Михаил Серегин - Стриптиз на дорогах
– И опять в общежитии комнату не дают? – проговорил догадливый Егор Иваныч.
– Не дают, – сокрушенно качнула головой Саша, – хоть ты тресни…
– Это всегда у них так… – Егор Иваныч навалился грудью на стойку – ключи от комнаты позвякивали в его дрожащих пальцах, – на весь город два института и одно общежитие – для своих студентов-то не хватает мест, а тут – на время практики поселить… А второе общежитие уже который год чинят, никак починить не могут… Надолго ты приехала-то?
– Да на денек… – вырвалось у Саши, а когда старик удивленно посмотрел на нее, она тут же поправилась. – Я себе комнату нашла. Снимать буду. А то в гостинице дорого. А сегодня уже поздно туда идти – хозяйка-то спит, наверное, давно… Вот, решила по старой памяти зайти.
– И молодец, что зашла, – похвалил Егор Иваныч, – навестила старика… Как тебя?.. – он страдальчески наморщился, вспоминая. – Таня?
– Саша, – сказала Саша.
– Саша? – удивился немного Егор Иваныч. – А мне, старому, казалось, что Таня. Память уже ни к черту стала. Вот когда я сам был студентом…
Егор Иваныч начал длинно, постоянно отвлекаясь на различные частности, рассказывать Саше о том, как он был студентом в политехническом институте, какая у него была исключительная память – все лекции он запоминал без записи и на экзамене воспроизводил совсем без ошибок, даже сохраняя в своей речи слова-паразиты и интонации лектора.
Позади Саши тревожно переминался с ноги на ногу Паша Колокольников.
– Меня тогда называли… этим… слово такое… – старик замычал, закатывая глаза, – вот память-то стала… А! Фе-но-мен! Вот как меня называли.
– Да ну? – поразилась Саша.
– Да-да, – печально покивал Егор Иваныч, – память у меня раньше была… А потом на войну пошел – я самый конец войны захватил мальчишкой, – меня контузило и все. И перестал я быть этим… феноменом. Наоборот – стал с тех пор забывать все. Но – что интересно – я отлично помню все, что со мной было до контузии. Ну… почти все. А вот что после контузии…
Старик вздохнул.
– Это ничего, – успокоила его Саша, – это бывает так…
– Ага, – снова воодушевился старик, – вот прекрасно помню, как меня контузило. Сидим это мы, значит, с ребятами в окопе…
Егор Иваныч снова начал говорить.
Паша Колокольников позади Саши принялся тоскливо вздыхать.
– Егор Иваныч, – встряла Саша в короткий перерыв между фразами, – мне завтра очень рано нужно будет вставать… Давайте, я к вам завтра вечерком зайду, и мы с вами поболтаем, а? Чайку попьем…
– Ох, ну конечно, – смешно смутился Егор Иваныч, – поздно уже, вы спать хотите, а я, старый дурак, растрезвонился… Вот у меня внучка, мне говорит как-то раз – ты, дедушка, прямо как этот… как си… си-си… си-ди плейер, вот. Который все песни проиграет до одной и по новой все начинает… А у меня ведь новость! – оживился вдруг старик. – Внучка-то у меня, красавица моя, замуж собралась выходить! Я ей говорю давеча…
– Егор Иваныч, – осторожно позвала Саша.
– Все-все, – замахал руками старик, – совсем я разболтался… Никак не могу остановиться. А ведь я раньше совсем не любил разговаривать. Любил сидеть и слушать, что люди говорят… Вот как-то до войны сидели мы с товарищами. А они политические анекдоты рассказывали…
– Егор Иваныч!
Старик прихлопнул себе рот сухой ладошкой. Так не отнимая ладони ото рта, он протянул Саше ключ со стенда у него за спиной.
– А документы не надо, – невнятно проговорил сквозь ладонь, – на одну ночь – чего регистрироваться-то? Тем более я тебя знаю. Денежки только заплатишь, и все.
– Один ключ, – проговорила Саша, – одна комната… Нас же двое…
Старик отнял ладонь ото рта.
– А вы разве не вместе? – удивленно спросил он.
– Нет, то есть – да… Это мой брат, – неожиданно для себя сообщила Егору Иванычу Саша, – он сюда работу искать приехал. Тоже – на одну ночь, а потом на съемную квартиру пойдем.
– Бра-ат?.. – протянул старик. – А я-то думал… Жених твой.
Он снял второй ключ и положил на стойку. Потом внимательно взглянул на Пашу, как будто заметил что-то у него на лице, но скоро отвел глаза.
– Показалось, – пробормотал Егор Иваныч, – что этот твой брат на одного плохого человека похож.
– На какого? – быстро спросила Саша.
– Да так… – словоохотливость Егора Иваныча пропала, как будто ее и не было, – брата тоже регистрировать не надо. Чего – на одну ночь-то. Вот вам – две одноместные комнаты. Двухместные закрыты сейчас – наши там полы ремонтируют.
– За ужином послать? – осведомился Егор Иваныч.
– Да, – кивнул Саша, – если можно. И побольше. По две порции каждому.
