Ивакин Геннадьевич - Десантура
Гринев отшатнулся от тарасова, схватившись ха нос.
-Ну что, Гринев...
-Ефимыч, Ефимыч, стой! - Мачехин и Гриншпун - два здоровущих кабана навалились на мальенького Тарасова и повалили его на снег. Тот зарычал под ними, хватая помороженными губами колкий мерзлый наст.
-Сука! Сукааааа! - ревел тот.
А Гринев, стараясь не испачкать полушубок кровью, хватал комья снега и прикладывал их к носу.
-Ну-ка тихо всем! - всегда тихий Шишкин неожиданно выхватил пистолет и два раза пальнул в воздух.
Сработало.
Тарасов перестал вырываться, а комиссар с особистом перестали его душить.
А десантники из комендантского взвода старательно отвернулись.
Мгновение спустя Гриншпун и Мачехин встали со снега. А потом и Тарасов, отряхивая свою кожаную курточку встал. Сначала на колени, потом и в полный свой, маленький, рост. А потом он порывисто - да так, что никто ничего не успел даже и подумать - подскочил к Гриневу и облапил его.
-Привел? Привел, да?
- Вряд ли, Ефимыч... Да, успокойся, ты...- с трудом вырвавшись из рук маленького, но крепкого Тарасова произнес Гринев. - Мы тут одним батальоном вышли к вам. Истрепанные по самые... По пояс.
- Знаю! - кивнул Тарасов. - Уже знаю А ну-ка, давай подробнее!
И Гринев, попивая горячий чай, начал рассказывать. Как двести четвертая бригада не смогла пройти через линию фронта. Все проходы немцами были надежно прикрыты. Прорвать удалось один, но фрицы после того, как первый батальон вышел на тактический простор, ударили с флангов силой не менее двух полков. И батальон, в котором Гринев шел, едва ли не в первых цепях, оказался отрезанным. Там осталась и бригада, и штаб ее. Пятеро суток промыкавшись в бескрайних лесах Демянска, они чудом вышли на позиции боевого охранения бригады Тарасова.
- И вот еще... Держи приказ... - Гринев протянул усталой, дрожащей рукой конверт. Тарасов вскрыл его зубами, прочел... И обомлел.
'Общее командование передается подполковнику Латыпову, в его отсутствие старшим назначается подполковник Гринев. Комсевзапфронт генерал-майор Курочкин'
- Что за хрень? - не понял Тарасов. - А почему по рации не прислали?
- Вы ж на связь не выходите... - пожал плечами Гринев.
- Муха же бляха! - Тарасов аж вскочил! - У меня батареи скоро сядут эту чертову 'Клумбу' вызывать! Я тюльпан, я ромашка, ага!
Гринев пожал плечами:
- Я-то что могу поделать? Латыпов тут?
- А это-то что еще за хрен с горы? Какой, в пень разлапистый, Латыпов??
-А я знаю? Представитель штаба фронта. Твоим радиограммам не верят. Говорят, панику наводишь. Они самолеты шлют, шлют, снарягу кидают, кидают...
-Шлют? Шлют?? Снарягу??? Да их же мать фронт в дупло по самую дивизию! Каждую ночь, млять, самолеты - мимо, мимо! Как же, мать твою, у меня обморожений скоро будет полбригады! Живаго! Где Живаго?
-Знакомая фамилия...
-Да насрать, что знакомая! Где Живаго, мать едрить через колено!
-Оперирует, товарищ подполковник! Велел передать, что пока не закончит, посылает всех в третью задницу четвертой мамы Гитлера!
Дневальный втянул, на всякий случай, голову в плечи, а начштаба, особист и комиссар заржали.
-Латыпов тут со дня на день будет. Ну не помнишь его, что ли? Лысый такой!
- Не помню. И не представляю. И представлять не хочу! У меня плохая память на имена и даты.
- Значит, как увидишь, так и вспомнишь, - без тени улыбки сказал комбриг двести четвертой.
- Отлично, мать твою... Значит я тут сижу уже вторую неделю, прибегают щеглы типа тебя, и сразу давай командовать?
Тарасов от обиды едва не плюнул в лицо Гриневу.
- Щеглы, ага... - неожиданно согласился Гринев. - Давай к делу, а? Атака на Добросли приказана.
Тарасов только ошеломленно закачал головой:
- Штаб всего корпуса? Без поддержки твоей бригады? Тихо! - успокоил он жестом возмутившегося Гринева.
- Нет у тебя больше бригады!! Нету! Есть триста голодных и безоружных людей. А кормить нам их нечем. И вооружать нечем, ерш твою душу меть!
**
Артем Шамриков сидел в засаде.
На лося.
Бригада так и сидела в болотах, ожидая неизвестно чего. Командиры чего-то бегали, суетились. Вечерами пускали ракеты. После чего ротами шарахались по лесу, собирая сброшенные с 'ТБ-3' тюки на парашютах. Парашюты, кстати, без промедления шли в медсанбат.
