Елена Караваешникова - Офицеры
Ставр потерял сознание.
Шуракен выпустил обмякшее тело своего друга-соперника, обессиленно отвалился назад, садясь на землю. Тело Ставра стало медленно заваливаться вперед, и Шуракен потянул его на себя, чтобы не дать упасть лицом в жидкую грязь. Они были похожи сейчас на гладиаторов после боя. И то, как сидящий в полном изнеможении Шуракен придерживал на своих коленях тело Ставра, было позой защиты. Дождь смывал с лица Ставра грязь и кровь, открывая белую чистую кожу, как знак того, что своим поражением он искупил вину.
Узнав о драке и травме, полученной Ставром, Командор разозлился не на шутку, но он слишком уважал Подшибякина, чтобы вызывать инструктора для разбора полетов к себе в кабинет. Командор пришел к Подшибякину в тренировочный комплекс.
— Как ты мог позволить им сцепиться?
— Понимаешь, так сцепиться мужики могут только из-за женщины. Мешать им в такой ситуации вредно для здоровья и авторитета. Накостыляли бы они мне по старой шее, как потом статус-кво восстанавливать?
— Да иди ты к черту со своим статус-кво. Мне сейчас нужна надежная пара спецов, а они рвут друг другу глотки, как дворовая шпана.
— Зря меня обижаешь, Ваня. Какая такая шпана? Ребята работали правильно, профессионально.
— Ну спасибо. Успокоил.
— Смотри на это проще. Ребята молодые, понятно, что у них проблемы с женским полом. А как такие проблемы решаются, известно — кто конкуренту рога посшибал, того и валенки.
— Они что, не могли каждый себе по девке найти? Что, их в Москве мало?
— Э нет… Ты себя, Ваня, вспомни. Какая для тебя была слаще других? Девчонка друга, а еще лучше подружка старшего брата.
Командор задумался, улыбнулся воспоминаниям.
— Сестренка была у друга. До сих пор снится.
— Вот то-то. Ты их, Ваня, там не очень прессуй. Хотя выпороть, конечно, следует, чтоб осознали и неповадно было.
Два дня после того вечера, когда она увидела Ставра с Лерой, Женя пролежала в общежитии. Она, ни разу не пропустившая ни одной лекции, ни одного практического занятия, потеряла вдруг интерес к учебе. Ей не хотелось вставать, умываться, выбирать одежду, нацеплять на лицо дежурную улыбку и приветливо болтать с сокурсниками в перерывах — в общем, вести привычный образ жизни, в которой Егор занимал такое огромное место. Видя, как она лежит лицом к стене, соседка по комнате Ирка расстраивалась и даже подумывала, не отменить ли свидание ради того, чтобы побыть с подругой.
— Женька, кончай себя изводить, — подсела она на кровать Жени. — Ну застукала его с другой — подумаешь, эка невидаль. Мужики все такие: одну ягодку беру, на другую гляжу, третью примечаю… Пошли его на фиг, закрути роман. Ты же не девочка, а сказка. А, Женьчик?
Ирка заглянула в лицо подруги, распухшее от слез.
— Ну вот, опять. Хочешь, я на свидание не пойду? А то без меня ты тут еще отравишься или из окна кинешься. На фига она — такая любовь?
Услышав стук в дверь, Ирка бросилась открывать, уверенная, что пришел ее парень. Открыв дверь, она испуганно отступила. Лицо стоявшего на пороге Шуракена после драки со Ставром было жутким.
— Ой! — вскрикнула Ирка. — Вам кого?.. Женя подняла голову и посмотрела на него.
— Женя, можно войти? — спросил Саша.
— Входи, Саша.
Ирка догадалась, что это Саша Гайдамак, о котором много слышала от Жени, но видела его впервые и с любопытством оглядела его. Составить представление о в буквальном смысле истинном лице парня сейчас было просто невозможно, но Ирка отметила высокий рост, отличную фигуру и светло-русые волосы с красивым стальным отливом.
— Ну я побежала, а то меня ждут, — тактично пояснила Ирка, сняла с вешалки пальто и выскочила за дверь.
Женя встала с кровати, поправила волосы и посмотрела на разбитое лицо Шуракена.
— Ты с Егором подрался?
— Давай не будем об этом.
— Хорошо. Садись. Я сейчас чайник поставлю.
— Не надо. Давай поговорим.
Они напряженно сидели друг против друга — Женя на кровати, Саша на стуле у стола, где в круге света от лампы лежали учебники и тетради с конспектами.
— Я люблю тебя, Женя, — с усилием произнес Шуракен. — Знаю, что ты меня не любишь…
— Какой ты глупый, Сашка! Конечно, я тебя люблю. Очень люблю. Ты мой самый близкий друг.
Шуракен горько усмехнулся:
— Вот ты и сказала все, как есть. Друг. Между мужчинами — это очень много значит. Между женщиной и мужчиной — ничего.
