Владимир Вера - Медиа-киллер
Месть – слово, ввергающее тело в озноб. Соболь ни на минуту не забывал о врагах, упрятавших его сюда. Им было бы спокойнее, если б удалось его убрать физически. Но судьба оказалась благосклонной, а Соболь верил в судьбу. Он жил надеждой, что расплатится по счетам.
В колонии он много размышлял. Основательно копался в прошлом. Ударился в чтение. Библию читать не мог, вырывал лишь фразы из контекста, которые нравились. Зигмунд Фрейд, Фридрих Ницше и Гитлер понравились. Оноре де Бальзак понравился местами. Впечатлила «Шагреневая кожа», та, что сжималась, съеживалась, уменьшалась с каждым исполненным желанием. Вольтер – борец с мракобесием иезуитов, оказался для Соболя неглубок, Виктор Гюго – слишком сентиментален, Достоевский зануден, а вот Гете – поучителен. Соболь не стеснялся своей тяги к чтению. В знаниях он испытывал невероятную потребность. Ему необходим был фундамент, на котором он намеревался выстроить собственную философию, отличную от воровской толковщины.
А Лорду он позволил упиваться властью в зоне, в то же время постоянно подчеркивая, что король все-таки он. Делал он это деликатно. К слову, Лорд и не метил на место пахана, довольствуясь приобретенным статусом, спокойствием и благополучием, возможностью верховодить зэками. То были золотые деньки. «Грев» с воли доставлялся бесперебойно. Иногда на «свиданки» доставляли девчонок. Этот бонус касался только правильных арестантов.
Спустя три года Соболь вооружился стройной концепцией, подогнанной под его непомерные амбиции и оправдывающей любые его деяния. В принципе следовало ожидать, что великие мыслители могли дать Соболю только то, что он способен был принять своей очерствевшей душой. Иногда он делился своими мыслями с Лордом.
– Что больше всего мешает человеку? – бывало, заговаривал Соболь, и Лорд напряженно внимал. – Страх. Чего только не боятся людишки. Боятся быть обворованными, заболеть, умереть, разориться, быть обманутыми, боятся согрешить, боятся даже собственного страха.
– Я, к примеру, никого не боюсь. Кроме тебя. Может, это правильно – бояться? Без страха живут только идиоты. Сомнение помогает найти верную дорогу, не сбиться с пути, – вставил было Лорд, но получил в ответ укоризненный взгляд гуру.
– Нас невозможно сбить с пути – нам все равно, куда идти! – Суровый взор сменился внезапным приступом смеха, а следом – новыми постулатами. – Неправильно мыслишь. Надо освободиться от сомнений. От страха. Что тебе мешает это сделать? Человеческая природа. Человек не вечен, он смертен. Но он не хочет верить, что сдохнет – и конец. Тут-то и объявился мудрец, Лука или Иоанн, ну, эти, как их там, апостолы. Сочинили свое Евангелие. Все захотели в рай. А вместе с надеждой родился новый страх – оказаться в аду. Человек не может не бояться! А теперь скажи мне, имеет ли право человек разумный убить свой страх?
– Зачем? – наивно спросил Лорд.
– Чтобы жить свободно, – провозгласил Соболь, – надо избавиться от страха перед божьим судом. Диагноз человечества – невроз. Религия – навязчивая идея… Но свободно жить могут лишь посвященные, жрецы и пастыри. Остальные пусть верят в сказки.
«Часто те, кто верит в сказки, счастливее тех, кто в них не верит, – не осмелился дискутировать вслух Лорд, – а чудо случается и там, где в него никто не верит. Там его называют случайностью…»
Соболь на мгновение прервался, высыпал на стол кокаин из пакетика и втянул порошок с горки, не утруждая себя «дорожными работами».
– Так вот, – продолжил он под кайфом. – Религия – сдерживающий фактор. Если б ее не было, вопрос о смысле жизни не стоял бы вообще. Смысл ограничился бы получением власти…
– Ее ведь проще получить, чем удержать, – вздохнул Лорд.
– Когда ты борешься за власть, это означает, что ты достаточно силен, чтобы на нее претендовать.
Для Лорда стало откровением, что Соболь и не думает становиться вором в законе. К этому высшему в блатной иерархии статусу Соболь, в отличие от него, был абсолютно равнодушен.
