Андрей Воронин - Игра без правил
– Так вот, – продолжал он, – Панаев действительно не дрался уже больше месяца. Он сказал, что выйдет на ринг только после того, как ему отдадут все его бабки до последнего цента. Вчера ему эти деньги выплатили.
Он замолчал. В окно ему был хорошо виден уродливый тускло-черный "Хаммер", замерший на противоположной стороне переулка, в который открывался запасной выход. Возле машины, лениво покуривая, с безразличным видом прогуливался длиннорукий Смык – виртуоз ножа-бабочки и проволочной удавки.
Сидевший спиной к окну Французов не видел ни Смыка, ни "Хаммера".
– Дальше, – мрачно потребовал капитан, окутываясь облаком вонючего дыма – сигареты у него были явно не от "Филип Морис".
– А что дальше? – сделал круглые глаза Погодин. – Так, что ли, не ясно?
– Ты мне ваньку не валяй, – сказал Французов. – То, что Панаева убили и что никаких денег при нем не было, я и без тебя знаю. Мне надо знать, кто это сделал.
Погодин умело изобразил нерешительность, поколебался с полминуты, потом махнул рукой, вынул из кармана "паркер" с золотым пером, нацарапал в блокноте несуществующий адрес, вырвал листок и протянул его Французову.
– Подавись, – сказал он. – Так и так пропадать, так пусть хотя бы и эта гнида попрыгает.
– Приятно иметь дело с разумным человеком, – сказал капитан, небрежно засовывая свернутый вчетверо листок в задний карман джинсов. – Учти, если что не так, я вернусь за тобой, и даже не пробуй спрятаться – из-под земли достану.
Погодин вымученно улыбнулся и несколько раз кивнул головой. Он встал, но Французов небрежно толкнул его в грудь широкой и твердой, как доска, ладонью, и Федор Андреевич, не удержав равновесия, до упора провалился в недра своего веселого кресла.
– Да у тебя, оказывается, вся мебель нуждается в починке, – сказал Французов. – А я-то думал, что ты у нас крутой. Не провожай меня, – бросил он уже с порога и исчез (как полагал Федор Андреевич, навсегда).
Дождавшись, когда шаги капитана стихнут в конце коридора, он с трудом выкарабкался из кресла и, подойдя к окну, несколько раз включил и выключил настольную лампу. В сгустившихся сумерках этот сигнал не мог остаться незамеченным, и стоявший под фонарем Смык поднял голову, вглядываясь в освещенное окно погодинского кабинета. Погодин энергично потыкал пальцем себе под ноги, а потом провел ребром ладони по горлу.
Смык лениво кивнул, показывая, что все понял, и раздавил недокуренную сигарету каблуком своего ковбойского сапога. Погодин выключил настольную лампу и уселся в кресло – в свое, черт возьми, кресло! Теперь можно было и закурить, что он и проделал с превеликим удовольствием. Смотреть на то, как в переулке убивают капитана, у него не было никакой охоты. За полтора года своего морячества и десять лет отсидки он насмотрелся на такие вещи до тошноты и с огромной радостью отдал бы кому-нибудь на вечное хранение три четверти своей памяти, оговорив при этом, что если это его имущество в один прекрасный день исчезнет без следа, он не будет в претензии.
Чтобы не слышать того, что вот-вот должно было начаться прямо под его окном, Федор Андреевич вложил в приемный отсек новенького проигрывателя компакт-диск с новым альбомом группы "Лесоповал", включил воспроизведение и, прикрыв от удовольствия глаза, стал слушать, притопывая в такт обутой в дорогой ботинок ногой и время от времени поднося к губам "ронхилл", чтобы сделать медленную глубокую затяжку. Возникшая было проблема была решена, и можно было вернуться к нормальной жизни, в которой было множество приятных вещей, включая несчастный случай, что вот-вот должен был приключиться со Стариком. После сегодняшнего происшествия Погодин окончательно уверился в том, что это дело нужно срочно форсировать. Конечно, будет неприятный разговор со Стручком и остальными и, вероятно, придется заплатить немалую сумму в качестве отступного, но все это были мелочи по сравнению с открывавшимися перед ним перспективами. Ритмично подергивая в такт незатейливой музыке квадратным носком ботинка, Погодин представлял тугие пачки стодолларовых купюр, сложенные в аккуратные штабеля, растущие с каждым днем. Накопить миллионов пять, а потом бросить все и свалить за бугор. Никакой ликвидации дел, никакого выколачивания долгов – упаси боже! Догадаются – с живого не слезут, не отстанут, пока не снимут последние рваные подштанники… Никаких сентиментальных сцен и трогательных прощаний – был и нет, и поминай как звали.
