Александр Тамоников - Чемпион тюремного ринга
Илье тоже досталось.
Несколько раз он увернулся он дубинок, отступал вместе со всеми, твердя про себя как заклинание: «Только не бей в ответ, не нарывайся. Иначе прикончат на фиг».
Тут-то он и схлопотал по бедру. Боль была адская. Ткач упал в проход между койками, только начал подниматься, как получил вторично.
Небритый громила с перекошенной челюстью ржал как подорванный, отвешивая удары арестанту. Силы в нем было немерено, но техники никакой. Илья свернулся в позу зародыша, спрятал доступ к самым важным органам. Громиле было неудобно. Он попинал скрюченное тело, несколько раз ткнул его дубинкой и побежал в другой конец барака, где было интереснее.
– Довольно! – прогремел вдруг командирский окрик. – Ша, я сказал!
Избиение прекратилось. Надзиратели неохотно отходили от своих жертв, вытирали окровавленные дубинки о матрасы. В проходе, заложив руки за спину, стоял начальник охраны Вальтер, постукивал по полу надраенным сапогом и критически обозревал побоище.
Надзиратели сделали невинные физиономии, попрятали дубинки за спину и стали выскальзывать из барака. Через минуту в нем никого из них не осталось. Последним убрался Дыркин с самодовольной рожей. Он ухмылялся, хотя и прятал от Вальтера глаза.
У Ильи не было никаких сомнений в том, что санкция на «оздоровление» коллектива поступила свыше.
Офицер, не убирая рук из-за спины, прогулялся по проходу. Глаза его были холодны, на губах плясала тонкая усмешка.
Избитый люд начинал шевелиться, отлипал от стен, поднимался с пола.
– Так-так… – вкрадчиво проговорил Вальтер. – Распорядок, стало быть, нарушаем, граждане заключенные. Ну-ну. И почему нам не спится, а? Не слышу ответа.
Его и не было. Люди предпочитали помалкивать. Кто-то тихо стонал. Наметанный глаз офицера уже определил, что работали надзиратели грубо, но в целом правильно. Необратимых повреждений никто не получил.
– Ладно, господа ренегаты и изменники родины, будем считать, что этой ночью ничего не случилось, – великодушно проговорил Вальтер. – Надеюсь, никто не желает обратиться за медицинской помощью?
– Я желаю, господин офицер, – прозвучал слабый голос. – Мне, кажется, почки отбили.
– Серьезно? – Старший лейтенант резко обернулся, впился глазами в страдальца. – Ай как нехорошо. Конечно же, уважаемый, вам немедленно дадут возможность обратиться к врачу. Князевич!
На пороге вырос упомянутый работник богоугодного заведения. Лицо его выражало полнейшую готовность прийти на помощь ближнему своему.
– Слушаю, господин обер-лейтенант!
– Нет-нет, я передумал, пожалуйста, не надо, – промямлил избитый арестант. – Мне уже лучше. Все хорошо, не надо беспокоиться.
Вальтер засмеялся с холодком, с презрительным сарказмом и сделал знак надзирателю. Мол, не стоит беспокоиться. Тот пожал плечами и вышел. Вслед за ним, плавно перекатываясь с пятки на носок, помещение покинул и начальник охраны.
Люди облегченно вздыхали, доползали до своих кроватей, зализывали раны. Одни пострадали в меньшей степени, другим досталось по полной программе. Бинтов и лекарств в бараке не было. Арестанты обходились подручными средствами.
Погас свет. Тем, кто не успел улечься, пришлось колобродить в темноте. Кто-то ударился о койку Ильи и потащился дальше.
Со стоном рухнул в койку Литвиненко. Богомол сперва пристроился боком и тут же принялся отыскивать наименее болезненную позу.
– Часто у вас такие зарядки проходят? – тихо спросил Ткач.
– У вас тоже, Илюха, – заявил Богомол. – Привыкай считать себя частью нашего дружного коллектива. Не очень часто, но случается. Обычно без причины не бывает. Повод должен быть, пусть и смехотворный. Это нашим ребятам вчера не повезло. Они работали на тех лесах, которые рухнули. Авдеев помер. Ты его не знал, на той стороне у входа была койка. Начальство, видимо, разозлилось. Убытки, потеря денег, времени, материалов. Мужики ни в чем не виноваты, но кому до этого дело? Ладно, Илюха, не мотай душу, тебе и так меньше всех досталось. Давай спать. Завтра опять на каторгу.
Две ночи прошли спокойно. Строительство кипело и лязгало. На руководство наседали заказчики, требовали любой ценой закончить поселок к ноябрю. Дескать, чего вам не хватает? Финансирование бесперебойное, рабочая сила дармовая. Ее очень много, можно даже не кормить. Пусть вкалывают в три смены, в чем проблемы?
Несчастных случаев на производстве больше не было, но с работы арестанты приползали чуть живые.
