Спасти мир в одиночку - Корецкий Данил Аркадьевич
Библиотекарь пожал плечами.
– Фрау Майер вскоре повесили, а Кёнига Шефер позже убил на поединке Божьего суда… Сам он приезжал лет через пятнадцать – искал черного волка-оборотня, которому когда-то давно отрубил лапу…
– Но тогда оборотень должен его искать!
– Так поначалу и было – оборотень на трех ногах выследил его за десять километров, в доме у лесничего Герберта Краузе… И средь бела дня утащил из загона козу! Краузе понял, что это он так свою лапу назад требует… Повесил ее на забор, она исчезла – вернул, значит. Только черный зверь через некоторое время снова пришел, уже на четырех ногах, выманил Краузе из дома и перегрыз горло…
– Так может, это другой волк?
Диппель покачал головой.
– Нет, тот же! Отрубленная-то лапа приметной была – без одного пальца, видно, в каком-то капкане отсекло. Так вот, рядом с трупом лесничего как раз эта лапа и отпечаталась…
– Ну и что, нашел Шефер оборотня?
– Нет. Месяц по лесам ходил, ночевал, приманки оставлял, капканы ставил, засады устраивал… Бесполезно! В старости Курт несколько книг написал: про рыцарскую жизнь, про былые подвиги, про тайный Орден… И про этого зверя вспоминал: считал, что тот за ним наблюдал, а потому на хитрости не поддался! И про Кёнига написал… Записки рыцаря «Копьем и мечом» уже в наши дни издавали, приходите завтра – дам прочесть!
Библиотекарь глянул в окно, за которым сгущались сумерки, махнул рукой.
– Ладно, пора и по домам…
Он запер помещение и вместе со мной вышел на лестницу. Старые ступени скрипели под ногами, старые тени высовывались из углов, старые события не уходили из памяти…
– А почему вы всё не успокаиваетесь? – внезапно спросил я. – Почему месть до сих пор стучит в ваше сердце?
Но библиотекарь не отозвался. То ли не услышал, то ли не захотел отвечать.
На улице было прохладно, уже начинало смеркаться. Эльвира, обнимая себя за плечи, подбежала, недовольно спросила:
– Что так долго, я замерзла!
– Здравствуйте, прекрасная дама, – поклонился Диппель. – Можно вашу ручку?
Она царственным жестом протянула кисть с расслабленно опущенными пальцами, но библиотекарь не собирался ее целовать, а привычно перевернул ладонью вверх, сквозь толстые очки вглядываясь в нежную кожу.
– Благодарю вас, фрау! – наконец, кивнул он, отпустив руку и выпрямляясь.
– Вы немного проводите меня? – неожиданно попросил он, беря меня под локоть.
Мы отошли в сторону.
– Я так и думал, – сказал герр Диппель, когда Эльвира уже не могла его услышать. – Вы – одного поля ягоды: реинкарнация фрау Майер тоже знает много секретов и тоже убивала людей…
– Да что вы! – удивился я. – Не может быть!
– По крайней мере одного… – упрямо пробормотал библиотекарь.
Я удивился еще больше – он явно занизил боевые показатели Кобры: видно, купился на ее невинный вид или рассмотрел на мягкой ладошке только эпизод с тремя африканскими мигрантами во Франкфурте-на-Майне… Тогда двое отправились к своим небесным вождям в результате самозащиты, которая в Европе не является наказуемой, а следовательно, и не считались жертвами. А вот третий, который пытался убежать и был настигнут уже на выходе из темного ночного парка… По строгому к невиновному человеку российскому законодательству, последний эпизод не мог сойти даже за превышение пределов необходимой обороны. Это было умышленное убийство, хладнокровное и ничем не оправданное. Правда, на счастье Кобры, наши суды там не действовали. Да никто и не собирался объясняться с местной полицией – ушли мы, не прощаясь. В конце концов, не имеющие пулевых или ножевых ранений мигранты вполне могли погибнуть, «упав с высоты собственного роста», как изящно и хитроумно научились формулировать отечественные правоприменители, опуская то немаловажное обстоятельство, что для этого жертвы вначале каким-то непостижимым образом должны подняться над землей на высоту этого самого роста, что даже карлику сделать довольно затруднительно, если, конечно, не прибегать к левитации, которой, по слухам, владеют только продвинутые индийские йоги, но они полностью довольны своей жизнью на родине и не рыскают по миру в поисках призрачного богатства и недостижимого счастья…
– Ни одного, герр Диппель, моя фрау даже мухи не обидит, – как всегда правдиво и убедительно соврал я, пожимая холодную и костлявую, словно у мертвеца, руку.