Погодин, не открывая глаз, откинулся на спинку кресла, перекатывая в мозгу названия мест, в которых никогда не был, как ребенок языком перекатывает во рту с места на место истекающий сладким соком леденец: Байя, Калифорния, Оганквит, Гавайи, Фату-Хива, Корфу… С голой задницей там еще хуже, чем здесь, но, имея деньги, в любом из этих или тысяч других мест можно жить по-настоящему. Он будет иметь деньги, вот только бы поскорее разобраться со Стариком…
Он резко открыл глаза и сел прямо, почувствовав на себе чей-то тяжелый взгляд. Свет в кабинете не горел, и он не сразу узнал стоявшего в дверях человека, темным силуэтом вырисовывавшегося на фоне освещенного горевшими в коридоре светильниками дверного проема.
Вглядевшись, он похолодел и поспешно щелкнул выключателем настольной лампы, чтобы развеять наваждение, но от этого сделалось только хуже. Человек в дверях шевельнулся и молча шагнул вперед.
И тогда Погодин принялся кричать.
* * *Юрий Французов легко сбежал по лестнице, время от времени поглядывая по сторонам на тот случай, если имевшие с ним дело охранники вдруг решат взять реванш и вернутся с приятелями. Бояться он их не боялся, но время терять ему не хотелось, да и увечить ни в чем, в общем-то, не повинных людей желания не было. Они просто, как умели, выполняли свою работу, отрабатывая немалые, судя по всему, деньги, которые платил им Ставров. Другое дело, что как раз умения-то им и не хватало.
На секунду ему даже сделалось жаль, что Ставров не встретился ему в то смутное время, когда он искал работу. Пришлось бы, конечно, расстаться с армией, но вряд ли армия стала бы по этому поводу переживать. Она в последнее время сокращалась такими темпами, что Юрий, когда начинал думать о причинах такого лихорадочного сокращения, разрывался между двумя противоположностями: не то на секретных складах министерства обороны уже лежали, дожидаясь своего часа, бесконечные штабеля непобедимых роботов-солдат, не то в самом министерстве засели сплошные шпионы, вредители и диверсанты, получающие зарплату прямо в Пентагоне.
Да, армия не стала бы плакать, расставаясь с подавшимся в погоню за длинным рублем капитаном, ей было бы абсолютно все равно, но вот капитан не мыслил себя вне армии. "А может, я просто дурак? – подумал Юрий, идя по коридору первого этажа. – Тогда был дурак и сейчас не поумнел? Ясно же, что государству на армию наплевать. Государству в целом, а также Думе, президенту и лично министру обороны. Всем наплевать, а вот капитану Французову не наплевать. Конечно, государство и Россия – это совсем не одно и то же, но это все красивые слова, а ведь живем-то всего один раз, что бы там ни говорили попы всех времен и народов… Все это понимают, только динозавры наподобие меня да еще вот этого Ставрова продолжают цепляться за древки, знамена с которых давно ободраны на портянки: он за свой бокс, а я – за армию. Но он-то при этом хоть деньги умудряется зарабатывать, а мне порой за квартиру нечем заплатить. Или взять, к примеру, вот этот случай.
Какого черта я сюда приперся? Кто я – судья, следователь, ангел мщения, что лезу не в свое дело? Ну дал мне Погодин адресок, так Ярцев его за пять минут из него выжал бы безо всякого мордобоя… Черт, рука болит, отбил об этих горилл… И что мне теперь с этим адреском делать? Самому туда ехать или Ярцева отправить?
К черту, пусть сам едет, ему за это деньги платят. Жаль, не догадался я этого Погодина хотя бы к стулу привязать: позвонит ведь, предупредит… Хотя, с другой стороны, что он им скажет? Простите, мол, ребята, заложил я вас ненароком. Никто меня не спрашивал, а я взял да и заложил. А кстати, с чего это он вдруг разговорился?
Сам ведь привязался, я его и не спрашивал ни о чем, и не собирался даже. Не очень-то он похож на доброхота, горящего желанием помочь следствию. Неужели этот гад меня купил?"
Юрий понял, что свернул не туда, только когда забрел в тамбур, из которого можно было пройти в спортзал, душевую и раздевалку. За дверью спортзала все еще раздавались шлепающие удары кожаных перчаток.
Как видно, тренировались здесь допоздна. "Интересно, а где же у них проходят бои?" – подумал Юрий. У него возникла мысль разыскать это место и посмотреть, как все происходит на самом деле, но вход туда явно стоил недешево, а денег у него оставалось в обрез – только на то, чтобы добраться до дома. Вспомнив о доме, он испытал краткий укол стыда: за весь вечер он ни разу не подумал об Ирине, которая, наверное, сейчас сходила с ума, пытаясь угадать, что с ним произошло. Это решило дело: отказавшись от поисков боевого ринга, Французов вышел из тамбура и решительно направился к запасному выходу. Разыскивать парадный подъезд клуба он тоже не стал: в конце концов запасной выход, так же как и главный, это прежде всего дверь, а вопросы престижа капитана не волновали, тем более что до запасного выхода было два шага, тогда как парадный надо было еще найти.