Старик согласно склонил голову.
– Ну… мы пойдем?.. – полувопросительно произнесла Саша.
– Ага, – кивнул старик, – тогда завтра с утра расплатитесь.
Он снова посмотрел на Пашу, когда тот проходил мимо него. Молодые люди скрылись за лестничным пролетом, а старик опустил голову на сомкнутые руки, о чем-то тяжело задумавшись.
* * *
– Пришла сообщить, что тебе понравилась твоя комната? – осведомился Паша.
Он сидел на своей кровати в одних трусах. Когда вошла Саша, быстро запахнулся одеялом.
– Да, попрощаться перед сном зашла. – Саша была полностью одета.
Нагота Паши ее не взволновала ничуть. Немного только удивило то, как он целомудренно прикрылся одеялом. За все время их знакомства Паша ни разу ни на что не намекнул, тем более – прямо не предложил ничего. Саша, впрочем, в первые минуты общения была готова услышать одну из однотипных фраз, которых довольно наслушалась в ранней юности:
– Чем за проезд расплачиваться будешь?
Но Паша Колокольников ничего подобного не говорил. Саша вдруг подумала, что оттого и вырвался у нее готовый ответ на вопрос старика. Она и вправду ощущала к Паше какую-то родственную близость – это новое чувство так захватило ее, что ни о каком сексе она и не думала. Сам Паша Колокольников ничего на предлагал, а она – и вовсе не интересовалась мужчинами.
– У меня обстановка в комнате такая же, как и у тебя, – оглядевшись, сообщила Саша.
– Однотипные номера, – высказался Паша.
Ему вдруг стало неспокойно. Саша совершенно равнодушно смотрела на него – полуголого.
«Так, наверное, смотрят жены на своих мужей», – подумал Паша, который никогда не был женат.
Ему бы показалось совершенно естественным, если бы Саша, так же разговаривая о разных пустяках, сняла одежду и залезла к нему под одеяло.
«Тем более – хиппи, – вспомнил Паша Колокольников, – свободная любовь. Как это?.. Фри лав…»
– Одна кровать, – перечисляла Саша, – тумбочка возле кровати, шкаф. И телевизор. У меня черно-белый, я уже включала. А у тебя?
– У меня, наверное, тоже… – ответил Паша, – я, правда, еще не включал, не знаю точно. Но однотипные же номера…
– У тебя тоже душ есть в номере. Я уже приняла душ, – сказала Саша.
– И я. Целые сутки в машине сидел. Жарко – вспотел весь. От меня, как от козла, воняло. Да ты, должно быть, заметила.
– Не заметила, – сказала Саша. – Наверное, потому что от меня так же воняло.
Посмеялись.
– У нас номера через стенку, – счел нужным заметить Паша, – можно перестукиваться ночью.
Он хихикнул – но тут же оборвал себя и мысленно выругал.
Саша заметила, что разговор вдруг почему-то не клеится. Паша Колокольников выглядит напряженным и говорить стал как-то… Подыскивает фразы, прежде чем сказать. Когда они ехали вместе в машине, такого не было.
Причину такой перемены Саша не понимала, тем не менее оба почувствовали облегчение, когда в комнату постучали.
– Открыто! – крикнул Паша.
Дверь медленно приотворилась, и в комнату боком вошел заспанный парень с двумя большими судками в обеих руках – такими судками в советское время разносили обед из учрежденческих столовых.
– Ужин, – сказал заспанный парень.
– Отлично, – преувеличенно бодро отозвался Паша Колокольников, – поставь вон на стол в углу.
Заспанный парень заметил Сашу.
– А ты… А вы из соседнего номера? – обратился он к ней.
– Да.
– Тогда я и ваш ужин тут оставлю, – заявил он, – чтобы сто раз по комнатам не ходить.
Саша пожала плечами.
– Давай вместе поужинаем? – предложила она, когда дверь за заспанным парнем захлопнулась.
– Давай, – согласился Паша.
Сидя на кровати, он неловко натягивал брюки. Справившись с ними, он потянулся за рубашкой.
– Ну вот, – сказал он, одевшись, – теперь и ужинать можно.
Саша посмотрела на часы на стене.
– Ого, – проговорила она, – это уже не ужин, а почти завтрак получается. Половина первого ночи.
Паша Колокольников рассмеялся. Он вдруг почувствовал, что откуда-то появившаяся вдруг неловкость в их общении уходит.
– Там тарелки на полке… над столом, – сказал он. – А я пока стол отодвину на середину комнаты и стулья расставлю.
* * *
Саша засыпала в привычных внутренностях плохой гостиничной комнаты. Таких комнат – сколько было в ее жизни. Ей нередко казалось, что она, как прожила большую часть жизни по съемным квартирам, чужим хатам и гостиницам, так и умрет где-нибудь в одиночестве, в окружении не своих вещей; видно, и родилась в какой-нибудь гостинице – и только с трудом заставляла себя вспомнить, что были у нее и мать и отец, и нормальное – как у всех обыкновенных детей – детство.
