Олег Маркеев - Цена посвящения: Время Зверя
— Для такого зубра, как ты, Андрей Ильич, эпизод по Пастуху — работа на полчаса. Так что прими в нагрузку.
Игнатий Леонидович, наконец, достал из-под стола правую руку. Кисть оказалась забинтованной, на наружной стороне проступило оранжевое пятно антисептика. Потянулся к пачке дел, лежавших на углу стола. Но, поморщившись, уронил руку.
— Собака чертова! — просвистел он сквозь стиснутые зубы.
Дотянулся до нужной папки левой, и ею сразу же стал баюкать правую.
— У тебя собака есть, Андрей Ильич? — морщась, поинтересовался он.
— Нет.
— И не заводи! — Он осторожно убрал руку под стол, на колено. — Представляешь, пять лет скота кормил, а он вчера возьми и цапни! Как белены объелся, ей-богу. Все в доме перевернул, на жену прыгнул. Я полез разнимать — и вот результат.
— Не мастиф неаполитанский, я надеюсь? — Злобину из провинциального далека все еще казалось, что начальству уровня Игнатия Леонидовича по статусу положено иметь нечто невероятно дорогое и жутко благородное.
— Что ты! Сеттер ирландский. Рыжая метелка с печальными глазами. В Германии купил, жена подбила.
— Рудольфом зовут, — подсказал Злобин.
— Откуда знаешь? — насторожился Игнатий Леонидович.
Злобин улыбнулся.
— Рыжий — по-польски «рудый», это я с детства по кино «Четыре танкиста и собака» помню. Пес из Германии. Значит — Рудольф. Если кличку подбирал мужчина, то назвал бы именно так. Солидно и строго, как в армии. А не Рэдди, как обычно зовут рыжиков дамы, владеющие английским.
— Ход мыслей интересен. — Игнатий Леонидович покачал головой. — Умеешь в чужую голову влезть, запомню. — Он придвинул к Злобину папку. — Коль скоро ты такой знаток в собаках, тебе и карты в руки. Здесь справка, установочные данные и прочая мелочь. Ровно настолько, чтобы быть в курсе дела. А дело вот в чем. Три дня назад в своем загородном доме погиб гражданин Матоянц. Личность в строительных, нефтяных и околополитических кругах довольно известная. Но не раскрученная, как сейчас говорят. Погиб странно. На участок непонятно как проникла стая бродячих собак и искусала до смерти.
Поймав удивленный взгляд Злобина, Игнатий Леонидович кивнул.
— И я того же мнения, поверь. Мы не живодеры и не общество защиты животных. Криминала там нет, всем ясно. Территориалы вынесли обоснованный отказ в возбуждении уголовного дела. Вопрос закрыт. Более того, по секрету скажу, как выражались раньше, есть мнение: лишнего шума вокруг смерти Матоянца не поднимать. — Он глазами указал на телефоны правительственной связи на приставном столике.
«Времена меняются, а источник руководящего мнения — тот же. А талдычили-то, перестройка, перестройка! Даже Кремль перестроили, а все по-старому», — подумалось Злобину.
— Но преждевременная смерть такого человека — это горе для родных. Для прочих — повод влезть в его дела, — продолжил Игнатий Леонидович. — И некто уже проявляет интерес к этому делу.
— Желают изобразить заказное убийство, исполненное сворой собак? — вставил Злобин.
— Милый мой Андрей Ильич, будет нужда, не то что собак, марсиан приплетут, — с усталым видом человека, искушенного в придворных интригах, изрек Игнатий Леонидович. — А на кону, если верить справке, солидные деньги и весьма серьезный бизнес. Уровень не прокуратуры города Клязьмы, согласись. Даже областную прокуратуру к такому делу подпускать страшно.
Злобин согласно кивнул, заранее зная, чем согласие чревато.
— А раз согласен, то прямиком отправляйся в Клязьму. От греха и соблазна подальше изыми у местных все материалы доследственной проверки. — Последовала пауза и новая попытка побуравить собеседника глазами. — И держи их у себя до моей команды. Ясно?
— А на каком основании изъять? Не в порядке надзора же. Думаю, там от такого на уши встанут и через пять секунд кому надо отзвонят.
Игнатий Леонидович удовлетворенно усмехнулся.
— Правильно мыслишь. Уже начинаешь ориентироваться в правилах игры, учту. Служба мы особая, как ты уже знаешь. Лишний раз светиться не резон. Прямо от меня зайди к Татарскому, я его уже предупредил, он выпишет тебе постановление на изъятие материалов. С сегодняшнего дня ты включен в оперативно-следственную группу Татарского. Чисто для конспирации, естественно. Татарский ведет дело, по которому Матоянц проходил свидетелем. Раза два вызывался на допросы, да и то, если не изменяет память, было это почти год назад. Но повод изъять материалы для проверки, согласись, процессуально идеален. Согласен?
