Александр Зубов - Десантный вариант
«Неплохо живет чурка», — мрачно подумал Мурашов, убедившись, что содержимое бара и холодильника соответствовало богато обставленной комнате, и также было на высоком европейском уровне.
— За что пить будем? — спросил он.
— За кино, Володя, за кино, — хитро улыбаясь, ответил Амирджан.
— Какое еще кино? — не понял Мурашов. Предчувствие плохих известий вновь зашевелилось внутри.
— За кино и нашу дружбу, — Амирджан поднял рюмку и, не чокаясь, по-русски выпил одним глотком.
«А черт с ним!» — с этой мыслью Мурашов опрокинул в себя холодную водку. Закусывая черной икрой с азиатской лепешкой, спросил хадовца: — И где это ты так пить научился?
Амирджан снова заулыбался:
— Так у вас же, у шурави. В Москве на курсах КГБ, когда квалификацию поднимал.
Этот ответ слегка успокоил, и Мурашов начал вспоминать, что читал в досье об Амирджане. Отзывы были самые положительные. Все в один голос сообщали, что он исполнителен, дисциплинирован, тщательно готовит любую, даже самую незначительную, операцию. В то же время у Амирджана было несколько выговоров от начальства за его сверхжестокость. Он мог на допросе в тюрьме, а особенно на операции в горах или в Кабуле, запросто убить душмана. ХАД терял источник информации, начальство было в гневе, но Амирджану в конце концов прощали, потому что всем было известно, что вся его семья была расстреляна душманами.
— Закуривай, Володя, — хадовец подвинул Мурашову пачку «Кэмела». — Садись поудобнее, кино глядеть будем, — и показал на низкий диванчик напротив видеодвойки.
Амирджан, нажав кнопку на пульте, включил аппарат. На экране телевизора показались хадовцы Саргур, Джавид, Амирджан и с ними Мурашов. Компания сидела за столом, заставленным бутылками со спиртным и различными закусками, в центре возвышался огромный разрушенный арбуз. Все члены пирушки были изрядно пьяны. Сартур, обращаясь к Мурашову, говорил:
— Мушавер Володя, у меня завтра день рождения. Придешь ко мне? Отметить надо.
— Нет, завтра не могу, — заплетающимся языком отвечал Мурашов, — завтра, в… в 23 ноль-ноль лечу со вторым батальоном коммандос и нашей разведротой.
— Куда это ты собрался, Володя? — широко улыбаясь, спросил Амирджан.
Сартур хотел перебить или еще о чем-то сказать кагэбэшнику, но Амирджан, взяв его за руку, остановил.
— Я… я еду… громить банду… Абдул… Абдул… — тянул пьяно Мурашов, пытаясь зацепить вилкой кружок колбасы.
— Сабира? — докончил за него Амирджан.
— Во! Точно, его самого, — подтвердил старший лейтенант, заглатывая кусок салями.
Амирджан выключил видеомагнитофон. На его лице появилась уже не радушная, а хищная улыбка. Он монотонно произнес:
— Абдул Сабир предупрежден. Его люди встретят «вертушки» залпом из «Стингеров»[33] над горами, а тем, что все-таки долетят, тоже не поздоровится, потому что в районе города Чарикар всего одна посадочная площадка. На ней их и добьют уже из противотанковых гранатометов. Так что советую тебе очень резко заболеть, чтобы не лететь в «гости» к Абдул Сабиру со вторым батальоном коммандос.
Мурашов начал медленно подниматься с дивана. Хадовец жестом остановил офицера:
— Сиди, сиди, Володя. Не волнуйся так. У этой пленки, конечно, есть копии. А теперь эпизод номер два.
Снова засветился экран телевизора. С разных точек полуосвещенной комнаты виден спящий на тахте голый мужчина. Крупным планом приблизилось его лицо. Это Мурашов. Рядом с ним отчетливо видна обнаженная красивая женщина. Она осторожно встает и достает из навесного резного шкафчика фотоаппарат, подходит к разбросанной одежде офицера, достает из нее какие-то бумаги и фотографирует их одну за другой.
Экран погас. Замелькали кадры ускоренного изображения. Объятый ужасом Мурашов сидел, застыв неподвижно. Он не знал, что делать, и усиленно «переваривал» показанное. Искоса поглядывая на кагэбэшника, Амирджан разлил водку: себе — в рюмку, Мурашову — в большой стакан доверху. Афганец подвинул спиртное к офицеру и пояснил:
— Шамада все сделала как надо. Кстати, ты знаешь, сколько она стоит у нас в Афганистане? Очень дорого, не меньше пятисот тысяч афгани. Лакомый тебе достался кусочек. — Амирджан засмеялся и мгновенно, через секунду, стал серьезен. — Да, если ты думаешь предупредить насчет вылета в «гости» к Абдулу Сабиру, то, думаю, второго эпизода этого кино хватит, чтобы отдать тебя под суд. Твой папаша вряд ли поможет. Мы знаем, по каким каналам запустить эту пленку, чтобы она не попала к нему в руки, ведь у вас в КГБ своя грызня идет. Ну а если меня выдашь, — глаза хадовца-моджахеда сузились и злобно засверкали, — клянусь Аллахом, тебя порежут на ремни, и никакое КГБ не поможет!
