Владимир Гриньков - На вершине власти
Посол Агафонов вещал с трибуны о международной обстановке. Обстановка, видимо, была так себе, поскольку Агафонов вид имел неважный, мягко говоря. Среди присутствующих только полковник Гареев знал истинную причину такого состояния посла. Агафонов был удручен оттого, что сознавал свою неправоту в истории с переводчиком Хомутовым. Гареев добился-таки разрешения не посвящать посла в операцию с двойником, и представил дело так, будто Хомутов отправлен на родину тем же самолетом, которым председатель КГБ возвращался в Москву. Сообщая Агафонову об этом, он со значением добавил, понизив голос:
– Глава ведомства был буквально вне себя, узнав об истории с переводчиком. Дело приняло настолько серьезный оборот, что Хомутову даже не было разрешено дождаться аэрофлотовского рейса.
При этих словах посол окончательно пал духом, но это было еще не все, Гареев не мог отказать себе в удовольствии доставить ему еще несколько скверных минут.
– Я слышал также, что мальчики из охраны председателя доставили Хомутова к трапу в наручниках. Это, однако, я вам скажу…
Теперь, стоя на трибуне, посол читал подготовленный референтом текст, однако мысли его были далеко, в Москве, где сейчас, возможно, решалась его судьба.
Уланов подался вперед и негромко позвал:
– Люда!
Она не обернулась, но по тому, как дрогнули ее плечи, Уланов понял – услышала. Услышала, но не хочет говорить. Ему пришлось дождаться окончания политинформации, чтобы пробраться к ней в толпе устремившихся к выходу посольских работников. Обнаружив Уланова рядом, Людмила вспыхнула и раздраженно заявила:
– Я не хочу ни о чем говорить с вами!
– Буквально два слова! – умоляюще сказал обескураженный Уланов. – Я хотел спросить о Паше…
– С таким же успехом вы можете узнать у меня о здоровье короля Саудовской Аравии, – отрезала Людмила.
Они вышли из здания посольства.
– Он встречался с вами накануне отъезда?
– С какой стати? – повела плечом девушка.
– Он говорил, что собирается передать вам письмо.
– Какое письмо?
Уланов почувствовал, что интонация изменилась, и поторопился закрепить успех:
– Точнее, он просил меня передать вам письмо.
Люда шла, по-прежнему не глядя на спутника, но ее шаг стал не таким стремительным.
– Но он так и не дал мне его. Я и подумал: может быть, он сам встретился с вами перед отъездом.
– Ничего подобного!
– Он тяжело переживал…
– Могу представить!
– Это правда.
– Естественно. Такая нежная ранимая душа…
– Люда, зачем вы без конца иронизируете?
– Скажите спасибо, что я этим и ограничиваюсь.
– Послушайте-ка!
Уланову осточертело беспрестанно нагонять Люду, он схватил ее за плечо и повернул к себе. Теперь они стояли лицом к лицу, совсем рядом.
– Он очень страдал из-за того, что, по его словам, совершил какую-то глупость. Я не знаю, что случилось между вами, но Паша мне сказал, что за все происшедшее винит только себя. И еще, что его скоро отправят домой, поэтому и о письме говорил. С того дня я его не видел, он исчез совершенно внезапно, но я уверен – письмо это где-то должно быть! Возможно, он оставил его дома или где-то еще – но оно есть, я убежден!
– Зачем вы мне говорите об этом? – спросила Люда.
– Потому что это было очень важно для него. Понимаете?
– Понимаю, – кивнула Люда. – Но мне это, в общем, теперь безразлично.
32
Гареев прибыл в президентский дворец поздним вечером. Его встретил Сулеми и проводил в свой кабинет, распорядившись подать гостю чай.
Полковник выглядел утомленным, и Сулеми не стал ни о чем расспрашивать гостя. Это было не принято. Будет необходимость – сам расскажет.
– Как наши дела? – поинтересовался Гареев.
Человек в униформе внес поднос с чаем, бережно поставил на стол. Сулеми подождал, пока тот удалится, сел в кресло.
– Учимся.
– Получается?
– Кажется, да, – кивнул Сулеми.
– Я не видел нашего общего друга с того дня, как мы доставили его во дворец.
– Значит, для вас встреча с ним будет приятным сюрпризом, – одними углами губ улыбнулся Сулеми.
Гареев принялся за чай. Ему не терпелось увидеть Хомутова, но он знал, что здесь ничего не делается быстро. Всему свое время.
– Замечательный чай! – похвалил он.
Сулеми в знак признательности приложил ладонь к сердцу.
– Президент Фархад уже видел его?
– В новом обличии – нет.
– Я сгораю от любопытства, – признался Гареев. – Может быть, пройдем к нему?
