Вячеслав Денисов - Тюремный романс
Вряд ли Зелинский, распахивая ворота гаража, нажимал какие-то кнопки. Скорее он нажал давно, а сейчас был вынужден расплачиваться за это. Как бы то ни было, усевшись за руль и включив для прогрева двигателя зажигание, Зелинский никак не ожидал увидеть рядом знакомое лицо.
Это лицо смутно всплывало в его памяти, но совместить фотографию с каким-то событием в жизни было трудно. Между тем фотография ожила, в окне появилась рука и схватила его за шиворот. Выходил Зелинский уже через окно «девятки». Неведомая сила тащила его в пространство, размером в форточку, и останавливаться не думала.
Грохнувшись на пол, охранник понял, что его волокут к выходу. Все происходило настолько стремительно, да еще в таком неприятном для его воспоминаний месте, что он лишь сжался, как кролик, и молчал. Наконец его доволокли до багажника «девятки» и поставили на ноги.
Зелинский, поводя мутным от ужаса взглядом по лицам двоих крепких мужиков, понял, что его опять будут за что-то бить. За последние два месяца он совершил три нехороших поступка, и за каждый из них вполне можно было расплатиться тяжкими телесными повреждениями. Когда в часы раздумий Зелинский проводил более глубокий анализ, он с горечью соглашался с тем, что летальный исход не исключен ни в одном из случаев расчета по долгам.
И сейчас он, глядя в лица двоих мужчин, раздумывал: по какому поводу они прибыли. Его ограниченный интеллект подсказывал, что за Эфиопа с ним рассчитались сполна. Оставался Рожин и…
– Зелинский, открой рот, – попросил тот, что, не мешая второму держать охранника за глотку, стоял чуть поодаль.
– На какую тему? – не понял Зелинский.
– Просто открой пасть.
Сержант сразу подумал о том, что, если он откроет рот, ему тотчас в него что-нибудь сунут. Эта догадка настолько овладела его сознанием, что он, крутнув глазными яблоками, судорожно сжал челюсти.
– Вот барс, а? – возмутился тот, что стоял в углу, и Зелинский по сленгу понял, что операцией правоохранительных органов в этом гараже даже не пахнет.
Второй, давивший на грудь, не сказал ничего. Он дотянулся одной рукой до головы сержанта и большим пальцем изо всех сил надавил ему за ухо. От резкой боль мышцы мгновенно ослабли, и челюсть, открывая простор для обозрения, резко опустилась вниз.
Приблизился и второй.
Не понимая, что происходит, Зелинский с ужасом чувствовал, как в его рту шевелятся чужие пальцы. Сержант решил обязательно сменить гараж, если… Если останется жив. А пока он не мог даже точно сказать, что этим двоим от него нужно.
Его отпустили – очевидно, преследователи добились того, чего хотели, и Зелинский облегченно вздохнул. Но тут же получил такой удар под ребра, что переломился пополам. Печень завыла диким ревом, предупреждая хозяина о том, что, если он еще раз допустит подобное к ней легкомысленное отношение, она ни за что не отвечает.
– Ты где зубы потерял, барс? – спросил мужик, вытирая о ветошь пальцы.
Вопрос был простой, не требующий раздумий. Но проще молчать под пытками, нежели рассказать, при каких обстоятельствах его лишили сначала одного зуба, а потом – второго. Первый открывал широкий простор для рассуждений о том, что Зелинский делал в ночь утопления Рожина, второй – указывал на то, что Зелинским был недоволен Кусков.
– Выбили… – прохрипел сержант.
– Я что, спросил – как? Я спросил – где!
И завопившая во весь голос печень предупредила охранника во второй раз.
– В ресторане… В ресторане выбили… В «Бригантине»…
Он почувствовал резкий рывок вверх и снова оказался на ногах. Печень уговаривала опуститься на бетон, но разум подсказывал стоять.
– Вы от кого?..
– От директора бюро ритуальных услуг, – пояснил обидчик печени. – Хватит, поехали.
Зелинский снова ощутил резкий рывок и стал скакать, как сбитый с ног форвард. Его волокли на улицу, перед его глазами мелькала земля. Толчок – и он рухнул на заднее сиденье какой-то машины. В ней пахло ванилью и новыми чехлами.
– Гараж закрыл? – услышал он.
– Закрыл, – донесся до него ответ, и тот, кто его бил, сунул ему в карман связку ключей.
– Мы куда… едем? – Голос Зелинского срывался не столько от страха перед собственным положением, сколько от боли в паху. Один из ключей развернулся в кармане и теперь резко упирался в плоть на каждой кочке.
– На кладбище, – пояснил из-за руля мужик.
– А зачем?
– План горит. Положено двадцать пять в день, на часах половина девятого, а у нас только девятнадцать. Ты нас тоже пойми… Окажись ты в такой ситуации, мы бы не выручили, что ли?
