Андрей Воронин - Игра без правил
Возвращаться в зону Погодину смертельно не хотелось, и потому он, перешагнув через валявшееся на пороге бесчувственное тело Тереничева, не стал далеко уходить от театра событий, а затаился прямо за дверью, напряженно вслушиваясь в разговор, который происходил в кабинете Ставрова. Как только было произнесено имя Николая Панаева, он тенью выскользнул из приемной и, едва не споткнувшись о перегородившую коридор тушу Бородина, на цыпочках бросился к себе в кабинет. Заперев за собой дверь, Погодин метнулся к столу и сорвал трубку с телефонного аппарата.
Второпях не попадая пальцем по кнопкам, он лихорадочно настучал номер "Олимпии" и, с трудом дождавшись ответа, горячо зашептал в трубку, опасливо косясь на дверь:
– "Олимпия"? Хряк, ты?
– Сам ты хряк, – ответила трубка сытым голосом и неприятно хохотнула. – Ты чего хрипишь, как туберкулезный? Ты кто, мужик?
– А, это ты, Кутузов, – узнал собеседника Погодин. – Это Моряк тебя беспокоит…
– Ты что, простыл? – что-то жуя, лениво поинтересовался Кутузов.
Погодин представил, как эта жирная одноглазая тварь расхаживает по натертому паркету огромного кабинета в своих лакированных туфлях, держа в одной руке трубку радиотелефона, а в другой здоровенный кусок финской салями, и коротко скрипнул зубами от злости. "Сейчас я тебе испорчу аппетит, козел одноглазый, – мстительно подумал он. – Твари! Всего-то и дел было, что спрятать жмурика подальше, так и этого не смогли! Прямо как на корабле – перевалили через поручни, вытерли руки об штаны и пошли пьянствовать дальше. Только Фонтанка – не Тихий океан и даже не Балтика.., козлы!"
– Сейчас и ты простынешь, – тем же хриплым голосом пообещал Погодин. – Вы куда последнего прищуренного дели?
– Дурак, что ли? – возмутился Кутузов. – Это же телефон! И потом, кого ты об этом спрашиваешь? Я уже лет пять как перестал дерьмо руками выгребать. У меня для этого люди имеются, – Козлы они, а не люди, – мстительно сказал ему Погодин и выжидательно замолчал.
– Ну? – уже совершенно другим тоном спросил Кутузов, сразу перестав жевать.
– Хрен гну, – ответил Погодин. – Сам думай.
– Ты что, козлина, в угадайку решил играть? – начиная злиться, прорычал в трубку Кутузов.
– Телефон, – кротко напомнил ему Погодин.
– Так приезжай сюда и говори толком, – предложил Кутузов.
– Некогда, Саша, некогда, понимаешь. Тут хрен один пришел, интересуется нашим клиентом.
– Блин, – сказал Кутузов. – Мент?
– Да нет, вроде сам по себе. Тренер какой-то, что ли… Ума не приложу, как он на нас вышел. Боязно мне что-то, Сашок. Уж больно он здоров морды ломать…
– Дурацкое дело нехитрое, – задумчиво промычал Кутузов. – Насчет морды ломать нынче все специалисты. Но боишься ты правильно. Это он пока что без ментов, но либо он их потом приведет, либо они по его следу сами до нас доберутся. Делать его надо, как ты полагаешь?
– Вам решать, – осторожно сказал Погодин.
– Ясно, что не тебе, морда… Он где сейчас?
– У Старика. Думай быстрее, Кутузов, а то сядет он в такси, и пиши пропало.
– Ладно, я пошлю ребят. Ты его там на всякий случай придержи чуток, а то мало ли что.
– Придержи… Ты когда-нибудь бульдозер придержать пробовал?
– Руками – нет. Головой подумай, Моряк. Упустишь этого фраера, вместо него под молотки пойдешь, понял?
– Понял, – сказал Погодин в короткие гудки отбоя и длинно, с отчаянием выматерился; ребята из "Олимпии", как всегда, действовали круто и никому не давали поблажек. Придержи…
Он вынул из кармана разряженный пистолет, некоторое время тупо смотрел на него, а потом раздраженно швырнул в ящик стола. Пугать им этого Французова – вот ведь дал бог фамилию! – было бесполезно, поскольку разрядил его скорее всего сам капитан. Недаром он тогда так небрежно отмахивался от наведенного на него ствола: знал, сволочь, что в обойме пусто! Оставалось только надеяться, что он просидит у Старика подольше, а если нет… Что ж, тогда придется перехватить его по дороге и попытаться заговорить зубы. А дальше – как там говорили в восемьсот двенадцатом? Едет Кутузов бить французов.., вот именно.
