Александр Щелоков - День джихада
— Это почему? — Чигирик снисходительно усмехнулся.
— Не надо, и все. Кто она, мы не знаем. Наведет беду, вот увидите.
— Оракул хренов. Выходит, пусть бы девка летела с кручи к чертовой матери? Так?
— Не знаю, но не надо было…
— А сам чего же? Спрыгнул бы прежде меня, да и подтолкнул вниз.
— Подталкивать незачем. Сама бы сверзилась.
— Крутой ты! — Чигирик пристально посмотрел солдату в глаза. — А может, и тебя не стоило тащить за собой? Шлепнул бы там, в кустиках! А?
Крепаков недовольно надулся. Надо же, капитан сравнил с ним эту бабу. Чеченку. Случись из-за нее что, отдуваться обоим.
Нарбика шла впереди. Шла и с удивлением думала, зачем и почему этот русский, скорее всего офицер, подал ей руку, и еще: почему она не испытывает к нему ни ненависти, ни подозрения?
Чигирик, отмахнувшись от Крепакова, догнал Нарбику.
— Ты что — испугалась?
— Да, — она опустила голову, чтобы не встречаться с ним взглядом.
Высоко над головами воздух пропорол протяжный свист. Чигирик схватил Нарбику за плечи и опрокинул на землю. Она еще ничего не поняла, попыталась вырваться, но он прижал ее голову к земле.
— Лежи!
Впереди гулко взорвался артиллерийский снаряд. Зашуршали ветки, срезанные осколками. Посыпались листья.
— Ползи!
Чигирик приказывал ей тем же тоном, которым разговаривал с Крепаковым, с молодыми солдатами: властно и жестко. Нарбика, испуганная взрывом, поползла к лесу.
— Убери это! — Чигирик резко шлепнул ее рукой по попке. — Не задирай ее! Ниже!
Нарбику шлепок возмутил. Она чуть было не вскочила, не закричала обиженно что-нибудь вроде «Дурак!» или «Нахал!». Такого еще не позволял себе с ней ни один парень! Но в это время позади в полусотне метрах от них с грохотом и воем рванул новый снаряд. Осколки пронеслись над самыми головами и с треском врубились в зеленую чашу леса.
— Быстрей! Быстрей!
И снова рука Чигирика подтолкнула ее вперед.
Они добрались до подлеска, нырнули в ореховые заросли. Между двух буков увидели свежее дымящееся жерло воронки. Кора деревьев вокруг была посечена и светилась белыми рваными ранами.
— Залезай!
Чигирик резким движением руки направил Нарбику к яме.
Над ними вновь протяжно и уныло простонало небо, вспоротое снарядом.
Нарбика сползла в воронку. И тут же сверху на нее рухнул Чигирик. Всем своим весом он придавил девушку к земле, остро вонявшей едким дымом. Ее губы коснулись корней травы, вывороченных наружу.
Третий взрыв оглушающие долбанул по ушам. Снаряд упал совсем рядом.
Потом все стихло, хотя в ушах звенело.
— Ты в порядке? — Чигирик выбрался из ямы и протянул Нарбике руку. — Вставай.
Девушка поднялась на колени, закрыла лицо ладонями и снова заплакала. Испуг выходил из нее слезами.
— Будет, — сказал Чигирик. — Ты цела! — И вдруг дернулся, болезненно сморщился. — Что за дьявол?
Он прогнул поясницу, не понимая, почему под правой лопаткой такая колющая боль.
— Посмотри-ка, что там?
Чигирик повернулся к Нарбике спиной. Та, взглянув, прижала ладошку ко рту.
— Оф-фай! Тебя ранило.
Ранение оказалось не опасным. Острый осколок полоснул, словно бритвой, по рубахе, пропорол ее и оставил на теле узкий, кровоточивший порез.
— Жив буду?
Неожиданно для себя Нарбика улыбнулась.
— Будешь, будешь.
Только теперь она поняла, что его прикосновения к ее телу не несли в себе ничего мужского. Это были движения брата или отца, который думал лишь о том, чтобы ее не зацепило осколком. И когда он упал на нее, он сделал это лишь инстинктивно, подставляя себя под удар.
Чигирик стянул с себя рубаху через голову. Нарбика увидела хорошо развитые мышцы груди, упругие мускулы живота. Она опустила глаза, но он подал ей рубаху.
— Будь добра, наложи повязку.
Осторожно, стараясь не касаться пальцами его тела, она скатала рубаху в узкую полоску и прижала к ране. Чигирик перебросил один рукав через плечо, другой пропустил под мышкой и стянул концы на груди.
Нарбика, подала ему куртку.
Он сунул в рукава руки, не поморщившись. Куртка оттопырилась на спине маленьким горбом.
Чигирик обернулся к Нарбике — она опять плакала.
— Ты что? Все уже кончилось. Смотри, больше не стреляют.
— Могли убить… — Она захлебывалась слезами.
— Ну, ну… Не убили ведь. Ты осталась цела. Теперь не бойся.