Илья весь день махал лопатой под вопли прораба, конвоиров и собачий лай. Возможности сбежать не было, и голова в этом направлении не работала.
В пятницу день начался отвратительно. Зарядил ливень, полоскал всю ночь и утро. Земля раскисла, мир набух от влаги. В этой сырости все ссадины и царапины болели и нарывали еще сильнее.
Злость охраны граничила с бешенством. Промокшие конвоиры были просто невменяемы. Ополоснуться в корыте этим утром арестантам не дали, погнали в столовую, награждая тумаками.
Там было еще хлеще. Заключенные суетливо рассаживались по лавкам. Двое убежали на кухню за едой и посудой. Один тащил бак, другой – посуду и поварешку. Худосочный мужичок по фамилии Таранькин кряхтел от натуги, держа бадью за ручки перед собой.
Наблюдательность Илья еще не утратил, заметил, как хитро переглянулись между собой два охранника. Они находились здесь же. Один торчал у окна, другой сидел на лавке, вытянув ноги. Этот парень был Илье уже знаком, старший солдат по фамилии Козюпа. Физиономия наглая как у танка.
Он криво ухмыльнулся. Когда Таранькин проходил мимо, этот мерзавец как бы невзначай вытянул ногу еще дальше, а потом быстро вернул ее обратно. Арестанту этого хватило. Он споткнулся. Илье навсегда запомнились эти глаза, обуянные отчаянием, застывший беззвучный крик.
Бак выпал, грохнулся об пол, перевернулся. Его жидкое содержимое ударило как шрапнель по изголодавшимся арестантам, сидящим вокруг стола, окатило всю компанию. Разносчик пищи не удержал равновесия, повалился следом, ударился грудью о бак и застонал от боли.
Все охранники, находившиеся в столовой, дружно загоготали, захлопали в ладоши.
– Кретин! – завопил Козюпа, делая страшное лицо. – Ты что натворил? Оставил своих товарищей без завтрака! Все, упыри, поели. С чем вас и поздравляю! Другой еды сейчас не получите. Выходи на улицу строиться!
Многие, конечно, видели, что сделал Козюпа, понимали, что Таранькин ни в чем не виноват. Но самые голодные в ярости набрасывались на своего товарища, обвиняли его в неуклюжести.
Оргвыводов по отношению к старшему солдату, конечно, не последовало. Проявил самоуправство, но простительное. Просто пошалил боец. Кого особо волнует состояние желудков заключенных? Эти сдохнут, новых привезут.
Арестанты полдня работали голодные. Еда давала им хоть какие-то силы. Подвезли обед, и они набросились на него, пока начальство не передумало.
Вечером в барак опять ворвались разъяренные надзиратели. На этот раз трезвые.
– Строиться в проходе! Быстрее, вашу мать! – заорал кто-то из них. Изнуренные люди поднимались с кроватей, брели в проход. Кривая шеренга напоминала какую-то мертвую зыбь.
– Начальство вами недовольно! – выкрикнул Князевич. – Вы плохо работаете, еле шевелитесь, зато аппетит у вас отменный. Почему так происходит, паразиты? Вам дали приют, еду, работу, крышу над головой, а вы в открытую глумитесь над своими работодателями. Так дело не пойдет. За каждый случай саботажа мы будем наказывать! Сегодня в нашем репертуаре бодрящие палочные процедуры.
После этой пламенной речи Князевич медленно двинулся вдоль шеренги. Он со всего размаха бил каждого арестанта дубинкой по животу. Остальные следили, чтобы народ не бросился врассыпную.
Кто-то падал, загибаясь от боли, кто-то оставался стоять, шатался с критической амплитудой. Кого-то вырвало. Ратушняк свалился на колени, схватился за живот, стащил с носа воображаемые очки и принялся их протирать. Богомол исторг ругательство, за что получил добавку. Литвиненко скрючился в позе роденовского «Мыслителя», потом повалился на бок, свернулся в клубок, чтобы как-то переварить ощущения.
Таранькину опять досталось больше, чем кому бы то ни было еще. Князевич трижды взмахивал дубинкой. Арестант упал на пол и не шевелился.
Илья заранее напряг пресс. Все же от удара в глазах у него потемнело. Унылый мир зашатался и едва не потух.
Обойдя всех, Князевич критически обозрел строй и поблагодарил арестантов за понимание. Надзиратели со смешками удалились. Стонущие люди расползались по кроватям.
Этой ночью, ближе к утру, скончался Таранькин. Надзиратель перестарался, и от удара началось внутреннее кровотечение.
Через час Илью разбудили. Как ни странно, он проснулся быстро, тело сжалось в пружину. Над душой мерцали люди с автоматами.
– Вставай, – мрачно сказал один из них. – Иди за нами. Да быстро поднимайся, а то на пинках полетишь.
