Сергей Самаров - Риск – это наша работа
– Иди, – мрачно решает подполковник. Голос его слегка хрипит от досады на себя. – Меченого возьми на себя. Боюсь, ребята в задоре в дрова его превратят…
– Сделаю. Говорят, он был хорошим боксером…
– Говорят.
– Вот я и подстроюсь. У меня черепок крепкий…
Майор Паутов вышел.
Подполковник решительно прикрепил к уху «подснежник»:
– Я Волга. Внимание! На площадке только трое наших. Страховка выборочная. Без необходимости не стрелять. При необходимости стрельба на ранение. Лучше по конечностям. Предупреждаю еще раз. Меченого отпустить. С ним работает только Паутов. Я на связи.
– Спартак понял. Он в готовности.
– Я Сокол. Понял. Занял позицию.
Боевики появились. Вышли к повороту на дорогу. Осматриваются. Играют в любопытных папуасов, увидевших Миклухо-Маклая. Словно полны неуверенности. И это при том, что всем им наглости не занимать. Кеслер машет им приглашающе рукой. Он не знает в лицо Меченого. Он вообще, возможно, думает, что это еще и не боевики пришли, а простые и добрые мирные жители, которые спешат избавиться от болезней.
Мирные жители, если они здесь бывают мирными и добрыми, окружили бы машины в центре села. Сейчас им запретили сюда появляться. Это вызывает недоумение Кеслера. Но в этом запрете очевидная промашка Батухана Дзагоева. Он пожалел односельчан. Сердечный человек. Не желает их подставлять под случайные выстрелы, если такие раздадутся. Впрочем, он хорошо подстраховался на любой случай. Четыре снайпера, по его мнению, на позициях. Еще четверо боевиков должны быть готовы поддержать огнем основную шестерку. Потому так и уверенна его поступь.
Разин сразу узнал Батухана. Широкоплечий и с узкой талией, длиннорукий, гибкий. Поступь уверенная, но мягкая, кошачья. Батухан идет первым. Пятеро чуть отстали. Уважительно отстали, чтобы подчеркнуть его главенство. Идут без автоматов. Якобы желают подлечиться.
Жалко, ничего не слышно в автобусе. В открытую дверь только отдаленные голоса доносятся, но слов не разобрать. Беседуют, с виду мирно. Но четко разбирают по парам «ментов».
Батухан громко смеется.
Разин уже понял, что такой громкий неестественный смех может быть только сигналом. И действие началось сразу. Сразу по две руки легли на ментовские автоматы, не давая возможности ни затвор передернуть, ни предохранитель опустить. И пистолеты подняты. Не стоит, дескать, сопротивляться.
Кеслер растерян. Он ожидал, что спецназовцы сразу окажут сопротивление. А они безропотны…
Ремни автоматов снимаются с шеи. Грубо, с издевкой. Это самый важный момент. Психологический. Война нервов. Подполковник знает и чувствует, что сейчас начнется. Бойцы свой шанс не упустят. Когда «менты» разоружены, пистолеты уже не смотрят на жертву в боевой готовности, и реакция боевиков притупляется. Они чувствуют полную и безоговорочную победу. Словно делают сильный облегчительный выдох. Так всегда было, когда они с настоящими ментами встречались. Но этот выдох всегда же подводит тех, кто работает против спецназа…
Удары последовали почти одновременно с выстрелами. Но выстрелов не слышно. Однако трое боевиков падают от отключающих ударов ногой в челюсть, двое по неизвестной причине. Вернее, причина подполковнику понятна, как понятна и остальным спецназовцам. Пуля легко пробивает коленную чашечку. И тут же вторая пуля следует за первой – в плечо, чтобы отключить руку с пистолетом.
Парни, кажется, перестарались. Но винить их трудно. Когда противник вооружен и имеет возможность выстрелить, поневоле ударишь на отключку. Однако следовало еще одного боевика боеспособным оставить. Чтобы он был в паре с Батуханом и имел вместе с ним возможность для отхода. Придется корректировать события…
Но на ногах остался один Батухан. И реакцию он показал волчью.
Молниеносно и хлестко ударил Паутова боковым справа в голову. Широкоплечий и мощный майор упал, как бык под ударом обуха. И не пошевелился. Он не пошевелится, даже если и имеет возможность встать, потому что лично взял на себя такую лежачую роль. А Батухан с одного взгляда оценил ситуацию и понял, что помощи от своих снайперов и своих стрелков ждать уже не приходится, что чужие снайперы стреляют, неслышимые и невидимые, и стреляют, видимо, давно. Потому и не помогают ему люди из засады. Они сами попали в засаду, поставленную более умело.
И принял единственное для себя верное решение.
Кошкой прыгнул он в сторону группы врачей и медсестер, выбрал самую крупную медсестру – во вкусе Парамоши, захватил ее за шею левой рукой, а правую просунул вместе с пистолетом у медсестры под мышкой – ствол уперся под ухо. Взял заложницу, и, прикрываясь живым щитом, передвинулся за угол кузова микроавтобуса.
Ситуация приняла непредвиденный оборот, и подполковник понял, что требуется его личное вмешательство. Он перевел дыхание, хотя далось ему это с трудом, сунул таблетку в рот и шагнул на ступеньки автобуса.
Внезапно в наушнике раздалось:
– Я Ростов. Ситуацию контролирую с дальнего конца дороги. Здесь Меченый не пройдет.
– Я Волга. Парамоша. Не суетись… – сначала предупреждение старшему лейтенанту как поклоннику женского пола. Это только режиссеры художественных фильмов не знают, какое усилие требуется пальцу, чтобы нажать спусковой крючок пистолета. Пуля летит гораздо быстрее, чем работает мысль. И даже если Батухан услышит выстрел, он не успеет нажать спусковой крючок, потому что Парамоше с пятидесяти метров ничего не стоит попасть ему в лоб. Заложница в безопасности, но Меченого лучше взять живым.
– Ростов! Что у тебя с пещерой?
– Проводили группу. Пещеру нашли. Наши караулят.
– Понял. Подключайся к нам. Спартак! Контролируй ситуацию. Стрелять только в крайнем случае.
Разин шагнул вперед, обогнул микроавтобус и оказался прямо против Меченого.
– Волга! Шаг в сторону. Вы его закрываете.
Подполковник сдвинулся влево. Посмотрел Дзагоеву в глаза. Мрачно и холодно, без обещания спасения.
– Батухан, я подполковник Разин из спецназа ГРУ.
– Ты же мент!
– Пошел бы ты сюда, зная, что здесь спецназ? Вот потому я и стал ментом. Сейчас дело не в этом. Ты понимаешь, почему я сдвинулся в сторону?
– Открыл меня снайперу?
– Открыл. Одно мое слово, и пуля угодит тебе в лоб.
– Тогда умрет и эта баба.
– Ты же сам знаешь, что не успеешь.
– Ты должен знать, что такое предсмертная судорога…
– Не бывает этого. При попадании в лоб не бывает. Судорога бывает при небольшом ранении. Могу дать тебе гарантию, что не успеешь. Я сейчас, разговаривая с тобой и уговаривая тебя, просто спасаю тебе жизнь, потому что тебе не грозит пожизненное заключение. Хотя маленького срока ждать тоже не надо. Отсидишь по полной программе, но все же останешься жить.
– Я могу выстрелить прямо сейчас и уйти. Попадете в меня или не попадете – это еще вопрос…
– Ты обложен со всех сторон. И был бы убит еще раньше, если бы мы не хотели взять тебя живым.
– Чего ты хочешь? – Батухан хрипит, словно это его держат за горло. Он сам отлично знает, что не успеет выстрелить, а если выстрелит раньше, то не сумеет уйти.
– Я хочу, чтобы ты отпустил медсестру и сдался.
Короткая пауза для оценки ситуации.
– Что со мной будет?
– Я не судебный орган. Тебя будут судить.
– Кто сдал меня? Почему здесь устроили засаду?
– Тебя сдала жадность. Я знал, что ты обязательно захочешь захватить новых заложников. И устроил тебе ловушку.
– Что с моими людьми?
– У тебя остались только те, что лежат здесь. Остальных перебили. В том числе, как мне сообщили две минуты назад, и в пещере… Там сейчас уже часть моих людей… – подполковник умышленно сказал про пещеру, зная, что обманывает, но умело пользуясь ложной информацией. Это сильный удар – нокдаун!
В ответ раздался только хрип.
– У тебя нет надежды. Не бери на себя лишнего. Бросай пистолет.
Батухан думал несколько секунд. Потом разжал хватку и толкнул медсестру в спину. Она сразу же отбежала, что-то выкрикивая по-немецки. Похоже, блистательно материлась. Он постоял еще несколько секунд, и Разин приготовился уже прыгнуть вперед, если Меченый поднимет пистолет к своей голове. Но он бросил оружие на дорогу.
– Да… Я проиграл, подполковник… Слишком расслабился перед дальней дорогой…
– Ты проиграл еще раньше, Батухан. Когда поверил словам негодяев и взял в руки оружие. Но это иной разговор…
Батухан шагнул вперед и протянул руки. Наручники ему защелкнул Паутов, криво ухмыляясь.
– Ты хорошо бьешь. Мне почти не пришлось притворяться.
– Почти? – Батухан даже удивился.
– Почти… – подтвердил Паутов.
Он всегда гордился своей крепкой головой.
Батухан посмотрел на майора с восхищением.
2
Мамы дома еще не оказалось. Она бегала по поручению сына и разносила по городу всеми доступными средствами нужные разговоры. Она умеет умно обделывать подобные дела. Неназойливо. И в очереди на почте пару фраз бросит, и там же почтальону знакомому пожалуется, а потом обойдет родственников и попросит действовать так же, как она. И город будет дышать этими слухами, пульсировать ими и ждать продолжения.
