Андрей Таманцев - Молчание золота
— В правильном направлении нащупываешь. С Густери он близок. Поддерживает, точнее — поддерживал, что называется, рабочие отношения. Так вот, Голованов погиб вместе с одним из его людей. Он гнался за «пежо», управляемым Ламбером, не справился с управлением, врезался в строение и взорвался. Ламбер же хоть и ушел от погони, но попал в серьезную аварию. Кто-то испортил тормоза в его автомобиле, понимаешь? Автомобиль слетел с эстакады. Королева, которая была с ним в машине, погибла, самого же Ламбера…
— Еле спасли, да?
— Так. Изуродовало его, конечно, страшно. Полный набор — и черепно-мозговые, и проникающие… словом, парень загремел в клинику, и мало кто из врачей рассчитывал, что он выкарабкается. Но — выжил. И вот, Сережа, переходим к Энн Ковердейл. Эту нашли обгоревший в непонятной московской квартире, чуть ли не на окраине, хотя у нее был люкс в отеле, как и полагается звезде такого калибра. Как она туда попала, до сих пор не выяснено, даже ее охрана не понимает, как такое произошло. И вот что еще загадочно, Сережа: на руке Ковердейл был тот же самый древний золотой браслет, который три с лишком месяца до того подарил покойной Елене Королевой ее друг Леон Ламбер. Подарил, вернувшись из среднеазиатской археологической партии под Самаркандом.
И тут я почувствовал, как по моей изуродованной спине бегут мурашки. Нет, таких совпадений не бывает. Не мог полковник знать ТОГО, что произошло со мной! Как говорил этот несчастный Халил Халилов: «…приехали эти… уж не знаю, кто они, и… И мне кажется, что они НАШЛИ! И нашли что-то ужасное, и никому из нас, живущих на этой земле, не простится!»
Я вскинул глаза на Голубкова и уточнил:
— Что, у обеих убитых женщин был один и тот же браслет?
— Да. Но опять же это-то как раз просто головоломка, для шерлокхолмствующих сыщиков. — Голубков поднял указательный палец. — Для нас же главное вот в чем: раскрытие убийства Энн Ковердейл возведено в ранг тех задач, где на кон поставлен национальный престиж. И во всю эту пока что бесформенную кучу…
— В которой, судя по всему, предстоит копаться мне и моим ребятам, — мрачно вставил я.
— …подбрасываю еще один штришок. У Энн Ковердейл нашли паспорт на имя Наили Сулеймановой, в котором стояла узбекская виза и имелся уже купленный билет до города Самарканд. Звезда мирового масштаба по фальшивому паспорту собиралась в Самарканд, понимаешь? Самарканд — это, конечно, замечательно. Город древний, полный исторических тайн, но с точки зрения западной звезды… как бы это… Совершенное захолустье, в общем. Собственно, что я тебе рассказываю, ты сам только что оттуда и видел все собственными глазами. Еще о Ковердейл. Ее же арт-директор, господин Годэн, крайне неприятный толстый господин, сообщил, что график ее турне расписан вперед на два года, и как она собиралась выкраивать «окно» в этом плотном графике и, главное, ЗАЧЕМ, с какой целью — он не понимает. Я бы мог подкинуть господину Годэну пищу для размышлений, только какой смысл ему питаться еще больше, чем он это делает сейчас? Он и так непомерно толст.
Надо же, генерал Голубков еще и выкраивал материал для острот.
— Какую же пищу вы хотели подкинуть господину Годэну? — сдержанно спросил я.
— Энн Ковердейл, как и всякая взбалмошная женщина, к тому же мировая звезда, имела способность доводить людей до полного исступления. В случае с этой госпожой мы имеем: склонность к эпатажу, крайнюю нетерпимость к чужому мнению, а также крайний… как бы это помягче выразиться… сепаратизм. Госпожа Ковердейл защищала разного рода униженных и оскорбленных, но не всех подряд, а только тех, кто защищал свою независимость, тех, кого теперь принято называть международными террористами. Она публично высказывала свои симпатии к Ирландской республиканской армии, она заигрывала с лидерами чеченских боевиков и принимала в Париже кого-то из приближенных Масхадова, сейчас уже не буду вспоминать точно. Она говорила во вполне примирительных тонах даже об Усаме Бен Ладене, хотя это и вызвало целый международный скандал!
— Чувствую, сейчас дело дойдет и до толстяка Густери, — заметил я вполголоса.
