Александр Афанасьев - Бремя империи
Спустился, зачем-то подошел к лежащей на тротуаре туше, наклонился… Кровь казалась черными полосками целлофана на более светлой коже, голова была разбита пулями вдребезги. После таких ранений не живут. Дело сделано…
Пистолет я выкинул чуть дальше, разобрал на части и выкинул по разным мусорным бакам. Хотя на нем и не было отпечатков — давать в руки следствию лишние улики не стоит…
Бейрут, бульвар Корниш
15 июня 1992 года
Али утром отправился на «Александра Колчака», я же накупил местной прессы, карту города и уединился в снятой мною квартире. Делать пока было нечего…
Убийству Али Хасана Джималя, видного мусульманского богослова и настоятеля крупной мечети, посвящены были первые полосы тех местных газет, которые, несмотря на беспорядки в городе, все-таки сумели выйти. Версии выдвигались самые разные, наиболее часто упоминалось, что он стал жертвой христианских юнцов-фанатиков, готовых убивать. Рассматривалась также и версия неудачного ограбления, хотя она изначально была идиотской — ну не станет грабитель стрелять жертве в голову с двадцати метров.
Видна была работа и департамента полиции. Практически во всех газетах было упомянуто, что убит видный мусульманский богослов был в двух шагах от двери «непристойного вертепа», который накрыла полиция. Что он там делал и был ли там вообще — газеты умалчивали, но мысли рождались нехорошие. Упоминали также о том, что убийство могло быть связано с уголовными разборками из-за закята.[71]
Раскаивался ли я? Не спал ли ночью? Каково чувствовать себя палачом? Ну, если вас так это интересует, давайте об этом и поговорим, пока время есть…
Я, кажется, уже упоминал, что любой дворянин Империи — ее солдат, иначе он просто не имеет права быть дворянином. А солдат должен защищать — свой родной дом от всех врагов, внешних и внутренних. И делать все для этого, в том числе и то, что другие делать не хотят или не могут.
Этот Джималь, мулла, очень любящий маленьких детей, — хотите сказать, что он не враг? Что он обычный гражданин, имеющий право на справедливый и беспристрастный суд? Ой ли? Сначала эта мразь насилует детей, потом несет людям слово Аллаха, потом возводит хулу на Государя, потом собирает какие-то сборища, потом предает Родину, вступает в сношения с агентами британской разведки, неизвестно зачем ходит в сеттльмент. И это — гражданин, имеющий право на суд?! И это вообще человек?
Это самый настоящий враг. Раковая опухоль, которая разлагает страну, становится причиной метастазов, если ее не удалить. Хирургическим путем — другой путь пока неизвестен. Удалил — возможно, больше опухолей не будет. Не удалил — рак убьет тебя. И здесь не до сантиментов, права всего организма на жизнь несоизмеримы с правом на жизнь опухоли. Раковая опухоль, убивающая нас, именно так следует расценивать людей, подобных Джималю. И удалять их, пусть это боль и кровь — но удалять. Пока метастазы не пошли по всему организму.
Поэтому и спал я хорошо и никакими муками совести не страдал. Не грешно это — избавиться от опухоли. И хирург — это не палач, он удаляет малое для того, чтобы все остальное могло продолжать жить…
Что-то вдруг будто толкнуло меня в спину. Я отложил газеты, достал визитную карточку, набрал номер. Но вместо ее голоса я услышал гудки, показавшиеся мне похоронным звоном…
Черт!
Начал набирать второй номер, думая про себя, что не может так все закончиться, ну просто — не может. На сей раз в уши вместо гудков полилась тягучая арабская мелодия, чем-то похожая на азан. И, наконец, я услышал голос. Ее голос…
— Алло…
— Юлия… Всю прошедшую ночь я думал исключительно о вас…
Ее смех был похож на перезвон колокольчиков…
— А, господин офицер… Скрывающийся от жандармерии… Я надеюсь, вы добрались до своего места службы…
— Только благодаря вам, прекрасная незнакомка… И я, как порядочный человек и как русский офицер, не могу вас не отблагодарить… Как вы смотрите на то, чтобы провести этот вечер вместе… скажем, на побережье… Там есть милые рестораны…
Юлия снова рассмеялась…
— А если на нас нападут? Там, говорят, бесчинства, страшно на улицу выйти…
— Со мной никто не посмеет даже близко к вам подойти… — заверил ее я, — и «браунинг» я всенепременно возьму с собой…
— Однако, боюсь… я занята этим вечером… — Мое сердце пропустило удар и, возможно, не один. — Мои друзья пригласили меня на вечеринку, это в Борж эль-Бражнех. Ноу меня нет кавалера на вечер… так что, если вы желаете…
— О большем я не мог бы и мечтать, сударыня… — За долю секунды я взмыл из пропасти разочарования к вершинам блаженства. — Позвольте узнать, где мы встретимся…
— Думаю… вы сможете заехать за мной в четыре часа… Я живу на аль-Рашидин, 19. Знаете, где это?
