Андрей Воронин - Слепой. Танковая атака
За все свои двадцать пять лет по-настоящему, надолго они расставались всего один раз, когда уходили в армию. Решетилова загнали в Забайкалье, где он весь срок службы крутил баранку приписанного к автомобильной роте стройбата тяжелого самосвала. Белый попал в танковые войска и стал механиком-водителем, каковое обстоятельство, на первый взгляд не имеющее никакого значения, со временем стало одной из причин возникших между закадычными друзьями трений.
После дембеля Решето застрял в Чите почти на полтора года – не потому, что ему там как-то уж очень сильно понравилось, и не из-за блестящих финансовых или, боже сохрани, карьерных перспектив, а просто так, по случаю. Загулял, познакомился с веселой, а главное, обеспеченной и не жадной разведенкой и задержался не на пару дней, как планировал, а чуть ли не на пару лет. Да и куда ему было торопиться? В родном подмосковном Зеленограде Андрея Решетилова не ждало ничего, кроме однокомнатной хрущевки и матери, которая не пилила сына только тогда, когда жаловалась ему же на свои многочисленные болячки и тяжелую бабью долю.
Потом обстоятельства сложились так, что из Читы пришлось экстренно рвать когти; Решето рванул, не прощаясь, прихватив из квартиры сожительницы кое-какие побрякушки, и приземлился на своем запасном аэродроме – восемнадцать квадратов жилой площади, совмещенный санузел и маман, которая за годы разлуки не стала ни здоровее, ни молчаливее. И еще участковый, который по старой памяти поглядывал на Решето, как солдат на вошь, и даже не думал притворяться, будто рад его возвращению к родным пенатам.
Под двойным давлением – с одной стороны, маманя, с порога заявившая, что не собирается кормить дармоеда, а рассчитывает, наоборот, на сыновнюю поддержку на склоне лет, а с другой, участковый с его косыми взглядами – Андрей остепенился настолько, что устроился на работу. Специальность, спасибо армии, у него имелась, и, хотя желание горбатиться на дядю, конкурируя с приезжими хохлами и таджиками, отсутствовало напрочь, Решето, стиснув зубы, сел за баранку. В настоящее время он числился водителем большегрузного тягача в местной ПМК и находился примерно на полпути к увольнению по статье – давление давлением, обстоятельства обстоятельствами, а характер в карман не спрячешь. Или, как однажды выразился Белый, «гены пальцем не раздавишь».
Пока Решето валял дурака и наживал неприятности в далекой Чите, Белый, как выяснилось, времени даром не терял. Ясно, он не поступил на бюджетное отделение престижного университета, не женился на дочке богатенького папаши, не обзавелся собственным успешным бизнесом и не совершил никаких других сказочных, нереальных подвигов по принципу «из грязи в князи». Но работенку он себе подыскал непыльную, недурно оплачиваемую, а главное, редкую, чуть ли не уникальную: более не имея никакого отношения к вооруженным силам, этот шустрый проныра работал по своей армейской специальности – механиком-водителем танка.
Сначала Решетилов ему просто не поверил. Тягач или построенный на базе танка гусеничный вездеход – это ладно, но танк?! Если речь не идет о киностудии (а о киностудии речь как раз таки не шла), то гражданских и, тем более, частных, личных танков на свете не бывает. Ну, пусть не на свете; на свете бывает все, и какой-нибудь президент или диктатор, если у него не все в порядке с головой, вполне может иметь свой собственный, персональный танк и по выходным в компании пьяных баб выезжать на нем на природу. Но у нас, в России, в Подмосковье – нет, не может быть! Не может быть, потому что не может быть никогда.
Так считал Андрей Решетилов. И, как выяснилось, глубоко заблуждался. Оказалось, частный танк в природе существует, причем не один и не где-то за тридевять земель, а прямо тут, под боком, совсем недалеко от Москвы. Некий хорошо упакованный господин ухитрился собрать внушительных размеров коллекцию старых, времен Второй мировой войны, танков; увлечения у этого господина были довольно странные, причудливые, танки у него не просто стояли, а ездили и даже, если верить Белому, время от времени постреливали. Все это ископаемое железо требовало постоянного ухода; кто-то должен был поддерживать его в исправности, заправлять и смазывать, а также сидеть за рычагами и делать все для того, чтобы устраиваемые хозяином для гостей потешные баталии не привели к человеческим жертвам. Словом, тут нужен был технически грамотный персонал, и Белому посчастливилось не только вовремя наткнуться на объявление о найме, но и выдержать нешуточный конкурс.
