Виктор Доценко - Тень Бешеного
— Скажите, а в последний раз когда он у вас был? Юля подумала и назвала тот самый день, когда Шмелев исчез.
— А вы не помните, на чем он к вам приехал?
— Как всегда, на такси. — Юля горько улыбнулась. — Это я ему тоже подсказала. Не бери, говорю, служебную машину, чтобы сплетен не было и тебе не повредило.
— А обратно? Как он уехал от вас?
Юлия удивилась:
— Тоже на машине. У нас ведь дорога рядом — выходи и голосуй. Впрочем, в последний раз что‑то было не так…
Константин замер, боясь спугнуть свое сыщицкое счастье. Юлия напряженно думала и вдруг слабо улыбнулась.
— Вспомнила! Я ведь удивилась тогда: что за машина его подобрала? Эта машина у нас во дворе стояла еще до того, как Сережа приехал. А как он вышел из подъезда и обернулся, чтобы мне и Бориске в окно помахать рукой — это у нас традиция такая, — так машина радом с ним и остановилась. Словно ждала его.
— Что за машина? — осторожно поинтересовался Константин. — Наша, иномарка, цвет, номер?
— Да что вы! — не сдержала улыбки Юлия. — К чему мне было запоминать? Машина как машина. На четырех колесах. Но точно, что не такси, потому что не желтая.
Константин не смог сдержать вздох разочарования. Только–только забрезжил тот самый свет в конце тоннеля — и на тебе: снова облом.
Прощаясь с хозяйкой, Сергей пообещал ей сообщить, если что‑то узнает о Сергее. А сам спустился по лестнице, вышел в тенистый двор и остановился в задумчивости. Огляделся.
Обычный двор. На скамейках те самые бабки, с которыми беседовал Иван Калуга и с которыми можно было бы вступить в переговоры, но в крайнем случае. Фантазия у бабок богатая, они и приврать готовы, лишь бы их слушали. Это Рокотов–младший знал по опыту.
В дальнем углу клубилась группа подростков. Они пили пиво из бутылок, громко матерились и плевали во все стороны. Над подростками висел дым. Костик принюхался. Дым был не только табачный, отчетливо несло еще и марихуаной. Впрочем, это не его дело. Ясно: от ребятишек толку мало.
Точно так же мало толку и от распивавших бутылку водки двоих мужиков в синих рабочих спецовках. Судя по тому, как часто они оглядывались, работяги примчались сюда «раздавить банку» в обеденный перерыв с ближайшей стройки. Значит, и они ничего не знают, такие же гости в этом дворе, как и Константин.
Прежде чем идти к старушкам и пытаться выведать что‑нибудь у них, Константин еще раз окинул взглядом дома. Внимание привлекло одно из окон первого этажа. Над подоконником виднелась голова с мальчишеским вихром. Парнишка сидел, держа перед собой альбом для рисования, и старательно работал над невидимым Константину рисунком, изредка посматривая на двор. Что- то странное было в мальчишеской позе. Сидел он, на взгляд Константина, очень неудобно, не так, как все.
Мальчика кто‑то позвал из комнаты, он оглянулся, резко вывернул руку и альбом полетел вниз, на дворовый асфальт. Вихрастый художник вскрикнул и попытался подняться. Тут только Константин заметил костыли, на которые тот опирался.
«Церебральный паралич», — с горечью подумал Константин. Только он собрался подойти и подобрать альбом, как его опередил один из распивавших пиво пацанов.
Подобрав альбом, он небрежно листал страницы, громко ржал над каждым рисунком, а под конец вознамерился и вовсе разорвать его пополам.
Бедняга наверху молча смотрел на то, как издеваются над самым для него дорогим. Константин приблизился, молча отобрал альбом и посмотрел пацану прямо в глаза. Тот открыл рот, чтобы послать незнакомца куда подальше, но захлопнул пасть и живо убрался. Дворовый инстинкт подсказал, что лучше этого не делать. Иначе огребешь крупные неприятности на свой тощий зад.
Константин хотел было сразу передать альбом, но взглянул на страницы и замер. Удивительные бывают совпадения. Подмога пришла оттуда, откуда не ждешь. Прикованный к костылям мальчишка старательно изображал свой двор при помощи набора цветных фломастеров. Каждая страница соответствовала одному календарному дню. В правом верхнем углу стояла дата: день, месяц, год. Как на экране видеокамеры.
— Здорово рисуешь, — заметил Константин, возвращая альбом юному художнику.
— Я только учусь, — вежливо ответил тот, принимая альбом. — Большое вам спасибо.
— И что: каждый день вот так и фиксируешь фломастерами на бумаге?