Женя смотрела на него с нежностью и сожалением.
— И все же, как бы там ни было… Женя, я прошу тебя стать моей женой.
— Саша… — Глаза Жени наполнились слезами. — Саша, мне так плохо. Тоска, и сердце так болит невыносимо…
Шуракен пересел к ней на кровать, обнял за плечи и нежно притянул к себе. Женя, измученная своими переживаниями, затихла в кольце его рук.
— Саша, — попросила она, — не торопи меня сейчас.
— Я буду ждать столько, сколько надо.
….В этот вечер генерал Осоргин приехал с дачи в московскую квартиру. Он увидел, что в окнах горит свет, и обрадовался тому, что сын дома. Егора он обнаружил в гостиной, тот сидел в старом кресле в углу между книжным шкафом и роялем, занимавшим весь эркер.
— Вот так картина! — оценил Осоргин, увидев лицо сына. — Портрет можно вывешивать в музее в галерее кубистов. Кто автор?
— Сашка Гайдамак. — Когда Егор заговорил, Осоргин понял, что сын к тому же пьян, да и стоявшая на крышке рояля полупустая бутылка коньяка недвусмысленно подтверждала эту догадку генерала.
— Так, — нахмурившись, протянул Осоргин, — у нас тут рецидив детских болезней. Я думал, ты уже выяснил свои отношения с алкоголем и потерял интерес к бессмысленному мордобою.
— Мордобой был более чем осмысленный. Морально-этический, если хочешь. Но я сейчас не хочу об этом говорить. Прости, если испортил тебе настроение. Я сейчас уеду.
Егор вылез из кресла и стал искать в карманах ключи от машины. Генерал увидел ключи, они валялись на обеденном столе, стоявшем в середине гостиной. Отец и сын одновременно протянули к брелоку руки, но Осоргин успел взять связку раньше, чем Егор.
— Машину ты не получишь. Хватит с меня и… — Осоргин осекся на полуслове. Тонкая сеть мускулов напряглась под бледной кожей.
— Мамы? Ты хотел сказать, того, что случилось с мамой?
— Егор!
Парень повернулся к отцу спиной и нетвердой походкой, горбясь, направился к выходу. Это случилось впервые — он посмел, пускай намеком, но все-таки упрекнуть отца в той своей детской потере. На пороге комнаты Егор все же остановился; он обернулся и увидел гордое лицо отца. Генерал Осоргин ни за что не позволил бы ему увидеть свою боль и одиночество. Но сын знал, что скрывается за стоической маской. Он вернулся, обнял отца и положил ему голову на плечо.
— Папа, прости. — И вдруг пожаловался: — А у меня так рука болит. Мне Сашка плечо вывихнул.
— Вы что, из-за вашей афганской девушки подрались? — смягчился Осоргин.
— Все не так просто, отец.
Осоргин прошел в кабинет, Ставр последовал за отцом, сел на диван. Генерал опустился в старое кожаное кресло, стоявшее возле бюро. В этом кресле генерал любил читать.
— Пап, Женя — девушка из тех, на ком женятся, — попытался объяснить ситуацию Ставр. — А я не гожусь для брака. И потом, ну не всем же быть почтенными отцами семейства, можно потратить свою жизнь на что-то менее банальное. Жизнь, она ведь предоставляет столько возможностей. Ты, кстати, тоже никогда не держался за юбку.
— Я не стал бы так говорить о том, до чего ты еще просто не дозрел. Что касается моей жизни, то она могла сложиться по-другому, но вышло вот так.
— Знаю. Ты безнадежно любил одну женщину, не мог быть счастлив с другой. А мама в тебя влюбилась как сумасшедшая.
В словах сына скрывался упрек. Между ними не принято было говорить на эту тему, но Осоргин понимал, что когда-нибудь сын станет достаточно взрослым, чтобы понять, что в жизни очень мало случайного. В последнее время Осоргин много думал о том, не был ли он, сам того не желая, виноват в гибели Риты. Может, он всегда знал, что не сможет любить ее так, как любил ту, другую. Может, где-то в глубине души он желал, чтобы она ушла из его жизни? Своей молодостью и любовью она вносила некий диссонанс в строгое течение его жизни. Может, после того как родился сын, она стала ненужной в его мужском мире? А Егору не хватило ее любви, и сейчас не хватает? И наконец, может быть, сын. прав, упрекая его? Но Осоргин не ожидал, что говорить об этом придется сейчас.
— Сейчас неподходящий момент для такого разговора, — сказал он.
Егор с упреком покачал головой.
— Если ты имеешь в виду это, — он щелкнул себя по горлу, — то напрасно. Я не пьян. Я, пап, в ссоре. В жесткой ссоре с самим собой. И я не знаю, что мне делать. Женька могла погибнуть из-за меня. Если бы не Сашка, она попала бы под машину.
