Дмитрий Черкасов - Свой среди своих
Перманентно находиться под подозрением в двойной игре — судьба любого резидента.
Тут уж ничего не поделаешь…
Матерый разведчик это знал. Но никогда ни одним словом не выразил своего недовольства. Он сознательно выбрал свой путь в жизни и заранее был согласен со связанными с работой «на холоде»[80] трудностями. Резидент даже мог предполагать, что в случае прямой угрозы разоблачения и невозможности контроля ситуации кому-нибудь из агентов отдадут приказ о его ликвидации.
Грустно, конечно, но это реальная жизнь.
— На своем месте он приносит огромную пользу, — буркнул Масуд, прикуривая очередную сигарету от окурка предыдущей.
— Везенье не бесконечно, — пожал плечами Пехлеви.
Для каждого агента наступает момент, когда ему надо уходить. Лучше уйти тихо, «погибнув» в результате какого-нибудь «несчастного случая», дабы не вызывать сомнений в преднамеренности своей смерти. И чтобы тело не было обнаружено.
Например, исчезнуть при покорении горной вершины, уйти на охоту в тайгу и не вернуться или пропасть на рыбалке, отправившись в море незадолго до шторма. Вариантов много, но суть одна — трагическая случайность, в которой никто не должен усмотреть умысла.
Гор и тайги возле Черноморска не наблюдалось, оставалась рыбалка.
Или, в самом крайнем случае, пожар на нефтяном терминале порта. Однако на пожар обычно собирается много людей, и нет гарантии того, что чей-то любопытный взгляд не засечет нечто необычное и этим не заинтересуются соответствующие службы.
Поэтому инцидент в открытом море предпочтительнее.
Там нет свидетелей, а выпасть из утлой лодчонки и утонуть может любой.
Резидент был готов к возвращению через «рыбалку», за много лет создав себе образ заядлого «душителя рыб», чуть ли не каждые выходные отправлявшегося на надувной лодке в бухту и проводящего свой отпуск в низовьях Дона, откуда он привозил целые мешки вяленого леща. В его квартире скопилась настоящая коллекция спиннингов, блесен и мормышек, а всех знакомых моряков он просил привозить ему катушки хорошей лески, бывшей в жутком дефиците.
— Насколько быстро мы сможем всё организовать? — осведомился Масуд.
— Две недели.
— Приступай. — Начальник седьмого отдела УВР потер слипающиеся от недосыпа глаза. — Отбери людей для исполнения, распоряжение я подпишу. Ты прав, везенье не бывает вечным…
***По кромке взлетного поля пробежала цепочка облаченных в серо-черную униформу бойцов РССН и скрылась за углом склада, на котором хранились съестные припасы для многочисленных кафе и ресторанов аэропорта.
Выглядывающий в иллюминатор Оленев понимающе улыбнулся:
— Через часок начнут.
Майор Хватов наклонился и тоже посмотрел на улицу.
— С чего ты решил?
— Пошла перегруппировка. — Игорь потянулся в кресле. — Сейчас они нас заправят, приволокут еще чуток денег и, думаю, приступят…
Сценарий учений был известен «террористам» лишь до того момента, как они проникли в самолет. Методику штурма им никто не раскрывал, чтобы не убирать из уравнения эффект неожиданности. Задачей «Града» был захват объекта и гипотетических преступников, целью «злодеев» — осложнение работы спецназовцев. При этом ни одна из сторон не знала, что придумал противник.
Мальков повозился на багажной полке, выбирая наиболее удобную позу, удовлетворенно хмыкнул и спустился вниз.
Заложники с уважением посмотрели на Егора, обустроившего над их головами лежбище, откуда простреливался практически весь салон.
— Изрешетят… — Иванидзе наморщил нос и критически покачал головой.
— Не сомневаюсь. — Старший лейтенант отряхнул руки. — Но хотя бы одного я положу. Для меня это достойный результат. Жаль только, что автомат не предусмотрен…
— Автомат на борт не пронесешь, — встрял Оленев. — На контроле не лохи сидят, службу знают.
— Тогда они пистолеты тоже не пропустили бы. — Мальков оперся на спинку свободного кресла.
— По сценарию, пистолеты у нас от «своего человека» из служащих аэропорта, — напомнила Незабудкина.
— Эх, надо было и автоматы заказать, — с сожалением протянул Егор. — Жаль, что не я сценарий писал…
— Тебе только волю дай, — засмеялся Оленев. — Ты б сюда гаубицу приволок.
— Гаубицу не гаубицу, а скорострельным вооружением обеспечил бы, — заявил Мальков. — «Нашему человеку» без разницы, что тащить — хоть пистолеты, хоть автоматы.
