Тебе, Победа! - Мошков Кирилл
Последний же из обитателей Акаи, сорокалетний славянский медведь Иван Ряполов, обычно собирается почти неделю — всегда у него оказываются неотложные серии опытов, которые он должен завершить, «а то касатки уйдут рожать и фиг их достанешь до осени». Он живет на своем «Юго-Востоке» с женой, Милой, тоже русской, его ровесницей, но ее Мартены в последний раз видели при высадке на планету: потом у них пошли дети, каковых теперь четверо, и Мила со своей станции не выезжает. Ряполов нелюдим, хотя и не мизантроп. С собой он обычно привозит килограммов пять сушеной рыбы, которую называет смешным словом «taran'ka», и двухлитровую бутыль из-под фиксанта, наполненную чистым, как слеза, самогоном — эту жидкость он гонит из плодов хлебного дерева, произрастающего на его гористом острове. Сам он почти не пьет и гонит самогон специально к визиту (Мартены, впрочем, тоже крепче пива почти ничего не пьют, и бутыль растягивается у них на полгода — остатки, как правило, с удовольствием употребляет очередной пилот). Мартен-старший обычно отдаривается двадцатилитровым бочонком пива, и обе стороны этим совершенно довольны.
Ряполов прилетает обычно под вечер, усталый после пятнадцати часов полета, ужинает, отпуская за вечер две-три грубоватые шуточки и роняя несколько слов о своей жизни посреди спокойного, как исполинское озеро, Юго-восточного океана, и остается ночевать. В пять утра он улетает, чтобы продолжать свои опыты.
Так обитатели Акаи жили до позапрошлого года.
Тем летом Реми Мартену должно было исполниться четырнадцать, а его сестре в январе сравнялось двенадцать. Сразу после прилета очередной торпеды, в середине мая, Мартен-старший вышел на обычную связь с Институтом, чтобы подтвердить получение заказанных приборов и выяснить, нет ли новостей, касающихся Акаи. Выяснилось, что новости есть.
— Два месяца назад с Талейрана к вам вышел корабль с переселенцами, — сообщил дежурный. — Будет на орбите Акаи дней через двадцать. Какая у вас посадочная полоса?
— Сорок на девяносто, — ответил пораженный Александр. — Переселенцы? К нам? С Талейрана? Разве на Талейране мало места?
— Это какая-то религиозная секта, — ответил дежурный. — Они обратились в Институт, дирекция им разрешила занять участок, какой вы им выделите.
— Сколько хоть их? — спросил Александр.
— Шестьдесят человек, — ответил дежурный.
Через три недели в рубке станции действительно раздался вызов.
— Господин Мартен? — спросил очень вежливый голос, когда к терминалу подошел Александр.
— Да, — отозвался планетолог.
— Мы говорим с вами с борта баржи 2-12-85, которая час назад легла на орбиту Акаи, — сказал очень вежливый голос. — Мы — шестьдесят переселенцев, получивших разрешение поселиться на этой планете. Номер нашего разрешения 724548. Можем ли мы приземлиться?
— Естественно, — сказал Александр. — Мы рады всем. Планета совершенно не заселена, места хватит на всех. Дать вам пеленг на посадку?
— Да, благодарю вас, — отозвался очень вежливый голос. — Сможем ли мы посадить баржу на вашу посадочную площадку?
— А каковы размеры баржи?
— Высота сто семь метров, посадочный диаметр — двадцать три. Не беспокойтесь, мы потом отстрелим ее назад, и она автоматически уйдет на траекторию буксировки. Мы прибыли сюда навсегда, если вы не против.
Через час баржа с переселенцами показалась в зените. Все четверо обитателей станции вышли на крыльцо и, задрав головы, смотрели, как серо-стальная цилиндрическая башня медленно и беззвучно приближается к ним, все увеличиваясь в размерах. Наконец, стосемиметровая толстая свеча замерла на бетонной площадке, точнее, в нескольких сантиметрах от ее поверхности — если бы тысячетонная громада встала на бетон, она промяла бы и раскрошила всю площадку.
Мартены спустились с крыльца и пошли к барже. Тем временем в нижней части корабля открылся люк, опустился трап, и по нему в покрывавшую край площадки траву спустились босые человеческие ноги.
