Максим Шахов - Свинцовая орда
— Мы не можем бежать, — закусила губу Хельга. — Дедушка не может ходить, бабушка тоже далеко не уйдет.
— Я знаю, — сказал я. — Поэтому мы тут.
Внезапно Хельга кинулась к ящикам и вытащила оттуда приличных размеров тесак.
— Я живой не дамся, — сказала она твердо.
— Молодец, — ответил я. — Дойчланд, дойчланд юбер аллес!
— Зачем ты так, Стас?
— Зачем? — переспросил я, начиная заводиться. — Зачем? Когда я учился в школе, то интернационализм был для меня чем-то само собой разумеющимся. Правда-правда! А теперь, много-много лет спустя, я в дружбу народов не верю. Я вообще в лозунги больше не верю. Совсем ни в какие! Я верю только конкретным людям, да и то не во всех обстоятельствах. И когда я учился в школе, у нас там было много немцев. И я даже как-то не очень думал, что они — немцы. А потом, когда всем стало плохо, внезапно выяснилось, что они и правда немцы. Самые настоящие! И что у них есть еще одна любимая родина — Фатерлянд. И мы остались в грязном и кровавом отстое девяностых, а они отправились в светлое капиталистическое будущее Германии. А вот вы, лично, попали в ловушку. Ну, не повезло, бывает. А наши люди — русские — попали в такие ловушки в Таджикистане, в Киргизии, в Узбекистане, в Казахстане, на Кавказе. Только у них не имелось никакого оружия, а у многих были маленькие дети, которые хотели жить и любили своих мам и пап. Почему я должен вас любить? Ферштеен зи?
Теперь я чувствовал, как во мне поднялась темная глухая ненависть. Конечно, не к немцам. Черт с ними! Они тут ни при чем. Я ненавидел всех этих бывших братьев, из этих бывших союзных республик — начиная с Украины и заканчивая туркменами. Я знал, что наше положение становится безнадежным, но теперь — на эмоциях — я уже считал своей задачей просто убить как можно больше людей, которых я ненавижу, как бы они ни выглядели. Я стиснул цевье.
Хельга смотрела на меня широко раскрытыми глазами.
— Теперь ты узнаешь, что чувствовали эти несчастные люди, когда вы в Рейхе жрали свои сосиски и хлебали пиво.
Она молчала. Но мне, честно говоря, было наплевать, что она скажет и скажет ли вообще. И на то, что она обо мне думает — тоже. Мнение сопливых немецких девчонок меня не интересует.
Я расположился справа от окна и снова начал просматривать двор. У меня мелькнула мысль, что в гараже стоит «Порш», и сейчас он сгорит, неизвестно как переживет такую «тяжкую» потерю жадный Игорек, но не успел я додумать это до конца, как откуда ни возьмись у гаража с безумным видом нарисовался сам Игорек. Он распахнул ворота.
— Идиот! — заорал я так, что Хельга даже подпрыгнула от испуга. — Что ты делаешь? Куда? А ну назад!!
Слышал он меня или нет — не знаю. Может быть, ему теперь было просто на все наплевать. Может быть, он ценил свою жизнь дешевле, чем груду этого покрашенного железа. Может быть, его жизнь без этого железа ничего не стоила. Не знаю. Но только он, не обращая ни на кого внимания, выгнал машину из гаража, а потом скрылся из моего поля зрения.
— Твой брат чокнулся, — сказал я Хельге. — Останови его.
Она дико взглянула на меня и рванула к лестнице. Но тут ее нога зацепилась за торчавший наружу черенок лопаты, и девушка со всего маха грохнулась на пол, да так сильно, что не смогла сразу подняться. Я думаю, в этот момент Провидение и разделило навсегда брата и сестру. Я снова выглянул из окна и увидел, что Игорек вывел из дома тяжело хромающего деда, Нину Иосифовну, помог сесть им на задние сиденья, снова скрылся из моего поля зрения (наверное, открывал ворота), сам вскочил за руль машины и тронулся.
Теперь мне стал понятен его замысел. Наверное, то, что он решил спасаться сам, взяв только стариков, бросив даже сестру, не делает ему чести. С другой стороны, я бы с ним не сел. На мой взгляд, это было чистое безумие. Наверное, Славик думал так же, иначе он точно бы пробился в этот автомобиль. Славик, он такой! А раз его там не было и он был в этот момент жив, значит, и он не верил, что Игорек сможет пробиться.
Я бросился к противоположному окну, не отвлекаясь на Хельгу, которая все еще сидела, оглушенная, на полу, и выглянул на улицу. Я был так поражен поступком Игорька, что на мгновение забыл, как опасно высовываться из окон в доме, который обстреливают со всех сторон. Но то, что я увидел… В общем, мне, наверное, нужно было это увидеть.
