Олег Маркеев - Цена посвящения: Время Зверя
Например, ходил один мордатый товарищ по Генпрокуратуре и, несмотря на статус временно исполняющего обязанности, чувствовал себя хозяином. Даже ремонт на своем этаже отгрохал такой, что только павлины по коридору не курлыкали. Но вышел из доверия Хозяина, и в момент сам оказался под следствием. Поговаривают, легло на стол Хозяину досье, собственной же службой безопасности собранное. Ерундовый компромат, если честно. Какие-то шуры-муры с дружеской фирмой, откат в виде двух джипов да тур для женушки… Мелкое чиновничье хулиганство, короче. Но Хозяин был не в духе, и мордастое «врио» утонуло и больше не всплыло.
И получил бы Игнатий Леонидович за сокрушительную тайную власть прозвище Игнатий Лойола[16], кабы не внешность. Выглядел Игнатий Леонидович форменным пиковым королем. Чернявый коротышка с щекастым лицом клинышком. Глаза тоже черные, буравчиками. И вечная полуулыбка на полных губах.
Он попробовал побуравить лицо Злобина взглядом. Но ничего не вышло. Буравчики соскользнули, как с алмазной грани.
Злобин и раньше считал себя не робкого десятка, гляделками холодного пота у казака не вышибить. Но с тех пор как шагнул за Порог, в слепящий свет, стал ощущать себя просто в броне. Не то что зырки начальственные — пули отскакивать будут. И не было в этой уверенности в себе ни вызова, ни похвальбы. Одна сдержанная мощь и спокойствие. Как у танка, пока не заревели движки.
— Андрей Ильич, ты часом на диету не сел? — неожиданно и не к месту спросил Игнатий Леонидович.
— И не думаю. Я мясоед со стажем и родословной.
— Вот и не поддавайся пропаганде. Ничего хорошего от диет и таблеток не бывает. Только язву наживешь. — Он еще раз оценивающе скользнул по Злобину взглядом. — Однако выглядишь, словно на овсянке с йогуртом сидишь. Свежо и молодцевато. По виду даже и не скажешь, что с наскока такое дело раскрутил.
Игнатий Леонидович притянул к себе папку с делом. Левой рукой, как отметил Злобин. Правую он держал под столом. Обострившееся до крайности обоняние, — еще одно изменение в организме, — донесло до Злобина слабый запах бинтов и антисептика.
«Рудольф», — почему-то пришло на ум Злобину.
То ли имя заморское, то ли кличка пса с родословной. И его собственная правая кисть вдруг сжалась от укола боли.
Игнатий Леонидович похлопал ладонью по папке.
— Что там с муделем этим, Груздем? — спросил он.
— Начал давать показания. Попросил в камеру бумагу. С утра сидит и пишет.
Брови над глазками-буравчиками взлетели вверх.
— Что-то больно рано. Может, игру какую затеял?
— Все может быть, Игнатий Леонидович. Как тут угадаешь? — Злобин пожал плечами. — Почитаю, тогда и определюсь.
Игнатий Леонидович пожевал полными пунцовыми губами. Скосил глаза на папку.
— С Груздем разбираться будем отдельно. Долго и кропотливо, — после долгой паузы начал он. — И подельника его…
— Алексея Пака, — подсказал Злобин.
— Да, — кивнул Игнатий Леонидович. — И его, опера заслуженного, с крючка еще рано отпускать. Много натворили, много знают… Рвать эту нечисть из наших рядов нужно беспощадно! Выжигать, черт возьми, каленым железом. Чтобы другим, особенно молодежи, неповадно было… — Он неожиданно перешел на замполитские нотки, но сразу же, словно устыдившись, сбавил обороты. — Но работать с ними надо тонко. Без лишнего шума. И не торопясь. Не ко времени сейчас сор из избы выносить. Согласен?
Злобин газеты читал и слухи коридорные прослушивал. Игнатия Леонидовича, короля пикового, он понимал. Не пики нынче козыри…
Их общий шеф — генпрокурор Скуратов — с открытым забралом рвался расследовать дефолт. Занятие, по мнению Злобина, безнадежное.
Для начала не мешало бы ввести статью «хищение собственности в астрономических размерах». Ведь, как выясняется, хапнули разом аж четыре миллиарда долларов! И не мужики сиволапые, всем миром навалившись, понатырили барского добра, не оккупанты золотой запас страны на танках вывезли, а свои, кремлевские и белодомовские постарались. А со своих какой спрос? И в розыск как-то глупо подавать. Вон они, рожи, всенародно проклинаемые, в телевизоре мелькают. Дают интервью, не сходя с места преступления.
В кандалы бы их да на Лобное место. Но не дадутся. И не дадут. По глумливым ухмылочкам и наглым глазкам видно, что знают, чье сало съели. И на что то сало пошло. У избирателя им под носом водили и шестеренки избирательной машины им смазывали. Коржаков, хоть далеко и не интеллигент, встал в толстовскую позу «не могу молчать» и все выложил. И потребовал пересмотра итогов выборов. Будто в стране остались деньги на еще одни!