Монаху было лет пятьдесят или, может быть, больше. Оранжевое его одеяние контрастировало с коричневато-желтой кожей тела и бритой головы. На удлиненном носу сидели круглые очки. Он смиренно поклонился Мартенам и с едва заметной улыбкой покивал каждому в отдельности — бородатому длинноволосому Александру, ради встречи гостей принарядившемуся в новые джинсы и новую рубашку; сухопарой смешливой Моник в голубом платье; тощему, прокаленному солнцем Реми — он был в шортах и босиком, длинные, как у отца, волосы были забраны в хвост и повязаны косынкой; такая же алая косынка была на длинных темных волосах голенастой Клю, одетой в такие же, как у брата, шорты и красную футболку.
— Господа, — очень вежливо сказал бритоголовый монах. — Мое имя Сакамото Кодзё. Мы ни в коем случае не собираемся мешать вашей жизни или злоупотреблять вашим гостеприимством. Укажите нам район, который мы можем занять, и мы немедленно двинемся в путь: мы прибыли сюда, чтобы построить монастырь.
Мартен развел руками.
— Что ж, Сакамото-сан… Если таково ваше желание… Что касается района — вот карта. Видите, вот здесь? Мы как раз называем это место Долиной Мудрости, нам кажется, для монастыря оно идеально подойдет. Там прекрасные леса, луга, река, озеро. Точно на востоке отсюда. На чем вы будете двигаться?
— На животных, — серьезно сказал монах.
Мартен забеспокоился.
— На животных?
— Не волнуйтесь, — улыбнулся монах. — Это мулы, они неспособны к размножению, поэтому здешний биоценоз не пострадает. Разве что животные пощиплют немного травы.
— Ну что ж, ваша святость, — успокоился Мартен. — Тогда счастливого вам пути. Да, извините за нескромный вопрос… тысячу раз прошу извинения, если невольно задену вас… я слышал, что буддийские монахи живут только подаянием и не должны работать, как же вы…?
Сакамото с улыбкой слегка поклонился.
— Вопрос резонный, и вы нисколько нас не задели. Действительно, монахи древнейших направлений буддизма, каковых в Мире большинство, должны следовать названным вами правилам. Но, кстати, и прежде так было не во всех школах. Например, монахи Дзэн сами готовили себе пищу и убирали свои жилища. Но мы не принадлежим к тхеравадинам и даже к махаяне, наше учение, Сингон, Церковь истинных слов, родилось уже в галактическую эру. Это вовсе не древнее учение Сингон, созданное Кобо Дайси. Это новая его ступень, возникшая, когда человек начал свое продвижение в Галактике, которое принято называть Экспансией. Естественно было, что прибывающие на новый мир монахи могут умереть с голоду, не исполнив своего предназначения, потому что нет мирян, которые могли бы обретать духовные заслуги путем постройки монастырей или пожертвования пищи монахам. Наш великий первоучитель, сэнсэй Кавабата Ясунори, создал новую доктрину Сингон, которая предписывает монаху несколько иной путь по сравнению с древними доктринами. Кстати, он использовал некоторые положения Дзэн. Мы направляем свое познание не только внутрь, но и вовне, мы исследуем и сравниваем, мы кормим себя сами, но все это нисколько не противоречит учению Будды. Все это — лишь часть расширенной медитативной практики и весьма результативно в деле конечного освобождения от страданий. Впрочем, это несомненно предмет более продолжительного разговора, который мы, я надеюсь, совершим в будущем. Пока же нас ждет дорога, если вы не возражаете.
— Конечно, — несколько смущенно отозвался Мартен. — До Долины Мудрости отсюда всего семьдесят километров. Завтра-послезавтра вы будете на месте. Если у вас будут возникать проблемы, обращайтесь к нам в любое время.
— Благодарю вас, — поклонился монах. — Милостиво извините за причиненное вам беспокойство, за нарушение пылью наших странствий чистоты вашего очага. Защита и благословение ваших трудов да будут с вами.
Мартены смущенно поклонились, стараясь повторить движение Сакамото, а пожилой монах легко взбежал по трапу в брюхо баржи и вскоре появился оттуда, ведя под уздцы смирного мула, нагруженного связками книг и шанцевым инструментом. Еще раз поклонившись Мартенам, Сакамото поднялся в седло и тронул поводья, и тут же на трапе показался еще один монах, также ведя под уздцы мула. Шестьдесят человек, все в оранжевых дхоти, и шестьдесят мулов вышли из чрева баржи. Каждый монах вежливо кланялся Мартенам, затем садился на мула и присоединялся к каравану.