Сулеми отставил пиалу. Покинув кабинет, они миновали пустынный коридор и поднялись этажом выше. Сулеми своим ключом отпер дверь, распахнул ее. Гареев переступил порог и сейчас же увидел человека, сидящего за столом. Он обернулся на шум и поднялся во весь рост. Гареев вопросительно взглянул на Сулеми, беспомощно развел руками:
– Неужели это он?
Сулеми коротко кивнул.
– Павел! Поприветствуйте гостя! – попросил он.
Хомутов двинулся к ним по ковру, ступая степенно и в то же время не без грации, протянул руку полковнику и с чувством встряхнул ее. Гареев рассмеялся.
– Вот это да! Ну, ничего не скажешь.
– Вам случалось видеться с президентом? – поинтересовался Хомутов.
– И не раз. Великолепно у тебя получается. А что еще ты уже умеешь?
– Покажите все, что мы с вами отработали, Павел, – предложил Сулеми.
Хомутов разыграл перед ними несколько коротких сцен: президент приветствует участников военного парада, с интересом слушает пояснения сопровождающих его лиц, беседует с трудящимися. Гареев наблюдал с острым любопытством, но если поначалу с лица его не сходило выражение благожелательного одобрения, то спустя четверть часа он уже выглядел озабоченным. Сулеми заметил перемену, махнул Хомутову, чтобы тот остановился, спросил слегка обеспокоенно:
– Что-нибудь не так, товарищ Гареев? Вас что-то беспокоит?
Полковник выдержал паузу, затем медленно, словно примеряясь к каждому слову, проговорил:
– Я только сейчас понял, в чем дело. Все это очень похоже на выступление талантливого пародиста. Сходство поражает в первую минуту, а потом присмотришься и видишь – и то не так, и это.
– Осмелюсь предположить, что это связано с тем, что вы знаете – перед вами Павел Хомутов, – сказал Сулеми.
– Не в том дело. Нет сходства в мелочах. Если кому-то придет в голову присмотреться к нему внимательнее – разоблачения не миновать. Со всеми вытекающими последствиями.
При упоминании о последствиях Сулеми чуть втянул голову в плечи. Гареев вздохнул.
– Не годится, – сказал он. – Придется еще и еще работать.
Полковник поднялся с кресла, хлопнув Хомутова по плечу:
– Не огорчайся. Все еще впереди.
Хомутов имел довольно мрачный вид.
– Может быть, нужна помощь? – спросил Гареев у Сулеми.
Тот подумал и покачал головой.
– Нет, мы, думаю, справимся.
Гареев опустил тяжелые веки.
– Но в целом – мы на верном пути. И побольше уверенности в себе, Хомутов! Ведь ты как-никак президент! Что это такое – изображаешь главу государства, выступающего с докладом, а голос тонкий и дрожит, как у подростка.
Хомутов взглянул на Сулеми. Тот улыбнулся в усы, покачал головой:
– Нет, товарищ Гареев. Голос у Павла сейчас все больше приближается к президентскому. Для этого он принимает специальные средства.
– Что за средства?
– Гормональные препараты.
– Вы не очень то с этим, – хмыкнул Гареев. – Голос голосом, а от этих таблеток еще, чего доброго, усы расти перестанут.
Все трое рассмеялись. Разговор был окончен.
– Да, я хотел спросить, – проговорил Хомутов. – В посольском городке кто-нибудь знает, где я нахожусь?
– Само собой, – Гареев посмотрел Хомутову в глаза. – Ты уже дома, вот что о тебе известно. Отбыл спецрейсом вместе с высоким гостем из Москвы.
Заметив, что Хомутов намерен что-то еще спросить, добавил, стараясь опередить вопрос:
– Это необходимо. Придется подчиниться обстоятельствам.
Он не желал больше говорить об этом и вышел, увлекая за собой Сулеми.
Хлопнула дверь, звонко щелкнул замок. Хомутов остался в одиночестве.
33
Сын одного из членов Политбюро, будучи в нетрезвом состоянии, при задержании оказал сопротивление и ранил милиционера. Невестка другого по возвращении из туристической поездки в Австралию предъявила на таможне товаров на сумму свыше трех тысяч долларов, хотя при выезде, судя по таможенной декларации, имела при себе сто двадцать один доллар. Внук третьего поддерживает контакты с лицами, склонными к употреблению наркотических средств. Ни в одном из случаев делу не был дан ход. Именно он, Шеф, позволил беззвучно погасить эти истории, сделав вид, что ему ничего не известно. Но все они, члены высшего синклита партии, знали, что он полностью информирован.
Он размышлял об этом, сидя за длинным столом карельской березы в зале, где обычно заседало Политбюро. Еще не все прибыли, оставались свободные места, и Шеф скользил рассеянным взглядом по лицам присутствующих.