— Ничто в мире мне не помешает найти…
— Тогда я буду ждать вас у дома. Форма одежды свободная, можете одеваться, как хотите…
Бейрут, район Санайех
Департамент полиции
15 июня 1992 года
— Фамилия, имя, отчество?
— Забыл…
Следователь, пожилой, невысокий, с серым от усталости лицом, в мятом полицейском мундире, отложил ручку в сторону, с укором взглянул на развалившегося на стуле по другую сторону стола бритого юнца. Юнцу было лет шестнадцать, не более…
— Слушай, парень. Ты меня не зли. Тебе когда на сборы идти?
— А что?
— А то! Тебе пока что хулиганство светит и сопротивление полиции при задержании. Сейчас оформлю материал, передам тебя станичному атаману — по этим статьям тебя сход имеет право судить. Атаман на сходе возьмет розги да вложит тебе ума по голой-то заднице. А если будешь кочевряжиться — массовые бесчинства — до десяти лет каторги!
— Лучше бы черным ума вкладывали…
— Ну вот ты мне и обскажешь, кто тебя надоумил с черными сражаться, — добродушно проворчал следователь, беря в руки инструмент своего труда и пододвигая к себе бланк протокола допроса. — Давай снова. С чувством, с толком, с расстановкой… Фамилия, имя, отчество…
— Тимофеев. Александр Саввич…
— Вот и хорошо… Александр Саввич… Возраст?
— Шестнадцать скоро…
— Скоро — это когда?
— Через полтора месяца… — нехотя буркнул пацан.
— Через полтора месяца… — эхом повторил следователь, ручка стремительно бегала по бумаге, старая гвардия предпочитала заполнять протокол вручную, не на компьютере… — вот и хорошо. Хороший себе подарок на шестнадцатилетие преподнес… Проживаешь где?
— Кафрия. Долина Бекаа.
Следователь записал установочные данные, скороговоркой прочитал права и обязанности, отложил в сторону ручку. Посмотрел на пацана пронзительным, совсем не сочетающимся с безобидной внешностью, взглядом. Внимательно так посмотрел, пристально, этот взгляд вырабатывается у опытных полицейских следователей с годами. Не выдержав, пацан опустил глаза в пол…
— Рассказывай. Кто тебя надоумил строительную арматуру в руки взять, идти в мусульманский квартал машины поджигать, погром учинять. Или сам домыслил до такого?
— Точно так…
— Неужели? И остальные, что с тобой были, — они тоже сами это умыслили?
— Не знаю… Я за других не ответчик… Чужая душа — потемки…
— Это уж точно… — сочувственно вздохнул следователь. — Тебе бы за себя-то ответить… Ты в какие войска идти хочешь?
— В десант! — не задумываясь, брякнул парень и только потом ощетинился: — А вам какое дело?
— Да в принципе никакого… Только вот в десант с судимостями не берут. А ведь я могу и дело твое передать атаману вместе с тобой. Тебе без разницы, все равно на сходе голой задницей сверкать, что так, что так. А судимости не будет. И подумай, парень, — я ведь не предлагаю тебе друзей сдавать. Меня интересует, были ли среди вас незнакомые и кто придумал идти погром учинять? Ведь это не ты придумал и не твои друзья?
— Нет…
— Не вы. А кто?
— Не знаю… Познакомились…
— Где?
— Около университета… Мы со станичными в город приехали, решили по набережной погулять. Тут видим — народ стоит. Решили посмотреть — что к чему. Там нам и обсказали все — мы сами не видели, что стряслось…
— И кто обсказал? Как он выглядел?
— Чернявый такой. В майке яркой с гербом. Лет двадцать пять, обычный такой…
— Зовут как?
— Михаилом…
— Фамилии, конечно, не спросили… И что вам сказал этот Михаил?
— Да много… Что черные дирижабль с детьми взорвали. Что у них там в кварталах ихних банды, что они с русских дань берут. Что они женщин наших насилуют…
— Понятно. И потом он сказал, что надо идти громить. Так?
— Не. Сначала постояли, послушали…
— А где бутылки с бензином, арматуру взяли?