Но даже не в деньгах дело, а в принципе. У нас, конечно, маразм демократии, но не Америка же все-таки. Это там за минет двухлетней давности Клинтона на допросы тягали. И не Латинская мы Америка, хоть и очень похожи. Есть у нас свои олигархи, и генералы есть, и жируют не хуже, а народ чуть ли не в набедренных повязках ходит и сытую жизнь только в сериалах видит. Даже по парламенту, как в Чили, из танков постреляли. Но это все видимость, потемкинская деревня, турками построенная. Камуфляж для получения кредитов.
А по сути мы — Россия, мать вашу и нашу! И чтобы какой-то прокуроришка в отставку царя отправил? Отродясь такого не бывало. Кушаком лейб-гвардейским, табакеркой в висок, бомбой, пулей в Ипатьевском подвале, врать не будем, — случалось. Но по прокурорскому постановлению и решению суда — ни-ни. Даже думать забудь! Потому как — Россия.
Игнатий Леонидович, посверлив Злобина глазками, счел, что политинформация усвоена, и перешел к сути:
— Раз согласен, то дело я у тебя заберу. — Он подтянул папку почти под локоть. — Для почина с тебя достаточно. А следствие поведут люди более осведомленные в московских реалиях и лучше ориентирующиеся в местных условиях. Ты же у нас совсем недавно, еще не успел нужными связями обрасти, так?
«Тонкий зондаж!» — Лицо Злобина осталось непроницаемым.
Действительно, часть следственных действий он провел без протокола. Причем с личной санкции Игнатия Леонидовича. И кое-чем некоторые персонажи московского Олимпа теперь Злобину обязаны.
— Но чтобы совсем уж тебя не расхолаживать, кусок я тебе нарежу. Выдели в отдельный эпизод убийство нашего сотрудника Барышникова… Таких людей теряем! — Игнатий Леонидович сделал пристойное случаю лицо. Помолчал, покусывая губы. — М-да, жаль. Короче, Андрей Ильич, оформи закрытие дела ввиду смерти подозреваемого. Как там этого ублюдка при жизни звали?
— Леонид Пастухов, в спецназе имел позывной «Пастух», на него и отзывался.
— Но, как выяснилось, ты стреляешь лучше, — мягко ввернул острую шпильку Игнатий Леонидович.
«А теперь намек. Но уже не тонкий», — машинально отметил Злобин.
— Где научился? — Игнатий Леонидович продолжил бередить больное место.
— Как все, раз в полгода на зачетах в тире, — ответил Злобин. — Даже сейчас не пойму, как получилось.
На след Пастуха, лично убившего молодого следователя, они вышли быстро. И все благодаря Барышникову. Не усидел человек на кагэбэшной пенсии, пошел в службу Игнатия Леонидовича опером. То ли опыт покоя не давал, то ли совесть. Злобин думал, что скорее всего и то и другое.
Неспешный и простоватый на вид Барышников оказался опером от Бога и человеком с двойным, если не с тройным дном. В меру циничным, чересчур себе на уме, хитрым и пронырливым, но чего в нем не было, так это подлости. И было в нем подлинное мужество. Тихое, неприметное до поры мужество русского мужика. Такие покорно тянут лямку, пашут до мокрой рубахи, а в черную годину молча встают в строй и, если иначе не выходит, ложатся с гранатой под танк, защищая не обозначенную на карте деревушку.
Захват сторожки, в которой окопался Пастух, вылился в маленький бой. Злобин в горячке сразу не сообразил, а потом дошло, что не оттолкни его Барышников, пуля зацепила бы обязательно. А так ее поймал в грудь Миша Барышников. Как в руке оказался пистолет и как с первого выстрела удалось завалить Пастуха, Злобин, действительно, так и не понял. Но ни разу об этом не пожалел. Лучше уж так, на месте и своими руками, чем потом в суде требовать пожизненного заключения, для мрази, жизни не достойной.
Игнатий Леонидович внимательно следил за лицом Злобина.
— Сразу скажу, служебного расследования по захвату не будет. Но в следующий раз работай чище.
Злобин промолчал.
«Не благодарить же за доверие, — подумал он. Мысленно прикинул в уме даты, получалось, хоронить Барышникова должны завтра. — Надо узнать, во сколько. На кладбище непременно пойду», — решил он.
— Для такого зубра, как ты, Андрей Ильич, эпизод по Пастуху — работа на полчаса. Так что прими в нагрузку.
Игнатий Леонидович, наконец, достал из-под стола правую руку. Кисть оказалась забинтованной, на наружной стороне проступило оранжевое пятно антисептика. Потянулся к пачке дел, лежавших на углу стола. Но, поморщившись, уронил руку.