Злобин не мог не согласиться. Игнатий Леонидович интриговал не хуже своего средневекового тезки.
У себя в Калининграде, откуда его неожиданно перебросили на повышение в Москву, Злобин, конечно же, тоже интриговал. Но на областном, так сказать, уровне. Ставки мельче, но правила игры те же. Не составило труда сообразить, что Генпрокуратура, воспользовавшись формальным поводом, решила обозначить свой интерес в переделе бизнеса Матоянца.
Ход, безусловно, сильный, рассчитанный на психологическое давление на основных игроков. Они неизбежно засуетятся, многие союзы затрещат по швам, кое-кого запросто выкинут из команды, придется привлекать новых фигурантов. Пойдет хитроумное строительство систем «сдержек и противовесов». На все это потребуется время. И, воспользовавшись паузой, можно выстроить свою контригру.
Максимум, что в предстоящих игрищах светило лично Злобину, — роль разменной пешки. Никакого энтузиазма от такой перспективы он не испытал. Не составило труда догадаться, что бестолковое на первый взгляд задание — еще одна проверка на лояльность.
Он сделал вид, что глубокомысленно и всесторонне обдумал ход, и выложил свою карту.
— Если начнут давить, я могу рассчитывать на вашу поддержку?
— Несомненно, — вЕско, словно влепив пиковым королем поверх пиковой шестерки, ответил Игнатий Леонидович.
В том, что будут давить, Злобин пока сомневался. В конце концов, время покажет. Дай бог, по малости и серости обойдут вниманием. А вот в том, что Игнатий Леонидович сдаст его, коли начнут давить всерьез, он не сомневался ни на йоту.
Правила дворцовых интриг не то что в Кремле не меняются, они и в хижине африканского царька с каменного века в неизменном виде сохранились. Сдавай слабого, копай под сильного, топи ближнего, копи компромат на всех, точи зубы и смотри в оба.
«С волками жить, с ружьем ходить», — на свой лад перефразировал известную поговорку Злобин.
Лезть из шкуры вон, дабы оказаться своим в одной из стай, выть вместе со всеми, скопом наваливаться на жертву, жадно отхватывать себе кусок послаще, клыками и когтями цепляться за отведенное тебе в стае место… Нет, он давно для себя решил, это не для него.
А насчет ружья… Было кое-что припасено. Кое-кто из московских матерых счел нужным расплатиться за правильно расследованное дело Груздя. Папочка тоненькая, всего-то с десяток листов. Но бабахнет, как «Ремингтон» дуплетом, только шерсть клочьями по ветру полетит!
Глава седьмая. Чужая земля
Серый Ангел
По дороге Злобин наискосок прочитал материалы на Матоянца. На первый взгляд не нашел ничего достойного заказного убийства. Крепко стоящий на ногах холдинг, все необходимые для этого связи. Явного криминала в бизнесе нет. От криминалитета дистанцировался. От налогов уклонялся, но в расхищении бюджета не соучаствовал. Векселя «Газпрома» через руки проходили, но в ГКО не играл. В открытых контрах ни с кем не состоял. В политику не лез. Нормальная семья, крепкий дом.
Если в такой благодати Матоянца нашла случайная смерть, остается только высказать соболезнования и сунуть папку в архив. Трагедия — не всегда криминал. Но если за внешним благополучием скрывалось нечто способное породить мотив к убийству, то копать-лопатить такое дело можно до седых волос. И, скорее всего, дело тоже ляжет на полку «ввиду невозможности найти подозреваемого».
Если задуматься, так уж ли важен мотив, коли подсуропило тебе родиться в России? Одного факта рождения в стране березового ситца, серебристой ржи при луне, темных аллей, антоновских яблок и прочих красот природы вполне достаточно для преждевременной смерти.
Исторически так уж повелось, что отдельно взятая жизнь в нашей для чего-то Богом избранной стране ничего не стоит. Да что там одна жизнь в масштабах одной пятой части суши! Сколько надо, столько и принесем в жертву. А бабы-дуры новых нарожают.
Ни цари, ни генсеки людских потерь никогда не считали. Уж чего в России навалом, так это леса и человеческих душ. Как ни изводи их под корень, деревья и людишки сами нарождаются. Ими и платили за все. И за личные прихоти: пряжки алмазные на бальных туфлях, орловских рысаков да кабинеты янтарные, и за государственные инициативы: войну с Бонапартом, Вильгельмом или Гитлером.