Иногда на импровизированный аэродром садились 'уточки'. В них запихивали - именно запихивали! - раненых до отказа, так, что бипланы едва поднимались над деревьями.
Иногда Артем смертельно завидовал тем, кто отправляется сейчас на Большую Землю. Но это чувство было мгновенным, хотя и острым. А последней ночью и оно прошло.
Их рота тогда сидела вокруг аэродрома. Десантники готовы были стрелять на каждый шорох в ночном лесу, но чаще всего оглядывались. Оглядывались на фанерные самолетики, увозившие их ребят - раненных, больных, обмороженных - домой.
Оглядывались, пока один из 'У-2' внезапно не накренился под порывом ветра и не зацепил краем крыла высоченную сосну на краю поляны. Этого самолету хватило, чтобы его развернуло, перевернуло и... И гулким хлопком бензиновая вспышка обожгла душу Артема. Больше он не смотрел на взлеты.
А на следующий день поступил приказ - начать охоту на местную дичь. В команды были выделены наиболее опытные в этом деле бойцы. К слову сказать, большинство десантников было из таежных районов Кировской области и Удмуртской автономной республики, и бывали в лесах, но... Но охота - не война. Тут немного другие навыки нужны. Читать следы зверя, например, а не человека. На людей-то пацаны уже худо-бедно научились охотиться... Звери - они все таки хитрее. Вона недавно, ребята из четвертого батальон аж три дозора немецких положили!
Артем шмыгнул носом и поглубже зарылся в снег. Чтобы зверь не чуял...
Впрочем... Какой уж тут зверь... С сентября в этих лесах война идет! Хотя разведчики и мамой клялись, что свежий лосиный помет видели.
Хорошо, батя старый охотник. Перед войной медведя брал пару раз. Велел тут лежать и не шевелиться, пока он по следам ходит.
Артем не заметил, как начал дремать.
В снегу засыпается хорошо... Хоть и холодно... Да уже и не холодно... Тепло... Странное такое тепло... Нежно... Людка так же обнимала...
Внезапный шорох, сбивший снег с еловых лап, сбил сон. Шамриков еще не успел проснуться, как уже вскочил на колени и выстрелил несколько раз на звук. И лишь потом протер глаза.
За густыми зарослями ельника кто-то грузно шевелился, издавая утробные звуки.
'Вот пожрем! Вот пожрем-то!' - мелькнула радостная мысль. Он, торопясь, натянул лыжи, щелкнув по обледенелым валенкам пружиной и поморщился - железяка опять ударила по самому протертому месту изъерзанной обувки. А потом скорым шагом побежал к месту где упал лось.
Шамриков раздвинул ветки и...
Густо обрызгав кровью снег, под ногами Артема лежал отец.
-Батя, батя, батя!! - закричал сержант и упал на колени. Он обхватил руками лицо отца, приподнял голову, заглянул в глаза.
Почему-то ставшие голубыми. Ровно весеннее небо над ними...
Артем тряс отца, не замечая струйки крови стекавшей из уголка рта.
Он не заметил и того, как на выстрел сбежались бойцы, как кто-то бил его по мокрым щекам, как санинструктор сноровисто снимал полушубок со старшины...
Он пытался схватиться за винтовку, чтобы убить в себе удушливое чувство вины. Удушливое и колющее прямо в сердце.
Кто-то отопнул винтарь в сторону. Артем привстал на четвереньки и пополз к оружию. Но сильный удар уронил его, потом кто-то навалился на спину, заломив руки и больно замотав их чем-то за спиной.
А потом его волокли по снегу. Жесткий наст обдирал лицо, но он этого не чувствовал.
Он видел поголубевшие, слепые глаза убитого им отца.
Потом кто-то кричал в ухо. Но он этого тоже не слышал. Он слышал только хрипы убитого им отца.
Потом что-то вскипело внутри, злое, яростное, красное. Он попытался встать, но не смог, потому что все вокруг почернело от удара по голове. Его перевернули и начали связывать.
Но он не потерял сознание, нет. Просто все стало черным, мутным, крикливым, громким, стреляющим.
Потом он куда-то поплыл. Медленно так. Слегка раскачиваясь. Это его убаюкивало. Потом кто-то долго - совсем рядом - ругался на два голоса. Это когда земля перестала качаться. А перед глазами снова и снова всплывал отец.
А потом вдруг его приподняло снова. Затрясло, захолодело, заморозело - так что связанные руки и ноги окончательно онемели и перестали чувствовать.
Когда сержант Шамриков открыл глаза - над ним повисло деревянное небо.
Он повернул голову на бок. Деревянный горизонт ткнулся трещинками. Артем повернулся в другую сторону...
И увидел храпящего на соседней кровати отца. Тонкая нитка слюны стекала с густой его бороды.
'Приснилось!' - жадно выдохнул сержант. Потом с силой закрыл глаза и снова открыл. А потом сел на своей кровати. В белом исподнем. Чистом... Чистом?