Зелинский понял, что этим убить мало. Им нужно, чтобы было по-настоящему, как у взрослых. С издевкой, унижением и контрольным в затылок. Зверства Кускова стали казаться детской игрой в «фашистов и партизанов». На беду выходило так, что роль «партизана» постоянно доставалась одному человеку. Видя, что шутки заканчиваются – на выезде из города водитель свернул на проселочную дорогу, которая действительно вела к погосту, – Зелинский стал задыхаться. Когда Штуке нужны были ответы, он бил и спрашивал. Эти не спрашивают ничего, за исключением какой-то глупости, а просто везут на кладбище. Значит, им нужны не ответы, а смерть Зелинского.
– Вы скажите, что вам нужно! Я отвечу на вопросы, и делу конец! – взмолился он. Еще была надежда на то, что он является свидетелем куража и выход найти можно. – Зачем мы сюда едем?!
– Делу сейчас действительно будет конец, – подтвердил водитель «Волги». Обернувшись к напарнику, он бросил: – Ты посиди с ним, я спрошу у мужиков, где выкопали.
Второй спокойно качнул головой и вынул из кармана сигареты.
Зелинский вытянул шею и стал наблюдать, как водитель подходит к стайке мужиков в спецовках и вооруженных заступами. Поздоровался, достал сигареты, угостил всю компанию, хлопнул по плечу одного из них… Свои они здесь, гады…
Выйдя из машины, Пащенко стал быстро соображать. Предварительной договоренности не было. У Струге созрел экспромт, который пришелся зампрокурора по душе, и сейчас требовалось лишь отработать номер до конца. Заметив у входа троих уже поддатых могильщиков – а это могли быть только они, других здесь лопатами и робами не обеспечивают, – он направился к ним, на ходу ныряя рукой в карман.
– Здорово, мужики.
– Хай. – Одному из них, оказывается, был свойственен эпатаж. – С чем, командир?
– Ямку бы завтра к одиннадцати.
– Это не проблема, – согласился второй, поблескивая розовыми белками. – Хоть две. Вам на хорошем месте или на обычном?
– Пышных погребений не предвидится. Меха на паре баянов порвем да разъедемся. Что стоит закопать на самом поганом, на отшибе?
– Тещу, что ли, привезешь? – предположил третий. Он стоял буквой «Г», уперевшись подбородком в черенок.
Пащенко хохотнул и по-свойски врезал юмористу по плечу. Тот выронил лопату, но сигарету принял.
– Не, я только тамада на этом празднике. Так где и почем будет закопать?
– Так ехай за нами… – Первый из «хороняк» указал на проезд в глубь кладбища. – Три сотки задатка есть?
В пятидесяти метрах от того места, где трое алкашей уже по пояс вгрызлись в грунт, стояла «Волга». Обстановка и развивающиеся в ней события волновали только Зелинского.
Он уже четырежды за эти двадцать минут пытался повысить к себе интерес, и Струге, знающий уровень интеллекта этого человека, давался диву. В приступе агонии Зелинский был настолько разнообразен, что позавидовал бы любой конферансье. Он формировал свои вопросы таким образом, чтобы они заинтересовали любую категорию граждан. Охранник до сих пор не понимал, от кого прибыли эти люди, но, судя по тому, с какой скоростью углублялись в землю двое старателей, догадывался, что не из службы собственной безопасности ГУВД. Рытье шло на самой окраине кладбища, в какой-то низине, и, судя по расположенным вокруг грубо оструганным крестам и покосившимся фанерным памятникам, хоронили тут одно отребье и таких, как он. От подобной аналогии с Зелинским случилась икота.
Кричать было бесполезно – он это понимал. Кого просить о помощи, заявляя, что ты мент? Этих троих могильщиков, которые готовы выполнить любую просьбу двоих на «Волге»?! Да они еще и заступом по голове добавят. Без просьб. Одна шайка…
Пащенко выходил из машины всего один раз. Подошел к могильщикам и сказал, что проконтролирует работу до конца. Те пожали плечами, не понимая, зачем это нужно. Контролировать нужно на центральной аллее, где каждое место оценивается в полмиллиона. А что тут-то контролировать? Двести на семьдесят и двести в глубину. Как ни контролируй, а больше двух целых восьми десятых куба земли отсюда не вылетит.
– Вы от Кускова? – выдавил Зелинский очередную версию. Стимулировал его вид работников, опустившихся вниз уже по плечи. – Или от Локомотива?
– Барс, час назад тебе задали вопрос, на который сразу и без раздумий ответило бы даже животное, что сидит рядом с тобой. «Где ты потерял зубы?» – так он звучал. А ты решил сменить тему. «От кого», «кто вы»… И какого ты ждешь к себе отношения после этого?