— Да.
— И не скучно?
— Нет. Один день не похож на другой. Мне интересно видеть, как появляется что‑то новое там, где все всегда одинаково. — Мальчишка вздохнул. — Иногда, правда, в постели лежу, когда мне больно ходить. Тогда я не рисую, а только думаю.
Константин небрежно поинтересовался:
— А вот, скажем, неделю назад, в среду, ты как себя чувствовал? Рисовал или думал?
— Сейчас посмотрю. — Мальчишка протянул руку к стоявшему рядом столу и быстро отыскал другой альбом. — Хотите посмотреть?
— А как ты догадался? — с улыбкой спросил Константин.
Мальчик ничего не ответил, лишь молча протянул альбом Константину. Тот листал страницы, пока не нашел нужную дату. Рисунок того же двора, те же бабки на скамейке, а в углу из‑за кустов выглядывает бампер машины с номерным знаком, на котором четко видны цифры и буквы — все до единой. Машина — «Реногор», или «Рено-Святогор», который уже, кажется, и не собирают. Значит, найти будет вдвойне легче.
Не веря своему счастью, Константин записал номер и вернул альбом мальчишке, который внимательно наблюдал за незнакомцем.
Константин пошел к своей машине и вернулся через минуту. Пошарив в бардачке, он вытащил швейцарский перочинный ножик со множеством лезвий и приспособлений. Себе он всегда купит другой, а этот Рокотов молча протянул мальчишке, который так же молча взял его. При виде роскошного подарка юный художник потерял дар речи…
Глава 7
Вернувшись в гостиницу поздно ночью на машине Константина, Джулия устало рухнула в кресло и задумалась. Размышлению мешала продолжавшая звучать в ушах навязчивая мелодия, которую наигрывал цыган скрипач, не отходивший от ее столика в «Царской охоте». И еще — громкие крики подгулявшей компании «новых русских»: десяток человек, все одинаково толстолицые и наглые. Купив столик в самом дорогом ресторане России, они решили, что купили и всю Россию в придачу. Особенно раздражал один, постоянно требовавший хором исполнить старую песню «Мы нефтяные короли, а это наше королевство».
Джулия внезапно ощутила страшную жажду. Она открыла дверцу холодильника, вытянула за горлышко бутылочку минеральной воды. Отвинтила пробку и жадно отпила несколько глотков. Ледяная влага моментально привела ее в чувство. Джулия подошла к окну и стояла, глядя на ночной город сквозь струйки дождя, бегавшие по толстому стеклу.
Машины выстроились в бесконечные линии; их желтые «глаза» рассекали пелену дождя. Московские пробки отказывались подчиняться ветрам перемен и упрямо тормозили движение по всему городу.
Взгляд Джулии упал на подоконник, на котором лежал ее блокнот с памятником президенту Аврааму Линкольну на обложке, в спешке купленный в нью- йоркском аэропорту в последние минуты перед вылетом. Джулия взяла блокнот, прошла к столику, уселась в глубокое кресло и включила настольную лампу.
В списке убитых ученых первой значилась фамилия Михаила Сигова, директора Института клинической пси–хиатрии. Член–корреспондент академии наук Сигов был найден в подъезде своего дома, забитый насмерть пустыми бутылками. Джулия нашла на столе вырезку из газеты, где описывались обстоятельства гибели ученого.
Она обратила внимание на адрес: ведь это совсем рядом, на Большой Бронной улице! Чтобы попасть на место преступления, достаточно перейти Тверской бульвар и повернуть налево. Сама она еще только размышляла, стоит ли в такое позднее время отправляться в темные переулки, а ее руки уже привычно открывали чемодан и доставали джинсы, ботинки на толстой подошве, кожаную куртку и темный платок–бандану — подарок байкера Арамиса, однажды спасшего ей жизнь. Где‑то он сейчас, этот байкер, рядовой «армии ночи»?
Прежде чем оставить портье ключ от номера, Джулия выслушала от него совет держаться поближе к людям, не ходить по слабоосвещенным местам и не общаться с незнакомыми.
Покидая отель, она подумала, что как раз собирается нарушить пожелания предупредительного портье одно за другим. Она даже не представляла, как быстро это произойдет.
Только покинув отель, Джулия почувствовала, как же мокро и зябко сейчас на улице, в этот поздний час.
Дождь утих, но ветер бил в лицо, забирался под куртку и вызывал мелкий озноб во всем теле. Он сдвинула молнию под самую шею и подняла воротник. Сразу почувствовала себя уютнее. Джулия старалась обходить лужи, но все равно иногда ноги утопали едва ли не по самую шнуровку ботинок.