Андрей Воронин - Инкассатор: До седьмого колена
Если Кастету и хотелось куда-то поехать, так это домой. Это было странное желание – как минимум, непривычное. Женился Кастет не по любви и даже не по расчету, а просто так, чтобы быть как все, чтоб пацаны за спиной не шушукались – голубой, мол, раз до сих пор не женился. Жена у него была прямо как у Далласа – красивая, но глупая, будто и не жена вовсе, а предмет обстановки, вроде кушетки или тумбочки. И даже хуже, потому что у Далласовой Ленки хотя бы хватало ума держать своих родственников на расстоянии – никто и не знал, были они у нее, эти родственники, или она вообще круглая сирота. Зато у жены Кастета, Валентины, имелась мама классическая теща семи пудов весом, бесцеремонная и громогласная. Это создание возникало у Кастета в квартире раз в месяц как по расписанию и в течение долгих трех дней всячески отравляло ему жизнь. Особенно донимали Кастета попытки тещи добиться от него ответа, почему он, Константин, взрослый, обеспеченный мужчина, ни в какую не желает заводить ребенка. Однажды Кастет, не выдержав очередного допроса, хватил полстакана водки и, не отвлекаясь на такие мелочи, как закуска, напрямик выложил теще все, что думал по этому поводу: и насчет того, где и в какой обуви он видал такого и сякого ребенка, и какова вероятность того, что ее, тещина, драгоценная Валечка принесет ему, Кастету, чужого ублюдка, и даже насчет того, где она, теща, персонально проведет следующую ночь, если не отстанет от него со своими дурацкими разговорами. «Нализался как зюзя и плетешь, сам не знаешь что», – невозмутимо ответила на это теща и, шаркая шлепанцами, уплыла в спальню.
Словом, внезапно проснувшееся у Константина Кудиева острое желание отправиться к родным пенатам и завалиться спать было для него, как минимум, непривычным. Однако оно имело место, и, проанализировав свои ощущения, Кастет понял, в чем тут соль: ему было страшно за себя и беспокойно за жену. Да-да, вот именно, за жену! Привык он к ней, что ли? Наверное, именно привык, и перспектива найти ее мертвой на полу в прихожей его нисколько не прельщала.
Некоторое время Кастет боролся с собой, а потом все-таки вынул телефон и позвонил домой. Жена была цела и невредима, хотя, судя по голосу и неуверенной артикуляции, опять развлекалась, запивая шоколадные конфеты сладким ликером. По мнению Кастета, этой адской смесью хорошо было опрыскивать тараканов – они бы, сволочи, намертво прилипли к полу и подохли бы все до единого от избытка сахара в организме. Жене, однако, сочетание приторно-сладкого ликера с шоколадом нравилось и, как ни странно, нисколько ей не вредило – у нее даже зубы не портились, не говоря уже о фигуре.
Короче, жена была в порядке, и Кастет, выразив напоследок опасения насчет ее заднего прохода – не слипся бы от сладкого, – прервал связь и набрал номер Шпалы. Шпала по-прежнему был недоступен. Кастет озабоченно поковырял в ухе и набрал номер квартирного телефона Шполянских – Шпала был ему нужен, чтобы обсудить кое-какие финансовые моменты, да и убедиться в том, что он жив, тоже не мешало бы.
Квартирный телефон Шпалы не отвечал – возможно, его тоже выключили, чтобы не мешал релаксировать под Дебюсси.
– Вот подонок, – сказал Кастет и посмотрел на часы.
На часах было чуть больше половины одиннадцатого детское время, в которое уважающие себя банкиры только-только возвращаются домой после напряженного трудового дня. Шпала себя уважал – о, более чем! – и потому никогда не ложился спать раньше половины второго ночи. Он, конечно, мог сидеть в кабаке или находиться еще где-нибудь – например, у бабы, – но Кастету в это как-то не верилось. Шпала был человеком в высшей степени уравновешенным, по кабакам ходил редко, а с бабами, если подворачивался случай, предпочитал развлекаться в рабочее время, благо в банке у него для этого имелись все условия. Словом, по всему выходило, что Косолапый был прав: Шпала просто заперся дома, отключив все телефоны, и отдыхал на свой манер, слушая при свечах какую-нибудь классическую муть.
Здраво рассудив, что Шпала вряд ли взял себе за труд вместе с телефонами отключить и дверной звонок, Кастет тронул машину с места и поехал к Шполянскому домой, намереваясь, в случае чего стучать в дверь кулаком, а если придется, то и ногой.
* * *Он загнал машину на знакомую стоянку во дворе двадцатишестиэтажной элитной башни, вышел, закурил и, задрав голову, отыскал глазами знакомые окна. В окнах горел свет – не в одном и не в двух, а по всей квартире, даже в ванной, узкое окошко которой, забранное матовым, стеклом, выходило в лоджию.