Мурашов растерянно возразил агенту душманов:
— Слушай, Амирджан, когда я спал с Шамадой, у меня никаких документов не было. Это же железное правило комитетчиков — никаких документов при себе. Что она снимала? Это бред какой-то…
Амирджан недобро усмехнулся:
— Это ты следователю в Лефортове будешь доказывать, если выживешь. Так что давай жить дружно, Володя. И не дергайся, посиди, подумай. Первый гонорар ты уже получил. Впору подошла золотая печатка?
Старший лейтенант вскинул на душмана полные ненависти глаза:
— Что, сука, вербуешь, да? А если я себе пулю в лоб — и, до свидания? А, Амирджан?
Хадовец засмеялся:
— А как вы там, в КГБ представляете вербовку? Хитроумные ходы, гроссмейстерские комбинации, да? Да все просто и старо как мир. У вас в Союзе все сгнило, даже в вашей системе. Кругом блат, коррупция, взятки, кумовство. Так что не думай, что тебя одного поймали в сеть, такую мелкую рыбешку. Есть в сети щуки и покрупнее. Ну а стреляться ты не будешь. Подумай о папе, ведь и его карьере тогда конец. Как говорят шурави, «куда ни кинь, везде клин». И потом, эта война не на всю твою жизнь. Все равно вы отсюда уйдете, как побитые собаки. Афганистан еще никто никогда не покорял.
Мурашов взял со столика стакан с водкой и осушил одним махом, не закусывая. Закурил и, выпустив струю дыма, спросил:
— Слушай, душман, я слышал, что ты своих, афганцев, душишь шнурком. Верные люди говорили. Как же так? У тебя же всю семью расстреляли, а ты на них работаешь?
Хадовец тоже закурил и, глядя спокойно в глаза офицеру, ответил:
— Вычитал в личном деле? Ты что, как будто не знаешь, что у нас в ХАДе пытают. Скажу прямо: не каждый выдержит эти пытки. Так что лучше уж я придушу, прежде чем аскер, воин по-нашему, выдаст правоверных мусульман. На все воля Аллаха! С моей же семьей у вас прокол. Ее расстреляли не моджахеды, а пьяный патруль на БМП[34]. Инсценировали, будто стреляли моджахеды. Я все это видел, потому что спрятался за дувалом[35]. И кому я должен был мстить? Тебе этого не понять, ты не терял близких. Так что у меня свой счет к шурави. После инсценировки Ахмад Шах Масуд послал меня в разведцентр в Пакистан, где меня недолго обучали. А когда я привел захваченного в плен хекматияровского полевого командира, в правительственных органах решили сразу зачислить меня в ХАД, что нам и было нужно. Ты же знаешь, что панджерцы Масуда — заклятые враги Хекматияра. Эта вражда идет уже несколько веков, и никто не сможет ее остановить, даже джихад, священная война против вас, не смогла объединить племена… Ты не бойся, Володя. Тебя никто не выдаст. Мы умеем хранить секреты. Многого ты не знаешь и не сможешь узнать, но мне нужны в основном все сведения, которые касаются Панджера и вождя его племени Ахмад Шаха Масуда. Все это будет оплачено, в долларах, естественно. Ты — кагэбэшник и знаешь, как их вывезти из Афганистана. Главное, не дергайся, иначе… А через пять или десять лет — это не имеет разницы для моджахеда, — зло прищурив глаза, Амирджан закончил: — Тебя ведь сюда послал отец, да? Сделать карьеру на наших костях?!
Мурашов не ответил душману. Сам налил полный стакан водки и залпом выпил. Алкоголь не брал старшего лейтенанта. Взглянув на Амирджана, он горько констатировал для себя: «Да, прижали вы меня, сучье!»
«За речкой»[36]
ИЛ-76, устало содрогнувшись, коснулся колесами посадочной полосы. В иллюминаторе мелькал желтый до горизонта пейзаж. Через несколько минут транспортный корабль остановился, и шум турбин смолк. После постоянного гула авиадвигателей показалось непривычно тихо. Орлов, сойдя с опущенного грузового трапа, всей кожей ощутил нестерпимый жар кабульского солнца. Ему почудилось, будто шагает по раскаленной чугунной сковороде. Палящее солнце, как газовый резак, обжигало лицо. «В Оше было прохладнее», — подумал Александр, вспоминая полк, где даже не успел обжиться как следует.
Капитан с седыми висками, сосед по самолету, проспавший весь полет от Ташкента, закинул свой РД в «козел», подъехавший к грузовой рампе. Увидев Орлова, рассеянно озиравшегося по сторонам, он спросил:
