакомыми людьми собеседник мог прервать себя, вспомнив, что ему необходимо «сделать пи-пи».
—«Ауди-100»? — спросила она дружески. — Пойдем.
В иврите нет «вы».
Мимоходом я заметил объявление о записи на трехмесячные курсы охранников. Ниже было указано имя офицера безопасности — Захария. По-видимому, он руководил курсом. То же имя значилось на двери рядом с диспетчерской.
Это был один и тот же человек.
— Можно по-русски?
Я угадал.
Захария — округлый, подозрительно белокожий, чтобы быть израильтянином, держал в пухлой ручке сигарету, невозмутимо курил. Он смахивал на Александра Калягина, недавно побывавшего тут на гастролях.
Я знал этот тип людей.
С ними можно было вести дела.
Одной из их проблем было бритье: они быстро, почти сразу зарастали, так что приходилось бриться по нескольку раз на день.
Он внимательно взглянул на меня. Кивнул.
Что-то мне подсказало, что Арлекино и Захария знакомы. Арлекино обратился к нему не случайно. Если я хотел преуспеть, мне следовало заручиться доверием этого человека. Во всяком случае, опасаться главы фирмы проката автомобилей в Холоне мне не следовало. Я не был целью Арлекино в Израиле.
—У вас найдется несколько минут? Мне кажется, мы можем быть полезны друг другу…
Полная ладошка сделала знак продолжать.
— Речь идет о Николае Евгеньевиче Холомине. Вы его знаете. Он брал у вас в прокат «ауди» и автобус…
— Ваша фамилия? — невозмутимо спросил Захария.
Я достал теудат зеут. Захария сверился с фотографией. Я вспомнил, что он еще и офицер, ведающий вопросами безопасности.
«Контрразведчик… Может, в прошлом сотрудник по борьбе с террором…»
Здесь — распространенная специализация. Случалось, тут использовали профессиональных разведчиков из бывшего СССР, бывших сотрудников Первого Главного и Главного разведывательного управлений — пэтэушников и гэрэушников.
На вид Захарии было не меньше сорока.
—Могу я задать несколько вопросов? — спросил он. — Вы москвич?
—Да.
— Кем вы работали в Москве?
— Офицер, ведающий вопросами безопасности в частном банке. В прошлом ваш коллега.
— В звании…
— Майора милиции.
Он не ответил мне откровенностью. Это могло означать и работу в КГБ СССР. Такое не афишировалось.
— В стране вы один?
— Моя семья в Москве. У меня там произошли неприятности. На меня наехали.
— Как там Москва?
— Ждет нас…
Он начал мне верить. Я улыбнулся:
— Можем создать фонд бывших работников МВД и КГБ…
— Вы знали Холомина по Москве?
— Немного.
Я рассказал, как мы вместе получали лицензии на занятие частной детективной деятельностью.
—Хотите с ним встретиться?
Я решил не хитрить:
—У меня есть все основания полагать, что он погиб.
Это было рискованно. Но я сто раз убеждался в том, что никакие ухищрения не ведут нас к цели вернее, чем интуиция. После паузы Захария заметил негромко:
—И у меня такое чувство… Вы курите?
Захария немного добавил к тому, что я уже знал, однако любая мелочь могла мне помочь.
Как я и предполагал, он знал Арлекино по Москве. Отец Захарии, а попросту Захара, проходил по делу, значившемуся уголовным, но имевшему политическую подоплеку и курировавшемуся органами КГБ.
«Не ошибся ли я по поводу места работы его сына?»
Холомин вел это дело в качестве следователя — важняка прокуратуры республики.
—Николай сделал все, чтобы помочь отцу. Бескорыстно. Он не любил КГБ. Кто-то в его семье пострадал от этой организации. Никакие переименования, смены кадров уже не могут изменить отношение…
Я это знал. Хотя старался быть объективным.
—Он сказал вам, зачем приехал?
—Мы, по существу, даже не успели поговорить. Он взял в прокат «ауди» и автобус. И как-то быстро исчез… Мы должны были встретиться, как только он будет посвободнее.
— Когда вы его в последний раз видели?
Захария выпустил крохотное облачко дыма:
— В пятницу.
Мы видели Арлекино в один и тот же день. В день, когда он погиб. Арлекино сдал «Ауди-100», которая была известна его будущим убийцам…
— В пятницу он уехал от нас на белой «судзуки»… — Захария назвал номер, я записал.
— Машины так и нет?
— Нет. Он брал на неделю. Срок не закончился. Я звонил на автоответчик. Он ни разу не ответил.
«Естественно!»
— А что можно сказать по поводу автобуса? Зачем он был ему нужен?
— Не знаю. Мы обычно не интересуемся. Каждый может взять что хочет.
— Интересно, кого он возил и куда.
— Не знаю… А когда вы его видели?
— В тот же день, что и вы.
Захария раздавил сигарету в пепельнице:
— Будем надеяться, что у него все в порядке.
— Думаю, все как раз наоборот. Его засветили.
— Тогда рано или поздно они выйдут на пункт проката и придут с вопросами, как это сделали вы…
— Скорее всего, у них уже нет в этом необходимости.
Он сделал вид, что не догадывается, о чем идет речь.
— Что можно сказать о том, где использовали автобус?
— Дело тяжелое…
— Холомин не сказал, где он остановился в Израиле?
Захария подумал:
—Он что-то говорил об отеле в Бат-Яме…
Я выехал в Бат-Ям на следующий день рано утром. Ехать пришлось через Тель-Авив. Там меня ожидала пересадка.
Автобус был двухэтажный.
Спуск начался почти сразу, как только мы выехали из Иерусалима. Я сидел у лобового стекла на втором этаже, сверху было все хорошо видно. Горы круто шли вниз. Солнце вплетало в пейзаж жаркие краски. Автобус двигался в ущелье. Это был воспетый в песнях Баб эль Вад — знаменитое вади, где во время войны за независимость перестреляли геройских ребят, пытавшихся прорваться в осажденный Иерусалим. Через лобовое стекло видны были разбитые машины, которые должны были пробить блокаду вокруг Святого города. Ржавые их остовы лежали вдоль обочины. Тут же валялись высохшие венки, должно быть оставшиеся от празднования Дня независимости. Мы катили по Иудейским горам. Внизу мелькали мягкие, как складки одеяла, холмы, лощины. В поселениях, на окрестных холмах, под черепичными красными крышами шла своя жизнь.
