Михаил Серегин - По прозвищу Китаец
– Ты что, – с ядовитой улыбочкой спросил он, – случаем не болеешь? Может, доктора?
Увидев сквозь полуопущенные веки широкую небритую физиономию, Китаец открыл глаза.
– Спасибо, я здоров, – кивнул он.
– Нет, мне кажется, что у тебя что-то болит, – с издевкой в голосе произнес Митяй, выпрямляя ноги.
– Ты что, – Китаец поплотнее запахнул куртку, – не понял?
– О! – воскликнул Митяй, оглядываясь на своего приятеля. – У нашего чукчи, оказывается, есть зубки.
Он хотел было ударить Китайца по лицу, но тот перехватил его руку, вывернул запястье и, подняв вверх, легонько оттолкнул от себя. Митяй, взвыв от боли, отлетел к стене и приземлился на свое место на лавке, ударившись головой о стену.
– Ну, блин, кранты тебе, – он потряс головой и с грозным видом снова пошел на Китайца.
Туберкулезник тоже поднялся и поспешил ему на помощь. Сидевший рядом с Китайцем алкаш отодвинулся в сторону, потеснив паренька в джинсовке.
Видно, парень взял когда-то несколько уроков карате, потому что попытался ударить Китайца ногой с разворота. Китаец чуть отстранил голову, кистью правой руки проводил ногу Митяя, придавая ей ускорение, а потом резко потянул на себя. Парень оказался на полу. Раздался грохот, словно самосвал свалил пачку кирпичей россыпью. Туберкулезник, видя, что не на того напали, в нерешительности остановился. Он помог подняться охающему Митяю и вместе с ним вернулся на лавку.
Китаец, не придав инциденту особого значения, вновь углубился в свои мысли.
Через некоторое время дежурный открыл камеру.
– Танин, на выход, – кивнул он Китайцу.
Подошел майор Григорьев.
– Пойдемте со мной, – со вздохом сказал он Китайцу.
Оглянувшись на смотревших на него с боязливым уважением сокамерников, он направился следом за майором. Они поднялись на второй этаж и вошли в полупустую комнату с решетками на окнах. Там был только стол с пишущей машинкой и пара стульев. Григорьев сел за стол и, кивнув на свободный стул, с невозмутимой деловитостью произнес:
– Присаживайтесь.
Китаец пододвинул стул поближе к столу и сел, с интересом наблюдая за действиями майора. Тот тасовал бумаги, лежащие на столе, двигал туда-сюда пишущую машинку, перебирал карандаши и ручки. Китаец понял, что майору не по себе.
– Вот что, господин Танин, – немного смущенно сказал он, перестав перекладывать вещи с места на место. – Подозрение в убийстве с вас снято… Ваш адвокат… развил просто-таки космическую скорость, выручая вас. Он за какой-то час успел найти свидетельницу, которая подтвердила, что видела, как вы вчера приехали на работу и как уехали… Да… – Майор замялся. – Но есть еще одна проблемка…
Китаец молча слушал, пытаясь заглянуть в его глаза, но майор постоянно отводил их и смотрел куда-то в сторону.
– У нас есть заявление господина Урутаева… – Майор достал из папки несколько листов бумаги.
«Вот почему они так быстро вышли на меня, – подумал Китаец. – Им нужно обезвредить меня, и они подключили репрессивную машину. Пришить мне убийство у них не получилось… Сейчас мне предъявят обвинение в избиении».
В последнем Китаец не ошибся.
– Он утверждает, – Григорьев держал перед собой лист бумаги, исписанный мелким почерком, – что вы вчера в двенадцать тридцать ворвались к нему в кабинет, избили его охранника (его заявления, к сожалению, нет – он находится в больнице в тяжелом состоянии) и вымогали у него крупную сумму денег, угрожая оружием… Он также утверждает, что вы упоминали Питера Эванса, от имени которого действовали.
Майор положил заявление на стол и уставился на Китайца.
– Что вы на это скажете? – Он прямо-таки буравил Танина взглядом.
– Где мой адвокат? – спросил Китаец.
– Сейчас его пригласят, – кивнул майор и нажал кнопку под крышкой стола.
В сопровождении помощника дежурного в комнату вошел Игорь Бухман.
– Я требую, чтобы мне дали возможность поговорить с клиентом наедине, – заявил он с порога.
Оправа очков сверкала на его носу ярче победных орлов Цезаря.
– Десять минут вам хватит? – майор поднялся из-за стола.
– Не знаю, – воскликнул Бухман, – не уверен!
– Десяти минут нам будет достаточно, – уверенно сказал Китаец майору.
Тот кивнул, вышел следом за помощником дежурного и закрыл за собой дверь.
– Ну, что там у тебя? – Бухман подхватил Китайца под локоть и увлек к окну, подальше от двери.
– У тебя есть сигареты? – улыбнулся ему Китаец. – Мои отобрали.