– Заходите завтра, – дипломатично сказал проницательный старичок. – И лучше не гуляйте ночью…
– Почему? – искренне удивился я.
Библиотекарь замялся.
– Замок этого не любит.
– Что?!
– Ну, так считается еще с давно канувших в Лету времен… Пережитки древних страхов, суеверия… Да и необходимости в этом никакой нет – идти тут некуда, а ночью люди должны спать…
– Спасибо, я обязательно воспользуюсь столь доброжелательным советом, – благодарно кивнул я.
– И еще: думаю, у вас нет оснований прислушиваться к моим словам о склонности женщин к предательству? – на прощание спросил он. – Это ведь рассуждение, а не утверждение!
– Ни малейших, герр Диппель! – заверил я, и мы раскланялись, довольные друг другом.
«Еще как есть!» – подумал я, глядя вслед маленькой, иссушенной возрастом фигурке, с трудом ковыляющей по пятисотлетней булыжной мостовой. Вне своего привычного и загадочного мира науки – пухлых фолиантов, исторических манускриптов, старинных портретов, мало кому понятных карт звездного неба и ока для изучения Вселенной – телескопа, герр Диппель выглядел жалким и беспомощным. Мудрец с пронзительным взглядом исчез. Остался нелепо одетый, тщедушный старик, заметно прихрамывающий на левую ногу… Знания, логика, интеллект, мудрость – внешне никак не проявляются, и в этом состоит одна из жизненных несправедливостей… А еще большая несправедливость заключается в том, что эти прекрасные качества не в состоянии физически защитить своего носителя, подобно мускулам и навыкам мордобоя, приобретенным каким-либо дебилом в спортивном зале или на улице.
– Кто это? – поёживаясь, спросила Кобра, едва я подошел.
– Библиотекарь, герр Диппель.
– А что ты так долго делал в библиотеке?
– Изучал историю Маутендорфа.
– И что в ней отыскал?
– Только очередное подтверждение, что женщины предают чаще мужчин, – сказал я.
– Ты что, вспомнил этого дурака Пинто? Не забыл, что я тоже изучала его опыт столетней давности? Только сейчас все изменилось, и его выводы не стоят ломаного гроша!
– Нет, Пинто тут ни при чем. Герр Диппель имеет такое же мнение. Потому что эта косоротая дама из канцелярии, оказывается, предала своего напарника. С которым, кстати, спала!
– Мало ли, кто кого предает и кто с кем спит! – отмахнулась Эльвира. – Что ты нашел интересного?
– Многое. История Маутендорфа – очень интересна и поучительна. А что у тебя?
– Увы, ничего! Сувенирные магазины, кафе-мороженое, пансионаты… Все озабочены погодой, наплывом туристов, доходами… Говорят, что приехала какая-то важная шишка из Италии и какие-то артисты для исторического фильма. А волков-оборотней тут никто не видел!
Стемнело, на средневековых улочках зажглись вполне современные фонари. Мы сняли номер в гостинице на втором этаже «Единорога». Точнее, два номера: запах испортившейся колбасы был мне неприятен. Ведь я не только строгий блюститель морали, но и профессионал плаща и кинжала! Вообще-то, даже безумно влюблённый кавалер не должен спать с женщиной, которая ему изменила, хотя довольно часто, по страсти или слабости характера, они продолжают это делать. Но разведчик – не просто кавалер. Мы можем закрывать глаза на многое, и если в интересах дела пришлось поделиться с кем-то своей колбасой, – еще раз простите меня, трубадуры Прекрасных Дам, вы вряд ли поймете циничный рационализм старого шпиона, – то это не мешает наслаждаться ее вкусом в дальнейшем. В конце концов, плоть агентессы – такое же орудие для достижения цели, как пистолет, яд или шифр, – глупо было бы выбрасывать их после каждого использования! Но душа – это совсем другое, и если она мучается в предающемся блуду теле, то грех, вызванный крайней необходимостью, можно считать искупленным. А если женская сущность не только не испытывает страданий, но, наоборот, – получает удовольствие от происходящего, то это уже не работа, а самая настоящая измена, и Орест Пинто тут был прав на все сто процентов!
