Олег Приходько - Оборотень
Зубров ответил не сразу, очевидно, соображая, в каком качестве — защитника или переводчика — может быть привлечена приятельница Акинфиева к участию в деле.
— Интересно, — усмехнулся он, силясь разгадать ход мыслей старика.
— Вот я и подумал: не перекинуться ли им парой словечек перед допросом? Как-никак они обе женщины…
* * *Ксению Гурвич уговаривать не пришлось, через полчаса она уже поджидала следователей в условленном месте. За оставшиеся двадцать минут пути ее ввели в курс дела.
Пока Зубров оформлял пропуска и Пелешите вели по нескончаемо длинным гулким коридорам в следственную камеру, Гурвич ознакомилась с постановлением о заключении под стражу и протоколами задержания и обысков в квартире Черепанова.
Арестованная оказалась высокой, слегка сутулой девушкой с крупными выразительными чертами лица и прекрасными волосами цвета спелой пшеницы, правда, давно не мытыми и не чесанными. Глаза с синими кругами от усталости под ними глядели испуганно. Зеленое вязаное платье едва прикрывало полноватые длинные ноги в черных чулках.
Бедная девушка была сама растерянность и беззащитность. Ксения Брониславовна представила себе, что, должно быть, творится в душе этой «панночки». Шутка сказать: в чужой стране, в тюрьме, без надежды на защиту и помощь, вдалеке от друзей и родных… У видавшей всякое адвокатши болезненно сжалось сердце.
— Вы свободны, — кивнул Зубров рябой широкоплечей тетке в форме прапорщика. — Пелешите, сядьте!
Девушка повиновалась, опустила голову и уставилась в пол перед собою.
— Фамилия, имя, отчество, год рождения? — начал следователь.
— Пелешите Дануте Прано. Одна тысяча девятьсот семьдесят седьмой.
— Место рождения?
— Литва. Алитус.
— Гражданство?
— Литовское.
— Местожительство?
— Не имею.
— Род занятий?
— Нет… это… торговля. Бизнес. Зубров едва заметно усмехнулся.
— Прежде привлекались к суду?
Пелешите покачала головой. На пол капнула слеза.
— Ne verk, mergaite. Ar tu nori su manim pakalbeti lietuviskai? Tu ne viena, ne bijok. Viskas ne taip jau blogai[1], — ласково заговорила добровольная переводчица.
Звуки родного языка произвели на Пелешите эффект грома с ясного неба. Она выпрямилась, посмотрела на удивительную старушку широко распахнувшимися глазами и зарыдала в голос, закрыв лицо узкими длинными ладонями. Гурвич подсела к ней, погладила по плечу. Зубров плеснул воды в стакан.
Он успел выкурить сигарету, пока девушка успокоилась и стала кратко, а затем все пространнее отвечать на вопросы адвокатши. Литовская речь звучала минут десять. Наконец Ксения Брониславовна посмотрела на Зуброва и кивнула, давая понять, что можно продолжать допрос.
— Как давно вы знали потерпевшего, Пелешите? — спросил следователь.
— Мы познакомились летом. Он приезжал в Витебск с концертом. Пригласил меня в ресторан, а потом… в номер. Они там были полторы недели, и я с ними.
— Кто «они»?
— Ансамбль «Миг удачи».
— С кем вы еще знакомы, кроме Черепанова?
— Он меня со всеми познакомил. Потом пригласил в Москву. Я не могла приехать, у меня не было визы. Одна моя знакомая с фабрики спортивной одежды из Каунаса все устроила — пригласила с ней поторговать. Мы почти весь день простояли в Лужниках, а потом эта Ниеле… моя товарка, ушла ночевать к знакомым, чтобы сэкономить на гостинице. А я решила поехать к Аркадию в Реутов.
— Расскажите о вашей встрече с Черепановым с самого начала.
— Я уже рассказывала, — робко начала девушка. — Приеха-
ла, позвонила, никого не было. Вышла на улицу, посмотрела на окна — не горят. Хотела спросить у кого-нибудь, где тут гостиница, чтобы не возвращаться в Москву ночью, и вдруг увидела Аркадия. Крикнула ему… Он узнал вроде, обрадовался. И я тоже очень обрадовалась.
— Вы сразу поднялись к нему в квартиру?
— Да. Поднялись, он налил мне вина…
— Какого вина?
— Вермута. В большой бутылке. Итальянский красный вермут.
— Вы уверены?
— Да, уверена. Он всегда пил вермут, можете спросить…
— В том, что он налил вам именно вермут, уверены?
— Да… То есть тот, что он налил мне — из холодильника — был красный. Там оставался один стакан. А у него с собой была бутылка розового, он купил его по дороге, это я еще на улице заметила.
— Что было дальше?
— Я выпила… и пошла в ванную. Стала под горячий душ. Он накрывал на стол. Какие-то консервы, конфеты… нет, вафли были в шоколаде. Еще я привезла ликер «Бочу»…
Девушка замолчала.
