Александр Афанасьев - Жертва особого назначения
– Убедился?
– Ага. Поехали.
– Твоя очередь. Информация.
– С этим – потом.
– Потом?
Христианин в действии,[20]чтоб тебя.
– Твои бабки остаются при тебе, о’кей? И никто не мешает мне тебя замочить, но я проявляю добрую волю, верно? Сначала разберемся, что это за хрень была и кто пытался нас убить. Потом – договоримся о новых условиях. Мне не нравится, когда меня пытаются убить и бесплатно взять то, что стоит денег. А эти парни похожи на наемников.
– Эй, они пытались убить меня, так же как и тебя.
– Да, но один парень говорил мне, что в ЦРУ есть разные люди с разными интересами. И если это так – товар будет стоить дороже. Я рассчитывал скрыться с вашей помощью, но если я прав – мне придется делать это самому. И поднять цену на товар, чтобы окупить расходы.
– Вы все, русские, такие умные, сукины дети?
– Учились у вас. Поехали.
* * *Как мы добирались до Багдада – тема отдельная. На пути к Багдаду были посты, нас спасало лишь мое удостоверение сотрудника Мухабаррата. С ним пропускали беспрепятственно, даже брали под козырек. Рядом с Багдадом нас встретила Амани, и уже под ее прикрытием мы беспрепятственно въехали в Садр-Сити. Амани провела нас в самый центр «красной зоны» – к госпиталю имени Аятоллы Ас-Садра, отца Муктады Ас-Садра, зверски убитого солдатами Саддама. Во времена, когда здесь были американцы, госпиталь был переполнен ранеными боевиками, а сами американцы сюда и носа не совали. Невероятно, но факт – за все время оккупации американцы не провели в Садр-Сити ни одной реальной зачистки.
Амани зашла в госпиталь и вернулась с врачами и каталкой – тут у нее, конечно, были связи, многие из врачей – палестинцы, некоторые учились в СССР. Этерли погрузили на каталку и увезли в госпиталь.
Мы сидели в машине, на стоянке освещенного огнями госпиталя, и ждали.
– Я не поблагодарил тебя, – вдруг сказал американец. – Спасибо.
– За что? – лениво ответил я. Как это всегда и бывает после серьезной перестрелки, перегруженная нервная система почти полностью отключилась, осталось лишь отупение, безразличие и желание просто поспать.
– Ты спас мне жизнь.
– Пустое.
– Ты не такой плохой парень, каким мы тебя считали.
– Я не хороший и не плохой, – сказал я. – Я просто пытаюсь остаться в живых. Если вы так и не поняли, что здесь нет ни хороших, ни плохих парней, вы еще тупее, чем я думал.
Я помолчал и спросил:
– Какого хрена тот парень целился тебе в спину? Это ведь был твой парень, так?
Американец мотнул головой.
– Я сам не знаю, что на него нашло.
– Ничего ни на кого просто так не находит, запомни это. Может, он хотел забрать деньги, грохнуть всех и смыться?
– У нас так не делается.
– Ошибаешься, – я зевнул. – Со стороны это хорошо видно. Ваш корабль уже дал течь, друг. И крысы начинают разбегаться в разные стороны, прихватывая все, что только можно прихватить. Может, и он просто хотел заработать.
– Его бы нашли. Такое не прощается. Кстати, ты принес то, о чем шла речь?
– Принес, – соврал я.
– И где же?
– Там. Не было времени забрать. Придется потом съездить.
– Черт.
– Не переживай. С ними ничего не случится.
– Тебя ищут.
– Я укроюсь здесь. Ты же видишь, меня здесь спрячут без проблем. Дай-ка еще раз глянуть на твои деньги.
– Зачем?
– За делом. Давай посмотрим.
Американец помялся – он отдавал деньги, не увидев товар. Но потом справедливо отметил, что выбора у него нет. Для того чтобы убить его и забрать деньги, мне нужно только шепнуть пару слов палестинцам, которые были с Амани. И американец будет не первым и далеко не последним, кто пропадет в Ираке без вести.
Он перебросил сумку на переднее сиденье.
– Смотри сам.
Сумка была на застежке. Я осторожно потянул ее, и она открылась. В машине горел неяркий свет, и я увидел пачки денег. И тут что-то мне не понравилось. Сам не знаю что. Просто я не раз имел дело с деньгами и теми, кто их подделывает, и научился каким-то шестым чувством понимать, что здесь что-то неладно. Вот и здесь мне не понравились эти пачки.
Я взял одну. Посмотрел ее на свет, использовав в качестве источника света плафон в автомашине. Помял в руках.
– Ты чего?
– Ты этим собрался меня покупать?
– У нас говорят – предлагать сотрудничество. А что не так?
– Да то, что это фуфло.
Подольски непонимающе уставился на меня.