Сияющий, сверкающий «Порш» с каким-то не очень приятным звуком попытался рвануть, так что даже присел, будто конь, на задние колеса; все же рванул — прыжком, миновал ворота и повернул направо. Игорек реально был хорошим водителем, это было видно невооруженным глазом. Вот только шансов у него, к несчастью, было очень мало. На что он рассчитывал? Неужели забыл, что справа была возведена узбекская баррикада? Он надеялся найти щелку и просочиться? Или он и не планировал спасать свое металлическое сокровище, а просто собирался добраться до баррикады и укрыться за ней, справедливо посчитав, что старикам в их собственном доме точно каюк, а шансы у них есть только за баррикадой? А мы, остальные, молодые, здоровые и профессиональные, как-нибудь и сами выберемся?
Я никогда уже не узнаю, что он планировал и какими чувствами руководствовался, отправляясь в свою безумную поездку.
Хотя… Безумству храбрых поем мы песню. Может быть, это я чего-то не понимаю, а реальные шансы у него действительно были?
В любом случае он их не использовал. Но ведь он и предположить, наверное, не мог, что стрелять в него будут не только сзади, но и в упор.
Сначала по «Поршу» открыли огонь киргизы. Даже мне удалось заметить, как осыпалось заднее стекло и разлетелись на куски задние фары. Но это было бы полной ерундой, если бы по мчащемуся на баррикаду автомобилю не открыли огонь узбеки.
Кто знает, что думали они? Вполне возможно, им показалось, что на них мчится машина, набитая тротилом, и сейчас от их хлипкой обороны останется мокрое место? А что? Разве такое нереально? Или они могли подумать, что массивная машина попытается пробить баррикаду, а в салоне сидят наготове боевики, чтобы сразу же открыть огонь по ее защитникам?
Как бы то ни было, я увидел только, что машина остановилась, заглохла, опустилась на пробитых шинах. Никто не сделал попытки покинуть салон. В этот момент что-то оцарапало мне щеку, и я, опомнившись, резво упал на пол. Только тут до меня дошло, что какую-то долю секунды назад меня могли убить. Мне даже вступило в ноги. Это плохое качество для такого профессионала, как я, но я ничего не мог поделать. События следовали таким калейдоскопом, что мне ранее казалось, будто все мои чувства притупились. Пуля, скользнувшая по щеке, доказала, что это совсем не так.
— Что там? — закричала мне Хельга. — Что там случилось?
— Тебе лучше не смотреть, — механически ответил я, продолжая держаться за окровавленную щеку ладонью. — По-моему, там все кончено.
Хельга с ненавистью посмотрела на меня и нырнула в люк. Она хромала, но не сильно…
Теперь нас оставалось четверо: я, Леха, Славик и Хельга. Впрочем, в Хельге я уже не был уверен. Выглядывать в окошко мне больше не хотелось. Я боялся, что меня там ждут и мое следующее появление в окне окажется для меня последним. Зато теперь я отчетливо слышал, как горят сараи и гараж в нашем дворе. Я бы не удивился, если уже начал гореть и сам дом. Оставаться на чердаке не было смысла. Я спустился вниз.
Да, задняя часть дома, там, где было дерево, запылала. Я пробежал по комнатам и выскочил на крыльцо.
— Стас! — крикнул мне Славик.
Оказывается, все это время он находился в беседке. Скорее всего, лежал под скамейками.
— Стас! Что делать?
— Ноги будем делать! — ответил ему я.
— Девчонка побежала к машине.
— Ни хрена себе!
Въездные ворота были широко распахнуты. Я подбежал к ним и, прячась за угловым столбом, выглянул на улицу. По моим расчетам, я должен был увидеть труп клиентки, лежащий на улице, после чего моя совесть была бы чиста и можно было бы уводить друзей и самого себя куда-нибудь подальше.
Но то, что я увидел, поломало мои расчеты. Хельга не только была жива, а еще и тащила к воротам брата. Она ни от кого не пряталась, и по ней никто не стрелял. Наверное, узбекам она была даром не нужна, а киргизы надеялись взять такой лакомый кусок живым. Еще бы — она же была блондинкой!
И довольно сильной. Потому что Хельга уже протащила брата почти до самых ворот.
— Славик! — крикнул я. — Сюда!
Слава осторожно выглянул из беседки. Он явно решал, стоит ли выполнять мой приказ. Я сделал зверское лицо. Слава решился, и, когда он добежал до меня, я отдал ему в руки автомат.
— Прикроешь, если что.
Хотя сам я прекрасно понимал, что это только слова. Какой из Славы прикрыватель? Так, видимость одна. Просто мне не хотелось оставлять автомат вообще на земле. Пусть лучше будет у Славы.
Сам же я, повинуясь редкому всплеску совести, рванул к Хельге. Рассчитывал, что если мы будем рядом, то в меня тоже стрелять не будут — побоятся случайно попасть в такую красивую и лакомую девушку. И точно. Стрелять никто не стал. Мы затащили Игоря во двор. Он был без сознания. Его ранили в грудь, и Игорьку требовалась срочная перевязка. Я отобрал автомат у Славика, а Хельгу отправил искать материал для перевязки. Дом уже горел, но иного выхода у нас не было.
