Андрей Воронин - Личный досмотр
— ..пропади она пропадом, — закончил за него Багор и хохотнул в трубку. Разговаривая по телефону — да и при личных контактах тоже, — он легко мог произвести впечатление рубахи-парня, добродушного и простоватого, как щенок сенбернара, но глаза у него всегда оставались холодными и цепкими, как два рыболовных крючка, и потому Михеич не стал пререкаться дальше — испытывать терпение Багра ему не хотелось по многим причинам.
— Гостей много? — спросил он.
— Мало, — ответил Багор. — Двое всего, но принять их надо как следует.
— Ага, — сказал Михеич. — Ясно.
— Ну раз ясно, приступай, — дружелюбно отозвался начальник охраны.
Закончив разговор, Михеич сунул трубку в карман и посмотрел на старенькие «командирские» часы, которые носил на правом запястье — он был левшой. Времени в запасе оставалось навалом, но очарование сентябрьского утра уже потускнело: впереди ждала целая вереница скучных, утомительных дел, начиная с протапливания бани и кончая растаскиванием бесчувственных тел по гостевым комнатам поздно вечером.
Впрочем, до последнего нужно было еще дожить.
Досадливо морщась, Михеич выбросил окурок и сразу же закурил новую папиросу. Посланные Багром люди вряд ли доберутся сюда раньше чем через час, да и то лишь в том случае, если всю дорогу будут гнать как на пожар. Так что можно было позволить себе не торопясь выкурить папироску, раз уж удовольствие от предыдущей испорчено. Михеич, вся жизнь которого прошла по гарнизонам и военным городкам, очень ценил такие вот спокойные минуты, когда можно было просто сидеть и, ни о чем особенном не думая, наслаждаться тишиной. Между делом он решил, что не зря поленился сегодня рыбачить: пришлось бы прервать процесс на самом интересном месте и срочно грести к берегу.
Докурив, он вернулся в дом и некоторое время возился в подвале, инспектируя запасы и совершая еще кое-какие действия, узнав о которых Багор был бы очень удивлен. Да что там Багор! Хозяин не поверил бы своим ушам, расскажи ему кто-нибудь, чем занимается смотритель его загородного дома, готовясь к приему высоких гостей. Подумав о хозяине, Михеич кривовато усмехнулся: какая разница, поверил бы или нет? Ему хватило бы намека, невзначай оброненного слова, смутной тени подозрения... Места здесь заповедные, родных и близких у бывшего прапорщика Уварова нет, так что...
Додумывать эту мысль до конца не хотелось, да и надобности в том не было никакой: все передумано уже не раз и не два, и ничего с тех пор не изменилось.
Что толку сетовать на судьбу? Конечно, куда проще было бы жить спокойно: топить баньку, ловить рыбку, водить гостей на охоту и вообще заниматься своими прямыми и вовсе не обременительными обязанностями, тем более что платили за это хорошо и никаких поводов для недовольства у Михеича не было. Так бы оно и было, если бы не одно «но»: имелась в биографии прапорщика Уварова парочка моментов, о которых он предпочел бы не помнить.., да он и забыл о них благополучнейшим образом, пока однажды не появился тот хмырь в кожаном плаще и не напомнил о них. От сумы да от тюрьмы не зарекайся... Оказаться на старости лет за проволокой Михеичу совсем не улыбалось, и он сразу понял, что деваться некуда — надо соглашаться...
К тому времени, как на бетонной подъездной дорожке затормозил знакомый джип, набитый спиртным, продуктами и вооруженными людьми, Михеич уже закончил свои секретные дела и даже успел на скорую руку позавтракать. Он помог разгрузить машину, поставил водку на лед, затопил баню и принялся за приготовление простой, но обильной закуски: хозяин, как человек истинно русский (в его понимании), не признавал кулинарных тонкостей и любил, чтобы мясо было навалено горой, а хлеб — ясное дело, ржаной — был накромсан ломтями толщиной в ладонь.
Охранники тоже не теряли времени понапрасну.
Один из них сразу же выкатил из гаража велосипед и, забросив за спину автомат, отправился на пост у ворот в обозначенном колючей проволокой периметре, который охватывал два гектара заповедного леса. Михеичу почудилось, что сумка, которую этот воин приторочил к багажнику велосипеда, подозрительно позвякивает, но это не его дело — пусть Багор разбирается со своими подчиненными сам.
Остальные трое разбрелись по дому и надворным постройкам, добросовестно производя то, что Багор на американский лад именовал «чек-ап». Операция проверки была рутинной и завершилась, как всегда, довольно быстро. Михеич, который в это время резал на кухне мясо, волновался недолго: охранник по кличке Сапог провел в бане не больше двух минут и вышел оттуда, широко зевая и попутно ковыряя в носу согнутым мизинцем.
