Виктор Доценко - Король Крыс
Обстановка поражала скромностью, чтобы не сказать бедностью: дешевенький кухонный гарнитур, скрипучий диван, большой стол в гостиной, наверняка сделанный местным деревенским умельцем. Лишь здоровенный чуть не на полстены японский телевизор с видеомагнитофоном и огромный холодильник на кухне несколько не гармонировали с плохонькими обоями на стенах и допотопными ходиками.
Да, вот так живут «воры в законе», как вы нас называете, — со скрытой ехидцей прокомментировал Алексей Николаевич. — Как говорится, бедненько, но со вкусом. Небогато, но чисто. Многие не понимают, приезжают, удивляются, языками цокают, советуют с капустой не жаться. А я и не жмусь: уж лучше я филки, которые мне братва из общака от щедрот своих выделяет, пацанам на зоны отправлю, чтобы те могли здоровье поправить, вволю похавать да ментов купить, оформиться на больничку или условно–досрочное. Я‑то старый, мне уже много не надо. Извини. — Оставив гостя, хозяин вышел из дома и, подойдя к соседней хате, постучал в закрытые ставни.
Клавдия Спиридоновна, прости, что бужу, но ко мне дорогой гость из самой Москвы приехал. Накрой на стол чем Бог послал!
Старуха–соседка, приходящая домработница и стряпуха, была единственной роскошью, которую мог позволить себе ушедший на покой пахан.
Минут через двадцать Коттон и Прокурор уже сидели за накрытым столом. Видимо, домработнице не впервой приходилось принимать ранних гостей.
Водочки? — лучась доброжелательностью, предложил старик, скручивая пробку «Абсолюта».
Я не пью, — поморщился гость.
Вообще?
Приходится иногда. По делу и нечасто. Но по утрам — никогда.
Чем же тебя, дорогого гостя, угостить в нашей глухомани — ума не приложу! — Найденко изобразил на лице простодушие, притворно сконфузился и дурашливо поскреб в затылке на манер вечного героя русских народных сказок, эдакого Иванушки–дурачка. — Ты ведь на своих кремлевских банкетах к икре да балыкам привык. А у меня пища простая, деревенская, зато здоровая. Никакой химии, никаких консервантов. Вот творожок, вот сметанка, вот маслице. Все корова Милка, дай ей Бог здоровья и долгих лет жизни, скотине этой!
Алексей Николаевич, не юродствуй, тебе не идет, — сухо оборвал Прокурор. — Если уж хочешь меня чем‑нибудь угостить, сделай кофе.
Спустя несколько минут высокопоставленный гость помешивал ложечкой дымящийся напиток. Лицо его было спокойным, движения уверенными и точными, будто у человека, который приехал в деревню из Москвы лишь для того, чтобы попить кофе да справиться о делах хозяина.
Коттон выжидающе молчал, не надо было быть большим провидцем, чтобы понять: Прокурор появился тут неспроста и сам заговорит о своем интересе.
Визитер явно не спешил начинать беседу. Старик, хитро щурясь, тоже выжидал — с какой стати он должен спрашивать первым? И вообще, кто кому нужен? Захочет, сам и расскажет, а нет, то вот, как говорится, вам порог.
Ну, а чем ты тут все‑таки занимаешься? — закуривая, поинтересовался гость.
Да так, всем помаленьку. Овощи да корнеплоды выращиваю, а то и груши околачиваю.
А как же твоя братва? — Прокурор стряхнул пепел в пепельницу.
В гости иногда приезжают. Я пацанов всегда вареньем из собственной малины угощаю. Спасибо говорят и еще просят. Хотели даже рецепт у меня взять, так я отказал. Как говорится, ноу–хау, — совершенно серьезным тоном продолжал Алексей Николаевич, и только глаза его смеялись.
Ну, вы‑то тут не только о рецептах варенья беседуете, — едва заметно улыбнулся Прокурор. — Я‑то тебя хорошо знаю.
Ну, зачем же ты так старика обижаешь? — притворно пожаловался хозяин. — Я вон без малого девятнадцать лет зоны топтал, и все меня дорогие граждане начальнички воспитывали: мол, на свободу — только с чистой совестью. Пора, мол, бросать преступный промысел, пора зарабатывать на хлеб честным путем. Вот я и решил их послушаться… Правы они оказались. Это ведь не зазорно — потреблять плоды труда своего. Знаешь, жил когда‑то на свете такой римский император Диоклетиан. Так вот, он на старости лет решил добровольно отказаться от власти. Что и сделал: удалился от мира и занялся разведением капусты. Была у него такая маленькая слабость.
Что не помешало ему через преторианцев диктовать преемникам свою волю, — напомнил собеседник. — Я‑то знаю, что ты только с виду такой тихий. Ты ведь не отказался от своего звания вора?