Он вдруг испугался, что Французов уже ушел, метнулся к двери и некоторое время слепо тыкался в нее, вертя ручку, начисто позабыв о том, что сам запер замок пару минут назад. Сообразив наконец, в чем дело, он снова выматерился, повернул барашек замка и почти вывалился в коридор. Кутузов шутить не любил, авторитетов не признавал, и десять лет зоны, бывшие за плечами у Погодина, для него не значили ровным счетом ничего. Был он из того нового поколения российских бандитов, которое потесненные со своих позиций воры в законе с ненавистью называли беспредельщиками. Да и не Кутузов даже был самой страшной фигурой в "Олимпии", и тем более не Хряк, который не мог думать ни о чем, кроме баб-малолеток и кокаина. Вот если проведает обо всей этой истории Стручок… Погодин невольно содрогнулся, представив себе, что сделает Стручок с теми, кто так небрежно обошелся с телом Панаева. Когда-то он считал, что страшнее смерти ничего нет, но потом, на корабле, и еще позже в зоне убедился: есть, есть вещи пострашнее смерти, и вещей этих существует столько, что хоть на свете не живи…
В коридоре было пусто, только лежавший поперек дороги, как туша недавно забитого кабана, Гена Бородин вдруг начал тяжело ворочаться, пытаясь встать.
Наконец ему удалось подняться на четвереньки, и он надолго застрял в этой позе, медленно и ритмично поматывая опущенной головой и пуская изо рта красные тягучие слюни, обильно пачкавшие светлый ворс ковровой дорожки. Теперь он перестал напоминать свиную тушу и сделался похож на сбитую автомобилем собаку.
Смотреть на него было противно, но больше в коридоре никого не было, так что стоявшая в нелепой позе под дверью приемной фигура охранника невольно притягивала к себе взгляд.
Погодин напряг слух и немного успокоился: в кабинете Старика продолжалась беседа, птичка все еще сидела на ветке, поджидая охотников, которые – Погодин знал это наверняка – уже спешили сюда на уродливом внедорожном "Хаммере", стоившем целое состояние.
Из дверей приемной, сильно шатаясь и держась за расшибленный затылок, боком выплыл охранник Тереничев и медленно потащился в сторону лестницы, заметно кренясь на правый борт. Погодин вспомнил, что именно Тереничев дежурил сегодня около запасного выхода, и у него возникло сильнейшее желание схватить этого говноеда за шиворот и спросить у него, какого черта все это должно означать. Поглядев на охранника еще раз, он решил отложить разговор на более удачный день: сейчас от Тереничева вряд ли можно было чего-нибудь добиться. Погодин представил, как он бьет этого козла прямо в яйца квадратным носком своего ботинка и говорит при этом: "Ты уволен!". Так оно и будет со временем, а уж о том, чтобы этот недоумок больше никогда не смог устроиться в более или менее приличное место даже мойщиком унитазов, он, Федор Андреевич Погодин, позаботится лично. Персонально, так сказать.
Тереничев скрылся на лестнице. Доносившиеся из кабинета голоса вдруг стали громче, приблизились, и в коридор вышел Французов в сопровождении Старика. Он был заметно подавлен, а этот старый дурень, который, похоже, так и не сообразил, что к чему, утешал его и даже ободряюще похлопал по плечу. Сейчас, глядя на них с некоторого расстояния, Погодин поразился тому, какие они оба огромные – не толстые, как, к примеру, тот же Гена Бородин или Квазимодыч, а именно здоровенные. К размерам Старика он уже привык, но и Французов был не хуже. Широченные плечи, узкие бедра, шея, как комель корабельной сосны, – ах, какой мог бы быть рекрут! Вырубить подряд Квазимодыча и Гену Бородина, не говоря уже о мозгляке Тереничеве, мог один человек из тысячи, а то и из десяти тысяч. Погодин с некоторой тревогой подумал, что ему следовало бы предупредить Кутузова об этом обстоятельстве, но тут ему стало не до раздумий, потому что Французов пожал руку Старику, по-прежнему не замечая Погодина, ловко обогнул все еще стоявшего на карачках Гену и направился к лестнице. Ставров что-то сказал ему вслед. Французов, не оборачиваясь, махнул рукой, и Федор Андреевич, дождавшись, когда Старик вернется в кабинет и закроет за собой дверь, бросился за капитаном.
– Одну секунду, – негромко, чтобы не услышал Старик, окликнул он, – подождите!
Глава 8
Французов остановился и неторопливо обернулся.
Увидев спешащего к нему по коридору Погодина, он удивленно и немного насмешливо приподнял густые брови, отчего кожа у него на лбу собралась смешной гармошкой, и демонстративно заложил руки в карманы своей матерчатой спортивной куртки. Он молчал, спокойно предоставив Погодину самому начать разговор.
– Хорошо, что я вас не упустил, – сказал Федор Андреевич, выдавая на-гора самую обаятельную из своих улыбок и стараясь не очень стучать при этом зубами.