– Фуфло? Что значит фуфло? Ты что, думаешь, я тебя кинуть собрался?
Теперь настала моя пора удивляться.
– Ты откуда знаешь эти слова? Ты работаешь по России?
– В некотором роде. – Подольски был мрачен. – Слушаю разговоры ваших мафиози в Майами по меньшей мере раз в неделю. Достало так, что хотел уволиться к чертовой матери. Так что тебе не нравится?
– А то, что тебе кто-то подсунул «куклу». Сверху каждой пачки настоящая купюра. Остальные – фальшак.
– Этого не может быть, – после минутного размышления сказал Подольски.
– Почему нет? Все может быть в этом лучшем из миров.
– Это чушь собачья, – сказал американец с убежденностью. – Быть этого не может. Я получил эти деньги под расписку. Ты думаешь, что Дядя Сэм хранит в казне фальшивые деньги? Тебя никто не хотел кидать, это чушь.
– Это не чушь. Если хочешь – завтра пойдем на рынок. Купюры хоть и фальшивые, но хорошего качества. Такие примут один к четырем. Может, и к трем. Я помогу тебе их обналичить – на новый паспорт и домик где-то в глуши хватит.
Подольски схватил брошенные мной купюры, начал смотреть сам.
– Это чушь. Этого не может быть. Деньги оперативного фонда.
– Ты оставлял сумку?
– Нет! Да и кто смог бы так быстро подготовить такое количество фальшивых денег? Это чушь собачья! Этого быть не может.
– И то, что твой человек попытался тебя застрелить, это тоже чушь? Или это повод наконец задуматься, а?
Американец молча переоценивал ценности, сидя в машине у больницы в самом центре Садр-Сити.
– Тебе подсунули фальшивые деньги, – сказал я. – И твой человек попытался тебя убить. Если ты говоришь, что не отходил от сумки, – я тебе верю. Значит, деньги уже пришли в Ирак в таком виде. Тот, кто тебе их послал, знал, что с этой встречи ты не вернешься. Потому-то и подсунул тебе фальшак – какой смысл брать на такое дело настоящие, когда можно их забрать себе? И заплатить за загородный дом по ипотеке.
– Этого не может быть, – убежденно сказал американец, мир и система ценностей которого в этот момент рушились с оглушительным грохотом.
– Вот, – я нанес последний удар, достал из кармана и перебросил назад телефон того человека, которого я убил в иракских болотах. – Посмотри. Ты не задумывался, как тот ублюдок, который зашел тебе за спину, остался живым при взрыве? А я скажу, потому что видел это своими собственными глазами. Он сиганул из машины за пару секунд до того, как она взорвалась, могу поклясться на Библии, что это так и было. И он прятал телефон в карман – кто-то позвонил ему и предупредил, чтобы он делал ноги, ибо машина сейчас взорвется. Он и смотался, не сказав ничего остальным, своим товарищам, которые погибли. А потом попытался убить тебя. Но у него остался телефон. Который я забрал. Номер позвонившего остался в памяти. Посмотри, кто это был.
Американец взял телефон так осторожно, как будто в нем была взрывчатка. Нажал на нужные кнопки, вызывая из меню последние входящие звонки.
– Твою мать.
Я уже знал, что найдет там американец, потому что сам посмотрел, еще там, в болотах. Этот урод, которому дали команду убить своего босса и которого предупредили, что машина сейчас взорвется, не выбросил телефон, когда пробирался по болотам, заходя за спину. Мог выбросить – но не выбросил. Он был уверен в своем успехе и не думал о ком-то вроде меня, кто всадит в него несколько пуль из автомата. И звонок он не стер. Последний входящий – тот, который был записан в памяти аппарата, – был с телефона с хорошо известным всем посвященным префиксом – 482. Это был телефон, установленный в Лэнгли, штаб-квартире ЦРУ.
– Номер ЦРУ, так? – нажал я. – Чей?
– Одного гада.
– Какого?
– Это наше дело.
– Это общее дело. Тебя попытались убить, а я тебя спас. Тебе не кажется, что ты мне немножко должен?
– Я отдам долг. Но этого не скажу.
Немного не вовремя подошла Амани, открыла дверь машины. Я едва успел перекинуть сумку назад, она подозрительно посмотрела на американца.
– Кто это?
– Друг. Можешь говорить.
– Доктор сказал, с ним будет все в порядке, – сказала она по-русски. – Ногу не потеряет; правда, о войне придется забыть. Я записала его как Шадида Салаки, нашего бойца, раненного при столкновениях на границе. Никто не будет задавать вопросы.
– Спасибо, звезда моя, – сказал я. – Я тебе должен.
– Мы поедем домой?
– Нет. Ты должна меня спрятать на пару дней. Здесь, где-нибудь неподалеку.
– Что-то случилось?
Врать не хотелось. Да и смысла нет.