В каждой нормальной стране кто‑то должен работать, а кто‑то воровать, — спокойно парировал Найденко. — А по–другому и быть не может.
Ну, воровать — это одно. А беспредельничать, как нынешние, — совсем другое.
Старый вор нахмурился.
В мои времена такого не было. Тебе это хорошо известно. Это теперь все изменилось, с ног на голову перевернулось.
Что именно? — улыбнулся Прокурор. — Одни зарабатывают честно, другие думают, как заработанное у них отобрать. Схема одна и та же, только у нынешних бандитов больше наглости, коварства и тоже никаких принципов.
Не скажи! — неожиданно горячо возразил хозяин. — Я иногда газеты читаю, телевизор смотрю — ужас! Внук дедушку топором убивает за пятьдесят тысяч рублей, мать ребенка в проруби топит! Мы воровали лишь у тех, кто имел много и не трудами праведными добро наживал. Или у государства — у него‑то грех не украсть. Но даже у самых отпетых негодяев, ростовщиков и барыг, никогда не забирали последнее. Зачем загонять человека в угол? Это теперешние разденут–разуют до исподнего да еще и удавку на шею накинут!
Имеешь в виду современных бандитов? Всех этих очаковских, коньковских, темниковских?.. Сабуровских? — с легким нажимом на последнее слово поинтересовался кремлевский чиновник.
Да, — твердо ответил пахан. — Пришли наглые, беспредельные отморозки, желающие превратить мир в сладкий пирог для себя и сухую корку для других. Такие могут отобрать последнее у нищего, у ребенка. Даже у собственной матери. — Алексей Николаевич нервно закурил, похоже, повадки нового поколения российского криминалитета серьезно волновали его. — Теперь от блатной идеи не осталось почти ничего. Кроме былой романтики: всех этих песен, рассказов да татуировок.
Кстати, а как тебе сабуровские? — безразлично спросил высокопоставленный визитер.
Коттон поморщился, на лице его отразилась неподдельная брезгливость.
Слыхал, слыхал. Такое же дерьмо, как и остальные. Всюду беспредел, а сабуровские в беспределе — еще один беспредел! Слышал о таких. Воюют со всем миром. Но по сути получается, что одни негодяи уничтожают других негодяев. Они как скорпионы в банке. Пусть стреляют, травят, топят, взрывают друг друга, по мне так чем больше, тем лучше.
Совершенно верно: сабуровские бандиты отстреливают подобных себе. В итоге негодяев становится меньше. И не все ли равно, каким способом сокращается эта популяция? А может, ты считаешь, в подобных случаях цель не оправдывает средства?
Найденко на минуту задумался, а затем взглянул на Прокурора так, словно видел его впервые в жизни.
Вообще‑то я об этом не думал. Но по–своему ты прав. По крайней мере, мне их не жалко. Пусть дохнут, кто‑кто, а я по ним не заплачу.
Безусловно, высокому кремлевскому чиновнику нельзя было отказать в умении находить в разговоре общие точки соприкосновения.
Скрипнула дверь, сидевшие за столом обернулись. На пороге спальни стояла Наташа. Пышная копна каштановых волос, огромные глаза с длинными ресницами, удивительно правильные черты еще заспанного лица…
Ой, дядя, у нас гости, — смущенно запахивая полу халата, из‑под которого белела ночная рубашка, произнесла она, — что же ты мне не сказал?
Познакомься, Наташенька, это мой старинный знакомый, — кивнул Алексей Николаевич. — Большой человек! Спецом к нам из самой Москвы приехал.
Конечно, высокий статус дяди в далеко не законопослушных кругах был известен племяннице. И потому следующий вопрос прозвучал хотя и наивно, но вполне естественно:
Дядя, а он что… тоже «в законе»?
Бери выше, Наташенька! Он и есть сам закон, — улыбнулся хозяин и, заметив на лице гостя мгновенное замешательство, добавил не без ехидства: — Это самый большой авторитет, которого я видел в своей жизни! Правда, не совсем преступный, как он сам почему‑то считает. Ведь государство — это не самый большой преступник, правда? Но все‑таки… Так что, Наташка, смотри и запоминай. Детям, внукам потом будешь рассказывать, с кем базар вела!
Алексей Николаевич, как обычно, немного преувеличивает мои скромные заслуги перед преступным миром, — совладав со своей первой реакцией, нашелся Прокурор и, не желая продолжать тему, перевел беседу в другое русло: — Как ваше здоровье, Наталья Васильевна?
Спасибо. — Девушка потупила взор, она явно не знана, как себя вести.
Не скучно тут, в деревне?
Скучно, вообще‑то, — честно призналась племянница знаменитого вора, — но ничего, иногда с дядей за границу ездим, часто в Москве бываю. Да и времени, чтобы скучать, особо нет: в университет готовлюсь.