— Дальше?
— Дальше он включил музыку, пригласил меня на танец.
— Вы о чем-нибудь говорили?
— Много говорили… так, ни о чем. Я ему рассказала про свой бизнес, он мне — про гастроли, про записи. Говорил, что выступал на телевидении.
Пелешите снова осеклась, наморщила лоб, вспоминая, что же было дальше. Речь ее становилась все напряженнее, сбивчивее.
— Потом… потом он стал меня… мы стали танцевать… он хотел меня раздеть, я просила его не спешить… очень хотелось спать. Сама не знаю почему. Правда, я ночь перед этим в поезде провела, спала плохо. Но вдруг чувствую: засыпаю — и все тут.
— Когда вы это почувствовали?
— Когда вышла из ванной, да… Танцевали, я совсем повисла у него на руках — и все, больше ничего не помню. До самого утра. Ничего…
— Вы догадывались о том, что вы не единственная поклонница Черепанова, с которой он состоял в близких отношениях?
— Наверное. Я не думала про это.
— И как вы к этому относились? Ответа не последовало.
— Что вы замолчали, Пелешите?
— А что тут скажешь?
— Кто-нибудь знал о том, что вы собираетесь в гости к Черепанову? Знакомые из «Мига удачи» или ваша товарка?
— Нет. Я сама не знала. Как-то сразу решила и поехала.
— И не допускали, что он может быть не один? Или просто не ночевать дома?
— Допускала. Ну, зашла бы в гости… и что? Не оставил бы — уехала. Так, в общем-то, и вышло, я почти уходила.
— Утром вы проснулись и увидели труп?
— Да. Проснулась и не могла понять, где я. Сильно болела голова. Было темно. Потом я вспомнила, позвала его… Он не ответил. Я подумала, что он ушел. Встала… в туалет… и наступила на него. Решила, что он напился и упал с кровати. Потом включила свет… и увидела кровь. Везде — на полу, на скатерти, на занавесках, на простыне. Под ним целая лужа уже высохла. У него горло было разрезано — вот так, сбоку… Я даже закричать не могла, до того стало страшно. Ничего не понимала. Потом меня стало тошнить, я побежала в ванную… Закрылась там и не знала, что мне делать. Хотела позвонить в милицию…
— Что же не позвонили, Пелешите? Избавили бы нас и себя от многих неприятностей.
— Кто бы мне поверил?.. никого, кроме меня, не было, не сам же ведь он себя зарезал? Кто-то к нему ночью приходил.
— И кто это мог быть, по-вашему?
— Не знаю. Может быть, женщина? Увидела меня и…
— …и зарезала его из ревности, да?
— Может быть.
— А нож? Мы нашли отпечатки ваших пальцев на ноже.
— Я не видела никакого ножа.
— А лекарства вы никакого не употребляли?
— Нет. Я не пью никаких лекарств совсем.
— Наркотики? —Нет.
— Вы решили убежать?
— Просто убежала, и все. Меня никто не видел.
— Ну, насчет этого вы заблуждаетесь. — Зубров выразительно посмотрел на Акинфиева и принялся колдовать над протоколом, тем самым передавая эстафету допроса своему коллеге.
— Скажите, обвиняемая, — заговорил Александр Григорьевич, — вам ни о чем не говорит имя Шарон Тейт?
— Кто? — не поняла Пелешите.
— Шарон Тейт? — повторил Акинфиев.
Девушка постаралась вспомнить, где слышала эту фамилию, и с надеждой перевела взгляд на добрую бабушку, говорящую по-литовски.
— Нет. Такую не знаю, — сказала наконец Пелешите.
— Вы общались с музыкантами из ансамбля Черепанова. Когда-нибудь при вас велись разговоры о дьяволе, Боге, Сатане?.. Может быть, вы вспомните какую-то символику, амулеты?
— Нет, ничего такого я не помню.
— А вы никогда не видели фотографии с текстом из песни ансамбля «Миг удачи» на обороте? Может быть, Черепанов показывал вам фото своей любовницы, поклонницы? Или кому-нибудь дарил такую в качестве визитки, контрамарки на концерт?
— Он мне показывал много фотокарточек, но все сделаны на выступлениях. А женщина… У него в ванной висела карточка одной. Я еще спросила, кто это, он сказал — поклонница.
— Где — в Витебске? — уточнил Зубров.
— Почему?.. Здесь… то есть в Реутове.
— В ванной?
— Да. Прямо на зеркале. Кажется… Или рядом… Красивая такая.
— Что на ней было?
— Ну, женщина. Молодая.
— Да? — переспросил Зубров. — А я обыскал квартиру дважды и никакой фотографии не видел. Куда же она девалась? Вы ее не забирали с собой, когда бежали из дома Черепанова, Пелешите?.. Ни в карманах одежды убитого, ни в мусорном ведре ее нет.
Акинфиев понял, куда клонит хваткий коллега. Не ушла его игра и от опытной адвокатши.