– Конечно, – Игорь Юрьевич достал из кармана пачку «Парламента» и зажигалку.
– Убийство благодаря твоим стараниям с меня сняли, – Китаец с удовольствием затянулся, – теперь пытаются пришить вымогательство и избиение.
– Свидетели есть? – Бухман тоже достал себе сигарету.
Китаец рассказал ему о своем визите в отель, начиная с того момента, как он вошел в вестибюль. Он не забыл упомянуть о видеокамерах над входом и закончил тем, как он вышел из гостиницы.
– Понятно, – сказал Бухман, – они, конечно, могут попытаться что-то выжать из этого дела, но я думаю, что у них ничего не получится.
– Приятно тебя слушать, – улыбнулся Китаец. – Дай-ка еще сигаретку. Думаешь, майор с ними заодно?
– Скорее всего, на него давит начальство, – Бухман поднес ему зажигалку. – Это дело либо должны передать в РУБОП, либо какому-нибудь лейтенанту. Факт вымогательства очень сложно доказать, и майор это прекрасно знает.
– Десять минут прошло, – в комнату вошел майор и устроился за столом.
– Присаживайся, – Бухман подтолкнул Китайца к стулу. – Все обвинения, выдвинутые господином Урутаевым против моего клиента, – ложные, – с ходу начал Бухман. – Он заявляет, что господин Танин ворвался к нему, но секретарша и еще двое свидетелей, находившиеся в это время в приемной, смогут подтвердить, что господин Танин вошел в кабинет господина Урутаева по его приглашению. Далее. Господин Урутаев утверждает, что мой клиент напал на его охранника сразу же, как только ворвался в его кабинет, но те же свидетели, я уверен, подтвердят, что господин Танин сначала разговаривал с господином Урутаевым, а уж потом тот натравил на него своего охранника. Так что господин Танин действовал в целях самообороны, защищая свою жизнь, которая подвергалась опасности. Хочу заметить, что даже в этом случае он не стал применять оружие (что было бы оправданно, потому что напавший на него противник был почти вдвое тяжелее его). Мы подадим встречный иск против господина Урутаева о заведомо ложном доносе и причинении господину Танину морального вреда, а также и против господина… не знаю его фамилии, который оказался в больнице по своей вине.
Во время своего монолога, который он произносил, шагая из угла в угол, Бухман смотрел прямо перед собой, изредка бросая короткие взгляды то на майора, то на сидящего рядом с ним Китайца.
– У вас еще есть вопросы к моему клиенту? – Бухман остановил свой взор на майоре.
– Нет, – сказал тот и, обращаясь к Китайцу добавил: – Вы можете быть свободны.
– Благодарю вас, майор.
Майор проводил Танина с Бухманом до дежурки, где Танину выдали его вещи.
– Сколько раз уж слышал, как ты ораторствуешь, – сказал Китаец, с восхищением глядя на своего приятеля, когда они спускались с высокого крыльца Фрунзенского РОВДа, – и всякий раз твои речи звучали для меня просто как песни.
– Это еще что, – Бухман подошел к своему «Опелю», – ты бы послушал, какие речи я толкаю в суде – просто закачаешься. Присаживайся.
Он сел за руль, Китаец устроился с другой стороны.
– Нет уж, – Китаец достал из кармана свои сигареты, – лучше уж до суда не доводить.
– Это точно, – Бухман запустил двигатель, – лучше до суда не доводить. Значит, так. Встречные иски я составлю часа через полтора и привезу тебе на подпись. Ты будешь у себя?
– Наверное, нет, – сказал Китаец, – лучше я сам к тебе заеду до конца дня, идет?
– Заметано. Тебе куда?
– В агентство, если тебе не трудно.
– Ладно уж, только бензин включу тебе в счет, – пошутил Бухман, нажимая на газ.
– Да, у меня к тебе будет еще одна просьба, – Китаец выпустил в потолок струю едкого дыма.
– Я весь внимание.
– Узнай там по своим каналам, как был убит Эванс. Поподробнее. Ты же знаешь, как я ценю разного рода детали… И еще… – Китаец секунду помолчал, – через какую фирму Эванс арендовал квартиру?
– Сделаем, – улыбнулся Бухман.
Глава 9
Китаец чувствовал в теле невероятную легкость. Это приятное, если не сказать – радостное ощущение было вызвано сознанием того, что он вновь может идти куда ему заблагорассудится и делать то, что хочет. Чувство освобождения, одним словом. Воспламеняющее и окрыляющее душу.
Всякий раз, когда Танин по недоразумению попадал в милицию, у него возникало чувство, что он угодил в машину, которая расчленяет его на составные части еще до того, как заходит речь о его виновности или невиновности. Его имя и фамилия, эти два слова, по содержанию самые бедные, но эмоционально самые богатые слова языка, не говорили здесь ничего.