Михеич с осуждением покачал головой и отвернулся от окна. И это охрана, подумал он. Дармоеды.
Потом охранники вынесли из дома стол со стульями и установили прямо на берегу, на специально выровненной и утрамбованной площадке, над которой легонько хлопал от поднявшегося ветерка парусиновый тент. Михеич несколько раз забегал в баню, чтобы подбросить в печку дров, проверить температуру воды и вообще посмотреть, что там и как. Все было в полном порядке, и постепенно Михеич окончательно успокоился: в конце концов, такие дела ему было проворачивать не впервой, и до сих пор все проходило гладко. Иногда он даже удивлялся: все оставалось по-прежнему, словно типа в кожаном плаще и вовсе не было на свете. Хозяин по-прежнему приезжал в загородный дом — то один, то с гостями — и был, судя по всему, на пике своей карьеры, о которой бывший прапорщик Уваров ничего не знал и, честно говоря, знать не хотел. Впрочем, такое положение вещей Михеича вполне устраивало, и он молил Бога лишь о том, чтобы козел в кожаной хламиде свернул шею и больше никогда не появлялся — не потому, что прапорщик Уваров был таким уж верноподданным, а просто потому, что так было бы гораздо спокойнее.
Покончив с делами, охранники принялись слоняться по двору, курить, швырять в озеро камешки и вообще путаться под ногами. В конце концов им это надоело, и они, усевшись на настил и свесив ноги почти до самой воды, стали резаться в очко, придавливая поставленные на кон доллары пистолетом, чтобы зелень ненароком не сдуло ветерком.
Ближе к обеду к крыльцу подкатила широкая и приземистая, сверкающая хромом и черным лаком «чайка».
Охранники оживились, спрятали карты и заторопились к машине, из которой уже выгружались, заинтересованно косясь во все стороны, длинноногие девки. Михеич украдкой сплюнул: к шлюхам он относился с осуждением.., хотя следовало признать, что вон та светленькая была очень даже ничего. Уваров невольно ухмыльнулся: его нынешняя должность имела массу преимуществ, и такие вот визиты были одним из них. Когда девки упьются, им будет абсолютно все равно — когда, как, с кем и сколько, — за все заплачено.
Охранники, галантно улыбаясь и громко сетуя на службу, повели девок в дом: проверка есть проверка.
— Простыни не пачкайте, проверяльщики! — крикнул им вслед Михеич.
— Обижаешь, Михеич, — оглянувшись с порога, ответил Сапог, хозяйским жестом похлопывая вертлявую брюнетку по туго обтянутому кожаной юбкой заду. — Какие простыни? Личный досмотр!
— Знаю я ваш досмотр, — проворчал Михеич, но Сапог уже скрылся в доме, толкая перед собой брюнетку и на ходу шаря у нее под юбкой. Брюнетка лениво отбивалась, и, пока за ними не захлопнулась дверь, Михеич слышал ее похохатывание.
Пока охранники вместе с водителем «чайки» трудились, производя «личный досмотр», Михеич отогнал лимузин в подземный гараж, где уже стоял джип охраны. Он немного посидел на широком, как диван-кровать, переднем сиденье «чайки», облокотившись о руль и задумчиво куря неизменный «Беломор», — после чего опять отправился в баню.
В печке весело трещали березовые дрова. Михеич подбросил еще несколько поленьев, вышел в предбанник и критически осмотрел плоды своих трудов. Кажется, все было на месте. Чистое белье и крахмальные простыни аккуратными стопками лежали на лавках, тщательно замаскированный деревянной панелью холодильник ломился от напитков. Денек выдался солнечный, так что освещения тоже вполне хватало, но Уваров на всякий случай сменил лампочку в висевшем над дверью стеклянном плафоне — береженого Бог бережет. Завершив эту нехитрую операцию, Михеич подошел к двери и осторожно выглянул в смотровое окошечко, Двор, как и следовало ожидать, был пуст.
Отставной прапорщик вернулся в предбанник и, подойдя к дощатой перегородке, которая отделяла предбанник от дровяного сарая, отодвинул кружевную занавеску, которой была прикрыта резная полочка. На полочке стояло несколько глиняных кувшинов и кружек — хозяин почему-то был уверен, что предки хранили посуду в предбаннике, и Михеич не стал его разубеждать. Раздвинув два старых, потемневших от времени горлача, он аккуратно выковырял из доски сучок, открыв круглое отверстие размером с трехкопеечную монету доперестроечной чеканки. Сучок он спрятал в карман галифе, а занавеску задернул. Затем перешел в моечное отделение и проделал схожую операцию и там, только на этот раз сучок он вынул не из стены, а из потолка. Теперь оставалось только повернуть запрятанный в дровяном сарае выключатель, чтобы аппаратура ожила. Выходя из бани, прапорщик Уваров снова осуждающе качал головой.
