Валерий Рощин - Подводные волки
– Вот что, коллеги. Мне неизвестно, когда они проснутся, но ускорять выход из этого состояния я не стану, – устало выдохнул Нойманн. – Слишком большой риск возникновения побочных эффектов. Поэтому разделимся на две смены. Первая остается дежурить до трех ночи…
Пробуждение шло своим чередом и строго по плану, минуя все страшные прогнозы, которые зачастую рисовало воображение бывшего эсэсовского врача. Первым окончательно очнулся от долгого сна Хайнц Мор. Нойманн сразу нашел в этом некую символичность: организм командира подлодки – опытнейшего подводника, награжденного Рыцарским крестом с дубовыми листьями, – оказался сильнейшим в экипаже.
Сфокусировав зрение, корветтен-капитан сделал судорожный глоток, глубоко вздохнул и спросил:
– Сколько я спал?
– Долго, дружище. Очень долго! – рассмеялся в ответ врач. – Шесть лет и четыре месяца.
– Неужели сейчас весна пятьдесят первого?
– Молодчина, Хайнц! Ты обнаруживаешь способность быстро восстанавливать память. Как ты себя чувствуешь?
– Поганей не бывало, – прохрипел Мор и попытался пошевелить рукой. Попытка увенчалась неудачей – рука не двигалась.
– Не торопись. Сейчас тобой займется массажист, – успокоил профессор. – А движения начинай с кончиков пальцев.
Моряк едва заметно кивнул и, пробуя шевелить пальцами, поинтересовался:
– Какие новости на базе?
– Продукты на складах заканчиваются – это главная новость. Экономим. Я максимально урезал суточную норму питания. Подводники из экипажа «Верены» продолжают умирать от неизвестной науке болезни – на сегодняшний день их осталось ровно пятнадцать.
– Ценкер выжил?
– Да, твой коллега пока жив. Сдал, ослаб, но держится.
– А что с моими людьми?
– Экипаж U-3519 прибыл из шестилетнего сна в полном составе, – расплылся в довольной улыбке Нойманн. – Правда, ты очнулся первым.
– Неужели все?
– Все. Скоро твои «подводные волки» проснутся и будут такими же счастливыми, как и ты.
– А сигнал?
– Какой сигнал?
– Сигнала на рабочей частоте Кригсмарине не поступало?
– Увы, Хайнц, – покачал головой профессор.
– Неужели за шесть лет ни одного намека?! – взволнованно прошептал Мор.
– Успокойся, дружище. Тебе нельзя нервничать…
Наконец миновали все опасные стадии пробуждения. Наступал последний реабилитационный этап – наименее опасный, по расчетам Нойманна, для выхода из физиологического эквивалента сна. На четвертые сутки все пациенты бодрствовали, неплохо соображали, питались витаминным коктейлем, говорили и даже смеялись. Над их мышцами колдовала парочка опытных массажистов, а сам профессор заставлял подводников по семь-восемь раз в день заниматься легкой гимнастикой. Дважды – утром и вечером – к каждому подходил один из ассистентов и тщательно измерял давление, температуру, пульс.
По мере возвращения мышцам способности переносить нагрузки Нойманн усиливал питание, увеличивал продолжительность массажа и физических упражнений. На пятые сутки после пробуждения Хайнц Мор поднялся с постели и, опираясь на трость, сделал первые неуверенные шаги. За ним, не желая отставать или показаться слабаками, потянулись другие…
– А ты почти не изменился, – с нотками зависти говорил Ценкер.
Он сидел на табурете возле кровати однокашника; в бледной руке поблескивала опасная бритва, которой он осторожно снимал с лица Хайнца рыжую бороду, густо перемешанную с мыльной пеной. Он сам вызвался для этой работы, дабы побыть рядом с другом, пообщаться, выговориться…
– Да, ты отлично выглядишь, – повторил он. – А я здорово постарел – по утрам даже противно смотреть на себя в зеркало. Еще появилась отвратительная слабость, и я стал хуже видеть – иногда не сразу узнаю тех, кто идет навстречу по коридору…
Мор нащупал ладонь товарища.
– Брось, Альфред, ты в хорошей форме. Я едва настроил резкость «перископа» и сразу же тебя узнал – это о чем-нибудь говорит?…
Тот промолчал, жалко улыбаясь и гадая: правда это или дежурные слова утешения?
– Так что там с твоими людьми?
– Умирают. Каждый год по несколько человек.
– Ого! И сколько же вас осталось? – удивленно воскликнул Мор, натягивая левую щеку.
Сняв с нее остатки щетины, Ценкер отложил бритву и подал другу полотенце.