Своей работой – сутки через двое – Белый был вполне доволен, о чем и уведомил Решетилова при первой же встрече. И, как верный друг, обещал составить протекцию.
– Ты ж водила, – говорил он, энергично жестикулируя зажатой в кулаке бутылкой пива, – а нормальный водила с твоей категорией в таком хозяйстве, как у моего шефа, всегда пригодится. В технике шаришь, армейку отмотал… Короче, я поговорю. Если что, переучишься, дело-то нехитрое! Будем вместе по пересеченной местности гонять – в войнушку, как в детстве, помнишь? Только за бабки. За приличные бабки, понял?
Вдохновленный не столько энтузиазмом Белого, сколько размером получаемой им зарплаты, Андрей поделился своими радужными планами с матерью: не скрипи, старушка, скоро будем в шоколаде и все такое. Будет тебе в старости твой стакан воды – пей, не поперхнись!
Вот тут-то на поверхность и всплыло обстоятельство, мимоходом вбившее клин между закадычными друзьями. Мать, едва услышав имя человека, на которого собрался работать Андрей, решительно и безапелляционно объявила: «Только через мой труп!» А когда сын излил свое искреннее недоумение в кратком и агрессивном: «Не понял», – кое-что ему рассказала.
В свое время, как почти всякий выросший в неполной семье ребенок, Решето вдоволь наслушался баек об отце – командире подводной лодки, геройски погибшем при выполнении боевой задачи. Годам, эдак, к тринадцати или четырнадцати он начал понимать, что легенда о героическом папаше представляет собой именно байку, не содержащую ничего, кроме чистого вымысла. Единственной крупицей правды в ней было существование некоего субъекта мужского пола, который сделал свое липкое дело и отбыл в неизвестном направлении – с тобой пошутили, а ты надулась, и так далее. И вот теперь, когда сын окончательно перестал интересоваться своим происхождением, маман вдруг решила его на этот счет просветить, рассказав вполне прозаическую историю о приехавшем на практику московском студенте и фабричной девчонке из рабочего поселка, которая, дрогнув под напором вина, столичного лоска и обещаний светлого будущего, не сумела удержать колени сдвинутыми.
Студент, ясное дело, повел себя вполне предсказуемо, то есть по-свински, и день, когда мать сообщила ему о своем интересном положении, стал последним днем их непродолжительного знакомства. Так на свет появился Андрей Решетилов по прозвищу Решето; в этой истории не было бы ровным счетом ничего удивительного, если бы не одно маленькое «но»: сбежавшим папашей оказался тот самый помешанный на старых танках денежный мешок, в загородном поместье которого нынче работал Белый.
– Тесен мир, – выслушав в пересказе Андрея эту историю, философски изрек Белый. И, подумав секунду, воскликнул: – Слушай, так это ж реальное бабло! Прикинь, сколько он тебе одних алиментов задолжал! – а потом, подумав еще немного, уже совсем другим, извиняющимся тоном добавил:
– Только, если что, я не при делах.
Вот тогда-то Решетилову впервые и почудился звук, похожий на негромкий треск ломающегося льда, а перед глазами, как наяву, возникла извилистая черная трещина, которая, дыша ледяным холодом, с каждым мгновением становясь длиннее и шире, резво бежала через ровное белое поле, оставляя его на одном берегу растущей полыньи, а Белого – на другом.
Понять Белого, который не хотел терять высокооплачиваемую, а главное – редкий случай! – интересную работу, было нетрудно. И Решето, мужественно проглотив обиду, протянул через полынью руку дружбы, сказав:
– Тебе-то зачем в это лезть? Мой папаша – мне и разбираться.
Но этим дело, увы, не кончилось. Попытки Решетилова «разобраться» с беглым родителем вряд ли стоили того, чтобы их описывать; достаточно сказать, что они оказались столь же эффективными, как попытки новорожденного мышонка обложить данью удава, обитающего в герметично закупоренном, искусственно вентилируемом террариуме из пуленепробиваемого стекла. Общаться с ним папаша не пожелал, Решето даже не получил возможности сколько-нибудь внятно объяснить, кто он, зачем, чего и на каком основании хочет. А когда стал проявлять настойчивость, его просто подкараулили, затолкали в багажник, вывезли за город и хорошенько, со знанием дела, отметелили. А потом, когда он корчился в пыли, наматывая на ободранный кулак кровавые сопли, какой-то хлыщ, по одежке – вылитый битый фриц, наступив ему на голову тяжелым пыльным башмаком, негромко, но очень внятно и убедительно произнес:
