Фридрих Незнанский - Тень Сохатого
Парша насмешливо прищурил левый глаз:
— Когда это?
Вован вновь сплюнул на пол и ответил полным амбиций голосом:
— Ты че, Парша, в натуре, в уши долбишься? Да когда уходил! Так и сказал: «Вова главный. За все отвечает». Вот хоть у Петруся спроси! — Вован повернулся к Невлеру: — Петрусь, скажи, в натуре, так и было?
Невлер кивнул:
— В натуре, так и было.
Некоторое время Парша молчал, обиженно и мрачно поглядывая на приятелей. Затем, видимо смирившись, махнул рукой и сказал:
— Ладно, не дашь биту — не надо. Я с ним и так побазарю.
Он повернулся к окровавленному мужчине, долго смотрел на него, явно что-то соображая, потом криво усмехнулся и, не спуская глаз с мужчины, спросил:
— Слышь, Вован, а баба его где?
Вован хмыкнул:
— Там же, где была. В багажнике. Где ей еще-то быть? Ты ж сам ее туда запихивал. — Он наморщил лоб и вздохнул: — Зря мы вообще ее сюда притащили. Теперь возни в два раза больше будет.
Парша посмотрел на него красными от выпитого, белесыми и неподвижными, как у манекена, глазами:
— Дурак ты, Вован, а не главный. Вот телка нам и поможет этого фраера расколоть.
— Как это? — не понял Вован.
— А так. Тащите сюда эту шалаву. А я пока с бакланом этим переговорю. Дам ему последнее слово перед казнью.
— Какой еще казнью? — вновь не понял Вован.
— Да это он образно говорит, — объяснил ему со своего места Петруня. — Типа последний раз спросит, а если тот опять молчать будет, за бабу его возьмется.
— А-а, — протянул Вован. — Ну, так и че, тогда пошли за бабой?
— Пошли, — согласился Петруня, но со стула не встал.
Парша подошел к окровавленному мужчине, протянул руку и, брезгливо морщась, снял с его глаз пропитанную кровью повязку.
Вован аж охнул от неожиданности:
— Парша, ты че, опух? Он же рожи наши увидит.
Феликс Паршин по прозвищу Парша свирепо усмехнулся:
— Ниче, пусть смотрит. Ему уже видеть-то нечем. Шары совсем заплыли.
Окровавленный мужчина заерзал на стуле и попытался приоткрыть заплывшие от вспухших багровых гематом глаза. Щелки его глаз тускло сверкнули, как два лезвия, но тут же погасли снова. Парша засмеялся:
— Че, падла, боишься смотреть? Правильно боишься. — Он повернулся к приятелям: — Э, вы че сидите, а? Давайте чешите за бабой, я сказал. Сейчас я вам покажу, как надо толстосумов потрошить. Сейчас он, падла, все мне выложит.
Вован и Невлер, пошатывая и зевая, двинулись к стоящей в глубине гаража машине. А Парша вновь повернулся к окровавленному мужчине.
— Слышь ты… как тебя там… Глузман! Ты че, оглох? Ну-ка живо говори, сколько раз в неделю жену пялишь?
Окровавленный мужчина молчал. Глаза он по-прежнему не открывал.
— Поди разок или два? — продолжал глумиться Парша. — По субботам и воскресеньям, а? Знаю я таких, как ты. Сутками на фирме, а потом придешь с работы, залезешь на жену, дернешься пару раз — и на боковую. На хрен ты ей такой сдался, а? Ничего, я ей покажу, как шпилятся настоящие мужики. Посмотрим, как твоя жена подо мной орать будет.
Мужчина сделал над собой усилие и, постанывая от боли, открыл глаза.
— Вот и молодец! — похвалил его Парша. — Смотри в оба, дружок. Студент, который пялит жену миллионера, — такое не каждый день увидишь.
Бизнесмен разомкнул разбитые губы и очень тихо, но очень четко произнес:
— Не смей… Слышишь, не смей ее трогать… Ты, мразь…
Парша засмеялся:
— О! Вот и голос прорезался! А там, глядишь, и память вернется. — Он протянул руку и фамильярно потрепал окровавленного бизнесмена по волосам. — Не ссы, мужик. Все будет тип-топ. Ты только скажи нам, где брюлики прячешь, и мы живо от тебя отстанем.
Мужчина вновь разлепил губы и ответил хрипло, с большим трудом произнося слова:
— Я уже сказал… камней у меня нет… И никогда не было… Все мои деньги… в банке…
— Врешь, падла! — внезапно разозлился Парша. — Мы тебя конкретно пробили! Мы все про тебя знаем! Про тебя все говорят, что ты банкам этим сраным не доверяешь и брюлики в тайнике хранишь! Говори, сука, где тайник?
— Не понимаю, о чем ты…
Парша размахнулся и изо всех сил ударил свою жертву кулаком по лицу. Окровавленная голова мужчины мотнулась в сторону. Парша зашипел и затряс ушибленной рукой.
— Вот, су-ука! Чуть руку об твою вывеску не сломал!