— Совершенно верно, — кивнул Голубков. — Энн Ковердейл была несколько раз застукана в обществе этого персонажа в ту пору, когда он еще не был наркобароном, а строил из себя одного из лидеров косовского сопротивления. Собственно, он им и являлся. Хитрый албанский юноша знал, с кем дружить. Правда, потом, когда Густери стал фигурой откровенно одиозного толка, Энн Ковердейл все-таки сообразила, что афишировать свои отношения с человеком, который заваливает своей наркотической дрянью по меньшей мере пол-Европы, несколько неблагоразумно. Это мягко говоря. Но прошлого не сотрешь. Особенно если оно, это прошлое, оставило след в соответствующих анналах. И там, в этих анналах, зафиксировано и то, что Густери несколько раз ДАРИЛ Ковердейл подарки, причем не самые дешевые. В том числе драгоценности. В том числе древние раритеты. Так, несколько лет назад он подарил ей прекрасную китайскую вазу эпохи Мин. Не всегда китайцы выпускали ширпотреб, однако.
— Словом, все, что вы перечислили, указывает на Густери как на возможного заказчика Ковердейл.
— Слишком явно, слишком явно, — не согласился он. — Густери хитрая лиса, он не станет работать так топорно. Не будет. Лично я уверен в некой причастности Густери и его картеля к смерти Ковердейл, но — только в косвенной причастности.
— Почему вы так думаете?
— Я просто опираюсь на свой опыт и интуицию, — уклонился от прямого ответа Голубков. — Сам понимаешь, обычно я стараюсь не использовать ни тебя, ни твоих ребят как заурядных оперативных работников, не ваш калибр, но тут… тут речь идет о национальном престиже. Мы должны найти убийц Ковердейл и обезвредить Густери, а еще лучше будет, если к обеим задачам обнаружится один ключ. Это чрезвычайно важно, поскольку в западной прессе уже сейчас насаждается мнение, что звезда была убрана ФСБ с целью…
— Да понятно, — сказал я. — Во всем виновата ФСБ, с потому что, дескать, Ковердейл поддерживала чеченский народ в борьбе за его независимость. Обычный засаленный набор штампов, которые даже не потрудились поменять местами. Перетасовать, как колоду карт, что ли. Чтобы создать хоть какое-то ощущение свежести и новизны, — продолжал я. — Хорошо, Константин Дмитриевич. В целом я вас понял. Неудачная попытка устранить Густери, покушение на французского археолога Леона Ламбера, смерть его любовницы и смерть звезды шоу-бизнеса, и все концы уходят в темную среднеазиатскую воду близ Самарканда…
Он внимательно смотрел на меня. Очень внимательно, даже губу прикусил от напряжения. Ждал, что я продолжу. Но я молчал. И тогда он встал из-за стола, крепко перехватил мое запястье и, еще раз остро, коротко взглянув в упор, бросил:
— Ты прямо в лице переменился, когда договаривал. Что ж… рассказывай. Вижу, тебе есть что сказать.
VМуха, Док, Боцман и Артист сидели в офисе созданного недавно (Боцманом и Мухой на пару) детективно-розыскного агентства «X». Их досужее время можно полностью проиллюстрировать известным детским стихотворением, которое припомнят, верно, даже самые неразвитые личности (конечно, при условии, что они родом не из предгорного кишлака под Самаркандом):
Дело было вечером,
Делать было нечего.
Толя пел, Борис молчал,
Николай ногой качал.
При моем появлении Артист вскочил, обмотал голову полотенцем и запел, извиваясь, как подвыпившая восточная танцовщица:
Шахрисабз, Шахрисабз наполнен радостью и светом,
Шахрисабз, Шахрисабз, тэбэ пою я песню эту!..
— Остынь, вертушка, — добродушно сказал я. — Здорово, ребята. Просьба выслушать монолог восточного гостя.
— Как отдохнул? Как Узбекистан?
— Милейшая страна. Там такие обаятельные верблюды, не поверите. Воспоминания нестираемые. Особенно после того, как один в меня плюнул и рубашку пришлось выбросить. Добрый верблюд. Чем-то на нашего Артиста смахивает.
— Ты мне просто завидуешь, так и скажи, — беззлобно сказал Артист, он же Семен Злотников.
— Ну-ну, — проронил я. — Я вижу, ребята, вы тут немного изнываете от безделья. Что, мертвый сезон?
— Да нет, — последовал ответ, — просто отдыхаем. Кстати, Пастух, об отдыхе: как насчет того, чтоб сгонять в баню? А то мы уже который день собираемся, но то одно мешает, то другое. Тем более там, в Азии, уже, поди, жара… Даже в апреле.
— Я думаю, что вы лучше оцените это сами, ребята, — Сказал я.
Муха и Док переглянулись. Боцман откинулся на спинку кресла и стал похлопывать ладонью по подлокотнику, с интересом глядя на меня и ожидая, что же я скажу дальше. Артист же осведомился:
