Евгений Чебалин - Гарем ефрейтора
– Вы подтверждаете, что видели в банде самого Исраилова?
Ушахов пожал плечами: «Чего он на этом топчется? В рапорте все есть».
Серов помнил рапорт Ушахова. Он был сух, подробен и непонятен беспощадностью капитана к себе, к своим действиям. Никто не тянул за язык докладывать об увиденном в бинокль Исраилове, банда ведь отрицает его присутствие.
– Я видел его в бинокль. Он был в банде, – твердо сказал Ушахов.
– Вы не могли обознаться?
– Там был Исраилов, – упрямо, зло повторил Ушахов. Он успел поймать на себе взгляд Аврамова – участливый, теплый.
– Ладно, был так был. Ваши действия, когда из леса показалась банда?
– Пропустил ее в балку.
– Без единого выстрела?
– Я запретил бойцам стрелять.
– В кустах отлеживался, шкура! – вставил Гачиев.
– Объясните невыполнение приказа Жукова, – бесстрастно продолжал Серов.
– Хотел взять Исраилова живым.
– Гладко у тебя получается! – язвительно уронил Гачиев.
– Что у вас было с Жуковым? – переждав, поинтересовался Серов. Об инциденте с плеткой майор доложил устно, не стал вставлять в рапорт – не красил этот случай скорого на расправу кобуловца. Видно, нашла московская коса на кавказский камень, и захотел Серов услышать теперь, как оценивает случившееся сам начальник райотдела.
– Ничего особенного, – помедлив, отозвался Ушахов. – Плетку у него вырвал. Он меня со своим жеребцом, по-моему, спутал.
– Да тебя не плеткой за такое! Тебя…
– Товарищ Гачиев, я не закончил допрос! – жестко прервал наркома Серов, едва приметно поморщился: им здесь только базара не хватало. Покосился на стенографистку. Та, опустив ресницы, пережидала. В тонкой прозрачной руке нервно подрагивал карандаш.
– Что было дальше, Ушахов? – продолжил Серов.
– Мы разделились. Отряд Жукова ускакал поверху перекрывать выход из балки. Я со своей группой спустился за Исраиловым, чтобы задержать, пока Жуков доберется до места.
– Вы знали, что до темноты оставалось не больше часа?
– Знал.
– На что надеялись?
– Думал, что успеем взять в клещи. Балка – это каменный мешок, мышь не выскочит, если вход и выход перекрыть.
– Вы что, бывали там раньше?
– Так точно, поэтому и пустил туда Исраилова.
– Так как же получилось, что в бандгруппе, взятой в плен, не оказалось ни Исраилова, ни начальника его боевиков Алхастова, ни председателя Духовного совета Муртазалиева? – ударил наотмашь Серов. Проговорился на допросе один из бандитов: черная троица в полном составе была в капкане. И уже сегодня… Кой черт, уже вчера можно было отстучать в наркомат отчет о поимке Исраилова, вынырнуть из свинцовой усталости и напряжения, свалить с плеч груз неимоверной тяжести, избавиться от незримого сатанинского присутствия Кобулова… сойти с трапа в столице. Редкое шуршание шин по асфальту, прикипевший к сердцу абрис Кремля, текучий размах Москвы-реки – все это могло стать реальностью, если бы не ротозейство или трусость сидевшего перед ними капитана.
Серов покосился на Аврамова. Таилась в упорном молчании замнаркома какая-то корневая, прочная солидарность с Ушаховым. Всей кожей чуял ее генерал, оттого и накалялся растущим гневом. Война! Военный счет нужно предъявлять начальнику райотдела, очищенный от прошлых заслуг и приятельства.
– Так как же вы прошляпили вожаков? – загнал Серов вопрос в тишину каленым гвоздем.
– Я все записал в рапорте. Они бросили вверх якорь с веревкой, зацепились за кизиловое деревце и ушли через хребет, – глотал и не мог проглотить что-то Ушахов. Ходуном ходил острый кадык на горле. Значит, ушел не только Исраилов, всю головку бандитскую, весь главный чирей можно было давануть с хрустом, разом избавить Чечню от главной болячки… Своих парнишек пожалел подставить под пули… Что ж, пожалел – чего теперь перемалывать пустое, той ночи не вернешь.
– Я это помню из рапорта. Как вы не могли предусмотреть побег? Вы были в плотном контакте с бандой, вели с ней перестрелку и ту расщелину миновали еще засветло. Я правильно изложил ситуацию?
– Да.
– Отвечайте на вопрос.
– Ушахов, чем вы занимались до облавы? – неожиданно подал голос Аврамов.
– Сидел в засаде.
– Сколько времени?
– Двое суток, – глухо ответил Шамиль, отвел глаза. Судорожно передохнул. Пошла игра в поддавки. Тянет к нему руку помощи старый друг, подводя всех к тому, что не железный ведь начальник райотдела, нельзя требовать от человека больше тех возможностей, что отпустила ему природа.
– Мы все сутками не спим, не он один! – грузно, непримиримо заворочался в кресле Гачиев. – Однако с нас никто…
Звякнул, пустил заливистую трель телефон. Гачиев поднял трубку, послушал, отрубил:
– Он занят! – Подождал, медленно наливаясь краской. Положил трубку, обернулся к Аврамову: – Тебя. В приемную. Из разведки армии.
Глядя на дверь, закрывшуюся за заместителем, стал говорить, тыча словами в капитана, словно шилом:
– Что ж ты ту расщелину с деревцем не припомнил? Знал про нее наверняка, двадцать лет по ущельям лазаешь. Как вышло, что главари банды смылись? Главный бандит республики из-под твоего носа ушел, выходит, плевать тебе на приказ товарища Берии? А? Давай разложим по порядку: банду в балку без выстрела пустил, про расщелину не вспомнил, погоню за главарями не организовал. Кто-то все на твою усталость списать норовит. Не дадим. Не тянут твои дела на усталость. На предательство они тянут, на бандпособничество. А ты как думал? – закончил нарком, буравя капитана глазами.
Холодея, осознал Ушахов всей спиной, цепенеющим хребтом суть сказанного. Вот куда норовит списать его нарком – в бандпособники… «Они все белены, что ли, объелись? Да где же Гришка?» – изнемогал в муке своей Ушахов. Невозможно, никак нельзя, чтобы отсутствовал теперь замнаркома, ведь топят его дружка, как щенка.
– Что молчишь? Нечего сказать? – распалялся Гачиев по новой.
Вошел Аврамов. Не глядя ни на кого, заторопился в свой угол, сел. Глаза стылые, тускло-ртутные, по скулам красные пятна расползлись. Что-то из ряда вон произошло в приемной. Спросил Ушахова тихо, глядя ему куда-то за спину:
– Ты сколько раз в том ущелье бывал?
– Три раза, – блеснул глазами Ушахов. «Ну, выручай, Гришуха, друг, спрашивай, на все отвечу, ничего не припрячу».
– Пора заканчивать, – осадил всех Серов. – Ваше предложение, товарищ Гачиев?
– А я закончу так, – всколыхнулся Гачиев, окреп голосом, – за преступную халатность, трусость и бездействие начальника райотдела милиции Ушахова исключить из партии, снять с работы, отправить на фронт рядовым.
– Ваше мнение, полковник? – переждав, зацепил вопросом Серов замнаркома.
– Я не согласен, – странно как-то, с придыханием отозвался Аврамов. И встал.
Задышал, отмякая, Ушахов, спазмом стиснуло горло, защипало в глазах. Нет, не позволит Аврамов такого, нельзя так с человеком… Погоны снять – пожалуйста, на фронт – за милую душу, трижды сам просился. Только в дерьме топить тридцать лет беспорочной службы нельзя! Нет в этом никакой справедливости.
– Позволю себе напомнить, война идет, – сжал кулаки так, что побелели костяшки, Серов. – Мы обязаны судить по законам военного времени. Дружка прикрываете? Здесь не время и не место вспоминать о его заслугах, орденах и вашем приятельстве.
– А при чем тут приятельство? – как-то тоненько удивился Аврамов, выпятил обидчиво подбородок.
– Конкретней! – буркнул сбитый с толку Серов.
– Не то предлагает Гачиев. Снять погоны, отчислить на фронт… Да любой сейчас за честь почтет – на фронт. Что получается с капитаном? Банду в ущелье пустил, запретил бойцам стрелять – раз. Про расщелину с деревцем знал наверняка, был там три раза, сам сказал, – два. Погоню за теми, кому дал уйти, не организовал. Для меня картина ясная. Тут и моя вина. Как же я тебя, такого склизкого, раньше не разглядел? Предлагаю. Капитана Ушахова за покрывательство политбандита Исраилова, за нарушение прямого приказа товарища Берии, как предателя, отдать под суд военного трибунала, публично заклеймить и общественно потребовать применения к нему высшей меры, чтоб другим неповадно было, – режущим фальцетом неистово закончил Аврамов, так что у всех засвербило в ушах.
– Ты что, сдурел? – в великом изумлении привстал, затряс головой Ушахов, не веря услышанному.
– Сидеть! Тебе слова не давали! – трахнул по столу кулаком Гачиев, ошарашенно водил глазами от Ушахова к Аврамову.
– 3-за… кресло свое трясешься, соломку стелешь, шкура? – заикаясь, шепотом спросил Ушахов, белея на глазах.
– Занесите оскорбление в протокол, – бесстрастно велел Аврамов стенографистке. – Сдайте оружие, Ушахов.
– А т-ты мне его д-давал, чтобы отнимать? – мертвым голосом спросил Ушахов. Слепо шарил, скреб ногтями кобуру. – Глянь сюда… Мне его начальник ЧК Быков выдал з-за… боевые заслуги! Он со мной в могилу…