— Тебя могли убить…
Чигирик смутился. Такое искреннее выражение сочувствия было для него неожиданным.
— Я же сказал: не убили! И хватит об этом. Пошли.
И тут почти рядом жахнул одиночный выстрел.
Чигирик быстро отстранил Нарбику.
— Не высовывайся!
— Товарищ капитан! — Крепаков орал, забыв всякую осторожность. — Барана убил!
Чигирик не сразу понял, о чем это он.
— Какого барана?!
Жестом победителя Крепаков поднял над головой автомат.
— Жратва! Огромный баран.
Чигирик повернулся к Нарбике:
— Пошли посмотрим, что он там натворил.
Девушка уже давно чувствовала голод, и причин отказываться от предложения у нее вроде бы не имелось. И она уже не боялась этих русских.
— Идем.
Крупный тур с большой бородой лежал на боку, откинув горбоносую голову, насколько это позволяла его короткая шея.
Чигирик присел перед тушей, тронул рога животного. Они были длинные, массивные, согнутые крутым полукругом. Каждый рог сперва загибался кверху и наружу, затем полукругом шел вниз к спине. Кончики рогов смотрели вверх. Коричневый мех на боках животного и беловатый под брюхом лоснился сочным блеском.
— Здоровый, зараза! — Крепаков сиял от гордости. — Я его одним патроном.
Чигирик снисходительно хмыкнул.
— Мог бы и поменьше выбрать. Нам этого много.
— Он только один и был. Его взрывы вспугнули с лежки.
— Лежка… Хренежка… Ладно, солдат, прощаю.
Нарбика прикрыла рот ладошкой, чтобы не засмеяться.
— Смеется, девушка, тот, кто сыт. А я хочу есть, — подмигнул Нарбике Чигирик.
Свежевание тура и приготовление шашлыка заняло по меньшей мере часа четыре. Потом они сидели вокруг костра. Дымок от догоравших углей, запах жареного мяса — все уводило от мыслей о войне.
Нарбика посмотрела на Чигирика и вдруг сказала:
— Вы хороший человек.
Чигирик мотнул головой, как конь, отгонявший мух.
— Все мы поодиночке неплохие. Верно, Крепаков?
— Ага, — солдат не собирался спорить. Он все еще был поглощен едой.
— Мы такие с товарищем капитаном.
Нарбика еще раз посмотрела на Чигирика и увидела, что глаза у него добрые, голубые, словно в них отражалась синь горного озера. А из уголков разбегались тонкие лучики веселых морщинок.
После еды настроение у всех заметно улучшилось. Бродить по горам на пустой желудок — занятие не из легких.
И уходить на вечер глядя с облюбованного, согретого места Чигирик не решился. Он сказал, что лучше двинуть в путь пораньше с утречка, а перед дорогой еще раз можно будет подкрепиться мясцом.
На ночь Чигирик устроил для Нарбики ложе на кострище, предварительно разбросав тлевшие угли. Сам лег метрах в пяти от нее у корней дуба. Крепаков расположился ближе к опушке, положив автомат под руку.
Заснули все мгновенно. Усталость и сытость валят людей с ног с одинаковой силой.
14
Ночью Чигирик проснулся и открыл глаза от неожиданно возникшего беспокойства. Над головой мерцали холодные звезды. За лесом стояла луна. Рядом с ним сидела Нарбика, подогнув под себя ноги и перехлестнув руки на груди так, что ладошки лежали на плечах. Было видно — она озябла. И руки и плечи подрагивали.
— Почему не спишь? — спросил Чигирик шепотом.
— Холодно, — прошептала Нарбика. — Возьми меня к себе.
Чигирик не сразу понял, чего она хочет. Задал дурацкий вопрос:
— Как?
— Можно, я с тобой лягу?
Чигирик, не отвечая, подвинулся. Нарбика осторожно, будто опасаясь уколоться, улеглась рядом с ним…
— Укрой меня.
Он потянул из-под себя полу куртки и набросил на нее. Они оказались рядом. Ее волосы коснулись его щеки. Дыхание, теплое, щекочущее, как дуновение ветерка, тронуло его лицо. Чигирик растерялся — что делать? Отвернуться? Но это могло обидеть девушку. Разрешила вопрос Нарбика.
— Обними меня и погрей.
— Ты понимаешь, что просишь? — Чигирик отодвинулся от нее, насколько позволяла куртка. — Я мужчина… я…
— Знаю, — она отвечала все тем же шепотом. — Погрей мне руки.
— Ну, даешь! — буркнул под нос Чигирик и взял ее ледяные пальцы в свои большие, не потерявшие тепла ладони.
Внезапно глухим, сразу севшим голосом он сказал:
— Ты лежи. Спи. Я встану.
Нарбика неожиданно обняла его рукой за шею, не позволяя двинуться.
— Перестань. Отпусти! — Чигирик начал злиться не только на нее, но и на себя. Он ощутил, как в нем Горячей волной заплескалось желание, которое так трудно бывает преодолеть. — Ты что, не понимаешь?