– Вот подонок, – повторил Кудиев и, широко шагая, направился к ярко освещенному подъезду.
Он нажал кнопку звонка, и дверь открылась, чмокнув язычком электрического замка, – охрана его знала и пропускала беспрепятственно в любое время суток. То есть случалось, конечно, что и не пропускала, но только в тех нечастых случаях, когда Шпала отдавал на этот счет соответствующее распоряжение: дескать, ко мне никого не впускать, особенно этого придурка Кудиева и особенно с пойлом и с бабами.
На этот раз такого распоряжения, судя по всему, не поступило. Подмигнув любопытному глазу следящей видеокамеры, пялившемуся на него из подвешенного под бетонным козырьком над крылечком подъезда бронированного водонепроницаемого бокса, Кастет вошел в просторный холл и за руку поздоровался с одетым в полувоенную форму мордатым охранником.
– Как служба? – поинтересовался он бодрым тоном. – Шполянский дома?
– Должен быть дома, – ответил охранник, бросив взгляд на свой пульт. – Сигнализация отключена, значит, дома.
– А ты, что ли, не в курсе? – удивился Кастет.
– Да я только что заступил, – сказал охранник.
– А сменщик твой?
Охранник замялся, смущенно пожал плечами и признался:
– Да я его сегодня не видел, Константин Сергеевич. Опоздал я, минут на десять всего, а он, видно, торопился, не стал меня дожидаться, ушел...
– Ни фига ж себе! – изумился Кастет. – Ну, пацаны, у вас, как я погляжу, и бардак! За что же вам мой друг, Анатолий Евгеньевич Шполянский, каждый месяц такие бабки платит? Ладно, ладно, не парься, служба – дело такое, пуп на ней рвать тоже нельзя, для здоровья вредно. Так я пройду?
– О чем разговор, Константин Сергеевич! – воскликнул охранник с преувеличенным радушием. Он явно был рад, что неприятный для него разговор на служебные темы закончился так скоро и безболезненно.
Кастет двинулся к лифту, и тут охранник его окликнул.
– Константин Сергеевич! Извините, у меня к вам просьба... Если можно, вы, это... Анатолию Евгеньевичу... того... Не надо, в общем. Машина у меня что-то забарахлила, минут двадцать с ней провозился, пока завел. Вы уж меня не выдавайте, ладно?
– Старая машина? – зачем-то уточнил Кастет.
– «Копейка», – вздохнул охранник. – Откуда же ей новой-то взяться!
– И то правда, – согласился Кастет. – Ну, не парься, не парься, я – могила. Служи, браток, а я пошел, у меня дела.
Он вошел в лифт, зеркальные створки почти бесшумно сомкнулись у него за спиной, и кабина плавно, без толчков, устремилась в зенит. Глядя, как, сменяя друг друга, на пульте загораются и гаснут лампочки с номерами этажей, Кастет думал о том, какого дьявола ему понадобилось цепляться к охраннику. Тоже мне, блюститель дисциплины, апологет строевой выправки... И все-таки ему было чертовски неприятно, что охрана этой фешенебельной башни ни с того ни с сего вдруг распустилась именно сейчас, когда распускаться ей было категорически нельзя. А с другой стороны, откуда ей, охране, было знать, что распускаться ей нельзя именно сегодня, сейчас? Да и не распускался никто, если как следует разобраться, просто у одного охранника не вовремя закапризничала его старая отечественная керосинка, а у другого, надо полагать, были какие-то срочные дела после работы, раз не потрудился подождать несчастные десять минут...
Кастет поморщился и укоризненно покачал головой. Все-таки подобные вольности должностными обязанностями здешней охраны не предусматривались, и она, охрана, об этом отлично знала. Работа здесь была непыльная, платили за нее очень даже хорошо, и охранники, как правило, ходили по струнке, потому что среди здешних жильцов попадались такие – в частности, небезызвестный А. Е. Шполянский, – кто нипочем не спустил бы охране подобного разгильдяйства, а непременно поднял бы пыль до небес. «Ну и правильно, – с неожиданной, удивившей его самого злостью подумал Кастет. – Дисциплина, мать ее, для того и существует, чтобы не было никаких накладок. Он, видите ли, опоздал ВСЕГО на десять минут! Да за десять минут ловкий человек может половину жильцов вырезать! Нет, дружба дружбой, а служба службой. Все-таки я его, барана толстомордого, Шпале заложу. Пускай рынок идет охранять, дубина стоеросовая...»
На этом его размышления прервались, поскольку кабина добралась до места назначения. Об этом Кастета известил мелодичный звонок; створки дверей плавно разъехались, и Кудиев вышел в просторный, превосходно освещенный и дорого отделанный холл седьмого этажа.