– Вор в законе? Я сам буду придумывать законы. К чему мне быть вором в своем собственном законе? Это все равно что перекладывать из одного кармана в другой…
Подобная коронация ограничила бы его устремления. Ему не интересен был теневой мир, он считал этот мир всего лишь перекрестком, а не большой дорогой. На перекрестке был вкопан в землю указатель. Направление одной стрелки особенно его манило. Там мелом значилось слово «Государство». Ему нужен был весь мир…
А потом Соболь исчез. Вот так просто взял, никого не поставив в известность, испарился, словно картофельный пар, и затерялся на просторах самой большой в мире страны, а скорее в самом большом в Европе мегаполисе, которому по численности населения уступает даже Лондон, в российской столице. Побег Соболя означал для тех, чьими «молитвами» он оказался в изоляции, смертный приговор, тот самый, что подписали, но не сумели реализовать для него. Для Соболя смерть его врагов была необходимостью еще и потому, что он не исключал повторного своего заточения. Просто без его влиятельных врагов на воле сатрапы в колониях и тюрьмах были куда обходительнее, а жизнь «хозяйская» приобретала налет практически придворного комфорта.
Спустя какое-то время вышел и Лорд. Вышел на законных основаниях, освободившись досрочно «за примерное поведение». На несколько лет дорожки авторитетов разошлись. Но судьба имеет свойство притягивать противоположности, выдавая это притяжение разных полюсов за законы физики, претендующие на трактовку бытия ничуть не меньше воровских или церковных догматов. К моменту их встречи Лорд растратил все заначки и буквально прозябал в нищете. Путь рецидива с рэкетом барыг ничего не давал – «коммерсы», во-первых, всегда отличались неблагодарностью, во-вторых, платили дань всевозможным мусорам, пожарникам, санэпиднадзору и даже архитектору. А в-третьих, грянул мировой кризис, и изрядная доля предпринимателей едва сводили концы с концами, чтобы платить за аренду своих роскошных офисов – самой бесполезной составляющей реального бизнеса. Отказаться от апартаментов, секретарш и представительских расходов в пользу крохотной комнатушки с телефоном и самоваром никто не хотел. А значит, не имел желания отстегивать процент «откинувшимся бандосам». Так и говорили между собой: «Те времена прошли…»
Его катраны с персонажами вчерашних дней не приносили дохода, проституция контролировалась ментами, наркобаронов не могли поделить наркополицейские, эфэсбэшники и транспортная милиция. Единственным лучиком в беспросветной тьме являлись две на первый взгляд не взаимосвязанные вещи: готовность его ребят грабить банки и инкассаторов и расформирование УБОП – управления по борьбе с оргпреступностью. Его разделили на два независимых ведомства – управление по борьбе с экстремизмом и структуру по защите свидетелей. Видимо, кто-то умный посчитал, что таджики будут свидетельствовать против скинхедов, что их кто-то захочет сначала послушать, а потом защитить, или наоборот, что таджики теперь и есть экстремисты, а скинхеды – единственные беспристрастные свидетели их злодеяний в отношении представителей белой расы. Кризис все поставил с ног на голову. У этих умников, тех, кто придумывает реструктуризации и оптимизации, своя мотивация. Она, возможно, менее всего связана с оргпреступностью, а больше с борьбой за власть. С оргпреступностью был больше связан Лорд, а в борьбе за власть разбирался Соболь.
Лорд уже не рассчитывал на эту встречу. По слухам, Соболь не сумел легализоваться. Его не обелили даже швейцарские счета и благотворительность. Его возвращение в Россию на белом коне почетного консула республики Коста-Рика обернулась дипломатическим скандалом. Тогда он развернул бурную деятельность в Индийском океане, скупив мелкие островки Маскаренского архипелага, включая вулканы Агалеги и Каргадоса-Карахоса. Но из-за ностальгии по еще более бурной деятельности на родине от гражданства республики Маврикий с перспективой занять пост министра по туризму господин Соболевский отказался сам, предпочтя российские нары. Соболь снова отбывал наказание. Правда, теперь он мог чувствовать себя вольготнее любого вора. Все его враги, ну, или почти все, гнили в сырой земле или стояли в очередь в чистилище.
Лорд не рассчитывал на встречу с бывшим сокамерником. 90-е канули в Лету, 2000-е разменяли первый десяток. Одно Лорд знал наверняка – Соболь выйдет на свободу, когда только пожелает. А захочет ли он видеть старого кореша – это только ему решать. Он себя никогда никому не навязывал – старался обходиться своими силами, хотя это стало теперь труднее, чем в добрые времена полной неразберихи. В конце концов, Соболь ничего ему не должен. Все, что положенец делал для него в колонии, он прежде всего делал для себя. Как только Лорд совсем потерял надежду на встречу с авторитетным Соболем, тот объявился, как всегда, нежданно-негаданно…