В это время за спиной у него послышался приглушенный женский крик, затем звуки ударов, и крик захлебнулся.
— Сволочи! Не трогайте ее! — крикнул бизнесмен и заерзал на стуле, пытаясь высвободить руки.
Парша сплюнул на пол. Затем повернулся и посмотрел на приближающихся приятелей, тащивших упирающуюся, связанную по рукам и ногам жену бизнесмена.
— Хорошо, что рот заклеен, — запыхавшись, сказал Вован. — А то бы точно цапнула. Куда ее?
— Бросай прямо на пол, — скомандовал Парша.
Вован и Невлер швырнули женщину на пол. Это была хрупкая блондинка лет тридцати пяти. Глаза и рот блондинки были заклеены скотчем.
Бизнесмен снова заерзал на стуле, и тогда Парша резко, наотмашь ударил его по лицу тыльной стороной ладони.
— Сиди смирно! — рявкнул он. — Если не хочешь, чтобы я ее пришил!
Бизнесмен замер на стуле, не спуская заплывших синяками глаз с распростертой на полу жены. Парша наклонился к бизнесмену и, обдавая его лицо водочным перегаром, сказал:
— Последний раз спрашиваю, где прячешь камни?
Окровавленное лицо мужчины задергалось, сморщилось, и вдруг по щекам его потекли слезы.
— Богом клянусь… — тихо и жалобно произнес он. — Богом клянусь, нет у меня никаких камней…
— Слыхали, пацаны, он Богом клянется! — воскликнул Парша, выпрямляясь. — А ты знаешь, гнида, что Богом клясться нельзя? Ты, сука, знаешь, что оскорбляешь мои религиозные чувства?
— Простите… — Бизнесмен продолжал плакать. — Я не хотел вас обидеть…
— Не хотел он, — проворчал Парша. Затем вздохнул, повернулся к приятелям и устало произнес: — Ладно, пацаны, хватит разводить канитель. Держите эту шлюху, чтоб не дрыгалась. Щас я ей до самых гланд нутро прочищу.
Вован и Невлер послушно присели рядом с женщиной, схватили ее за плечи и крепко прижали спиной к полу. Парша ухмыльнулся, сплюнул на пол и двинулся к блондинке медленной походочкой, расстегивая на ходу ширинку брюк.
— Давно, наверно, не пробовала молодого? — ухмыляясь, приговаривал он. — Ничего, щас попробуешь. Если понравится, мы тебя втроем обслужим. За бесплатно. А в качестве бонуса в рот напуляем.
Блондинка на полу застонала. Парша опустился на колени, схватил женщину за бедра и с силой раздвинул ей ноги.
— Стойте! — что было мочи закричал бизнесмен. — Остановитесь! Я скажу! Я все скажу!
2. БрюликиОдиннадцатилетний Миша Глузман пришел из школы поздно: после уроков они с друзьями бегали в парк — играть в «крепость». Одна команда сидела на заснеженной крыше парковой беседки, а другая пыталась занять эту крепость и скинуть противников с крыши. Заигравшись, Миша не заметил, как свечерело. А заметив, решил тут же завязать с игрой и на всех парах мчаться домой (родители не разрешали Мише заигрываться допоздна и тщательно следили за тем, чтобы он делал уроки).
— Все, пацаны, мне пора, — сказал Миша, натягивая на плечо рюкзак. — До завтра!
Он повернулся и пошел к автобусной остановке. Друг Миши Глузмана, упитанный Алеша Репин, немного подумал, потом махнул одноклассникам рукой и побежал догонять Мишу.
— Мих, постой! Я с тобой!
Миша остановился. Алеша подбежал и сказал, запыхавшись и раскрасневшись от бега:
— Ты мне марки новые обещал показать, помнишь?
Миша кивнул:
— Помню. Но только если отца дома нет. Он мне не разрешает брать альбом без разрешения.
— Само собой, — согласился Алеша. — Что я, без понятия, что ли.
— Наш автобус! Бежим! — крикнул Миша и со всех ног рванул к остановке.
Упитанный Алеша вздохнул и побежал за ним.
Отца дома не оказалось. Мамы — тоже.
— Ништяк! — одобрил ситуацию Алеша. — А где твои предки?
— Папик на работе. А мама… — Миша пожал плечами. — Не знаю. Может, в салоне красоты. Она часто туда ходит.
— Зачем?
— Да когда как. Иногда ногти поточить, иногда прическу сделать. — Миша вздохнул и изрек, подражая интонации отца: — Женщины… Что с них возьмешь.
Мальчики сбросили одежду в прихожей, надели тапочки и пошли в комнату Миши.
— Сиди здесь, — приказал другу Миша. — А я схожу к папе в кабинет и притащу альбом. Слушай… — он вдруг подозрительно прищурился и оглядел Алешу с ног до головы. — А ты после мороженого руки мыл?
Алеша качнул головой:
— Не-а. А где бы я их, по-твоему, помыл?
— Ну так иди и помой, — строго сказал Миша. — Если папик увидит на альбоме следы от жирных пальцев, он меня живьем съест.