— Техник с большой сумкой мог вызвать подозрения, — не согласился Дед Пихто. — Автоматы под одеждой не спрячешь. К тому же, если мы пошли на захват из-за денег, то этих самых зеленых бумажек у нас не так много. Не пожируешь…
— "Калаш" на рынке стоит семьсот баксов, — сказал референт ИАС. — А наши стволы, если считать их «макарами», — по четыреста — пятьсот. Невелика экономия.
— Палить в салоне из «калаша», — заметил Иванидзе, — это испортить самолет. Соответственно, нам бы пришлось предусматривать запасной борт, ежели что-то пошло бы не так и мы вынуждены были бы стрельнуть. Террористы, конечно, не гении, но такие элементарные вещи продумывают. Для захвата пистолеты наиболее предпочтительны.
Мальков развел руками и отправился к двери на трап, к которому подходил одинокий пузатый переговорщик с продолговатой сумкой в руках, на которой синели банковские печати.
***Старший лейтенант Чемоданов, имевший звучный позывной «Менделеев», на сантиметр отодвинул ветку заиндевевшего куста и поудобнее пристроил себе на сгибе руки цилиндрический «глушитель» А-91[81].
Вооруженный лишь двумя «Дротиками»[82] капитан Аграновский оглянулся на копошащихся за топливозаправщиком Чижа, Странника и Амбала и снова приложил к глазам бинокль.
— Открывают, — тихо произнес Менделеев, которому в оптический прицел было видно не хуже, чем соседу в двенадцатикратное изделие швейцарских производителей товаров для охотников.
— Кто на борту? — спросил майор Азарян по кличке «Гастелло», прибывший в аэропорт несколько минут назад и возглавивший третью штурмовую группу.
— Дед Пихто, Иванидзе, Зухра, — Чемоданов назвал Незабудкину по прозвищу с прошлого «Набата», когда самолет захватывала группа «исламских террористов» и Алена была в их числе, — великий друг Рыси Оленев и парнишка из аналитической службы. Новенький, я его не знаю…
При упоминании Оленева Аграновский, обладавший позывным «Рысь», засопел.
К Игорю у капитана были свои счеты. И всё из-за вполне безобидной, по мнению Оленева, шутки при прохождении ежегодной диспансеризации.
Рысь пропустил врачебный осмотр по причине командировки в Чечню и был направлен на его прохождение вместе с пресс-службой и ССБ[83]. В очереди на получение обходного листа он встретил своего старого приятеля, который с невинным видом сообщил спецназовцу, что у хирурга сегодня день рождения и каждый должен его поздравить.
Желательно оригинально и с юмором.
Рысь глубоко задумался, ибо ничего такого, что можно было бы подарить доктору, у него с собой не было.
И никакие мысли на сей счет тоже в голову не приходили.
Тогда Оленев взял инициативу в свои руки и посоветовал Аграновскому учесть, что хирург — женщина, должна по сути своей работы осматривать в том числе и мужскую гордость пациентов, и предложил тому обвязать сию гордость ленточкой и, когда наступит время, приспустить трусы, сказать: «Доктор, а это вам!» Потрясенный изяществом замысла, капитан дал согласие и в туалете за минуту соорудил на своем достоинстве шикарный бант из «случайно» оказавшейся у Игоря розовой ленты.
Оленев вызвался сопровождать Рысь до кабинета, но сам отчего-то не разделся в предбаннике, как это было положено, а остался в костюме. Мотивировав свое поведение тем, что у хирурга он уже отметился.
Аграновский бодро прошел мимо сидевших в очереди, но любезно согласившихся пропустить вперед заслуженного спецназовца двоих сотрудников ССБ, отворил дверь с немного криво прикрепленной бумажкой со словом «хирург», подошел к стулу, на котором сидела изящная дама лет пятидесяти в ослепительно-белом халате, стащил трусы до коленей, сказал: «Доктор, это вам!» — и широко улыбнулся.
На лице подполковника медицинской службы не дрогнул ни один мускул.
— Впечатляет. — Врач посмотрела прямо в глаза Рыси. — А теперь сядьте вон на тот стул, закройте левый глаз и прочитайте нижнюю строчку в таблице.
Коварный Оленев привел Аграновского в кабинет окулиста, на дверь которого за минуту до этого участвовавший в розыгрыше Зорро повесил свежеизготовленную табличку. Рысь был третьим, кто попался на удочку весельчака из пресс-службы. До него с тем же «поздравлением» к подполковнику Константиновой уже заглянули Вальтер и Странник.
Но рекорд Оленева по утонченности шутки на медкомиссии продержался всего один день.