– Пятнадцать. Два офицера, три боцмана и десять матросов.
– А что говорит Нойманн?
– Ничего.
– Как ничего? Разве его это не волнует?
– В последнее время его волнует только одно: сколько на складах осталось провизии…
Улучив подходящий момент, Мор вновь заговорил с профессором о состоянии подводников из экипажа «Верены». Однако тот не оставил надежды:
– Мне не известен способ лечения этой болезни.
– Но ты же отличный врач, ученый!
– В здешних условиях мои возможности ограничены. Нам удалось за эти годы добиться в этом направлении только одного – отсрочки летального исхода.
Не понимая, подводник пристально смотрел на профессора.
– Я попробовал переливать больным кровь, взятую у здоровых доноров – в данном случае у инженера-механика Гюнтера, его машинистов и парочки моих инженеров. Это помогло и замедлило развитие болезни.
– Так в чем же дело?! Возьми кровь у нас.
– Крови нужно много, Хайнц.
– Значит, ты бессилен и Ценкер обречен?
– Имея соответствующий «материал», я бы попытался его спасти, – заверил Нойманн. – Тем же интенсивным переливанием крови или более радикальной мерой – пересадкой костного мозга. Но ты же не согласишься, чтобы я потрошил одних немецких моряков ради спасения других?
– Да, в этом нет никакого смысла…
Спустя двенадцать дней профессор объявил процесс реабилитации завершенным. Все пятьдесят подводников чувствовали себя нормально, настроение было бодрым, никаких патологических изменений в их организмах врачи не выявили.
Прошло всего две недели с того знаменательного часа, когда Нойманн отдал приказ о начале пробуждения пятидесяти подводников. Всего две недели, а он не узнавал преобразившейся базы. Здоровые, бодрые и почти не изменившиеся за шесть лет мужчины ходили по коридорам и каменным тротуарам, шумели, смеялись, радовались жизни. Казалось, от их широких улыбок даже электрические лампы вдруг засияли ярче. А ведь совсем недавно подскальное пространство напоминало царство мертвых, с его пугающей тишиной и призрачными тенями, с безысходностью и мрачной атмосферой.
Однако за всеобщим весельем все же тлела неоспоримая проблема, состоявшая в том, что за шесть лет врачи, инженеры и подводники с «Верены» изрядно подчистили содержимое двух продуктовых складов. К тому же почти закончилось топливо для дизель-генераторов.
Едва Мор окреп и восстановил способность нормально передвигаться, Нойманн повел его в продовольственные склады.
– Ого! – присвистнул подводник, переступив порог первого. – Здесь осталось не больше десятой части от первоначальных запасов!
– Так и есть. И это, заметь, при минимальной норме питания. Меньшую норму выдавали только в концлагерях.
– М-да-а… Сколько, по-твоему, мы продержимся на этих остатках?
– Без вас мы прожили бы месяцев восемь-десять. Теперь прибавилось пятьдесят человек. Думаю, месяца два-три протянем.
– Значит, будем готовиться к выходу в море на свободную охоту, – твердо произнес Мор.
– Ты прав. Но с походом торопиться не стоит – твоим ребятам надо окрепнуть.
– И не только окрепнуть, – улыбнулся Хайнц. – Как минимум дней десять займут тренировки экипажа – это обычная практика перед боевыми походами.
Весть о предстоящем выходе в море всколыхнула обитателей подскальной базы. В особенности тех, для кого предыдущие шесть лет не пролетели одним махом, а тянулись однообразной и мучительной пыткой…
Десять дней команда повторяла теорию и методично отрабатывала действия по срочному погружению и всплытию, по маневрированию на глубине и устранению течи, по подготовке торпедной атаки и отражению зенитными расчетами налета авиации.
В перерывах между учениями инженер-механик Гюнтер с бригадой машинистов копался в главных электродвигателях и контролировал емкость аккумуляторных групп. Торпедисты суетились у боезапаса и электромеханического устройства быстрого заряжания. Зенитчики чистили и смазывали механизмы автоматических пушек Flak-38, торчащих из двух башен приземистой рубки. Акустики проверяли эхолот и сонар «Нибелунг»…
– Хайнц, возьми меня в море, – взмолился накануне выхода Альфред.
– Зачем?
– Пожалуйста, возьми! Я больше не выдержу здесь ни одного дня и готов пойти в поход кем угодно! Хоть рядовым торпедистом!
Посмотрев на изможденное постаревшее лицо друга, Мор согласился:
– Хорошо, пойдешь вторым вахтенным офицером. А твоего старшего помощника оставим заместителем Нойманна…
Выход был назначен на шесть утра.
