Борис Бабкин - Я выжил, начальник!
– Готовы? – Капитан осмотрел солдат у автомашины для перевозки осужденных. – Первый пошел, – скомандовал он. Из двери СИЗО вышел мужчина в спортивном костюме. В заведенных за спину руках он держал небольшую сумку.
– Для твоего же спокойствия! – Усмехнувшись, прапорщик застегнул на руках Вулича наручники.
– А это что за фрукт? – с интересом спросил сидевший в фургоне автозака небритый детина.
– Афган, – ответил кто-то из двенадцати осужденных. – Из лагеря в Ярославской области ушел. Подельник его, Вихрев, при аресте себя взорвал. Они воды здорово намутили. Я с ним из Ярославля иду.
– Кто по масти? – спросил небритый.
– Да мужик вроде, – ответил худощавый мужчина средних лет.
Вулича посадили в отдельный бокс. Сержант ВВ закрыл дверь.
– Слышь, земеля! – крикнул небритый. – Тебе за кой хрен такие почести? Может, хвост за собой маешь?
– Хорош, Дуболом, – остановил его пожилой мужчина в очках. – За него Запорожец горой. Его возили, чтоб о побеге что-нибудь выяснить. А кумовья бросили к Оку. Он им устроил Варфоломеевскую ночь.
– Извини, земляк! – громко проговорил Дуболом.
– Прекратить базар! – рявкнул ефрейтор с автоматом.
– На дембель поедешь, будешь знаки различия менять, – подмигнул ему Дуболом. – А здесь чего не блатовать? С дурой и…
– Закрой рот! – Ефрейтор пнул решетчатую дверь.
Вулич криво улыбнулся.
«Почет, – подумал он. – В одиночке и в наручниках. Все равно уйду. Но теперь жить буду. Я все-таки исполню наш с Вихревым план. Я хотел попасть в Воронеж и быть убитым. Он хотел спасти свою дочь. Он сумел это сделать, а я выжил…»
Автозак остановился. Пять машин для перевозки осужденных затормозили метрах в пяти от перрона, почти вплотную к шпалам. Из кабины вышли двое вэвэшников, из открытых дверей автозаков еще десять и образовали небольшой полукруг. Один из них держал на поводке овчарку. Оставшийся в крайнем автозаке солдат без оружия открыл зарешеченную дверь.
– Первый пошел!
Из блока, отгороженного решеткой, вышел первый осужденный.
– Начинайте погрузку, – приказал проходивший по коридору вагона с зарешеченными окнами капитан ВВ. Разделенные по типу купе стальными стенами отсеки отделялись от коридора мелкой решеткой. Несколько отсеков были пустыми. Солдат открыл три дверцы.
– Что за бан, начальник? – хрипло спросил мужчина в полосатой робе.
– Да Киров это, – отозвался кто-то.
– Закрыть рты! – крикнул солдат.
– Нам подбросят кого? – снова спросил первый.
– Наверняка, – послышалось из соседнего отсека. – Кстати, тут мужички с богатыми торбами катят.
– Ништяк, а то пузо к позвоночнику прилипать начало. Уже двое суток катим.
– Откуда, земляки? – громко спросил небритый мужик в робе особого режима.
– Кировские все, – ответили ему из соседней камеры.
– Куреха имеется? – спросил «особняк». – А то мы на голяке, братишки. Да и похавать чего-нибудь не откажемся. И чайку хоть на кружечку чифы.
– Соберем, братишки, – пообещал невидимый сосед.
Небритый, подмигнув восьмерым «особнякам», усмехнулся.
– Девочки, – лысый «особняк» постучал по перегородке, – сейчас подгоним вам табачку и хавки.
– Хватит базарить! – приказал проходивший мимо офицер.
– Его в одиночку, – кивнул на Вулича начальник конвоя.
– Во, блин, – удивленно проговорил бородатый «особняк», провожая взглядом проходившего мимо мужчину в наручниках. – Вышка, что ли? Так отменили вроде. А пожизненных в Вятлаге нет.
– Кто об этом что знает? – громко спросил небритый.
– Ой, девки, – раздался женский голос, – смертника повели!
– Вот и номер-люкс! – Вулич вошел в бокс-одиночку.
Подошедший капитан открыл в двери «кормушку».
– Руки, – сказал он.
Вулич сунул скованные руки в кормушку. Офицер расстегнул наручники.
– А ты опасен, заложников брал. Для чего? – Он покачал головой.
– Просто хотел, чтоб меня убили. – Вулич сел.
– Здесь дернешься, – угрожающе проговорил офицер, – и твое желание исполнится.
– Сейчас я о другом думаю, – засмеялся Борис.
– За этим смотри внимательно, – предупредил офицер ходившего вдоль камер солдата, – уж больно веселый. И опасный. Веселые люди в наручниках с большим сроком опасны своей непредсказуемостью. Сейчас у него восемнадцать. Значит, первый срок был небольшой. Я спросил его – что могло заставить человека, которого по этапу возят в браслетах, бежать из колонии? Он ответил, что хотел, чтоб его убили. Я поверил. Но сейчас он весел, а значит, имеет план. Он попытается сбежать.
– А почему он в браслетах? – спросил небритый.
– Да в Кирове устроил бойню с дубаками. И на пересылке в Ярославле тоже заваруха была. Потом он с зоны в Ярославской области сдернул, чуть солдата на вышке не пришил. В общем, будь здоров…
– Менты уважают таких, – засмеялся небритый, – постоянно в браслетах водят. На зоне хапанет он горюшка. Наверное, на Котчиху идет, на лесоповал побегушников не тащат.
– Ехала девчонка с Магадана, – негромко пела женщина за перегородкой. – Срок везла из города Кургана. Рядом с нею в камере парнишка, у него в конце этапа вышка, дел крутых наделал он немало, и девчонке парня жалко стало.
«Уголовная романтика, – думал лежавший на деревянной полке Вулич. – Стук колес, за решетчатой стеной ходит вооруженный конвоир, а рядом поет женщина».
– Говорить с конвоем я согласна, – продолжалась песня. – Я к твоей судьбе не безучастна.
«Говорить с конвойными, – усмехнулся Борис, – чтоб их свели. За пару тысяч, наверное, можно».
– Как же это все назвать развратом? – пела женщина в соседнем отсеке. – Слезы и любовь под автоматом.
«С душой поет», – подумал Борис.
Солдат сунул в решетку свернутый листок. Пока он читал, женщина пела о том, как начальник конвоя – пьяный прапорщик – полез к зэчке, которая переспала со смертником. Она оттолкнула его и ударила.
– Выстрелил в нее он из нагана, – услышал Борис. – Не видать теперь ей Магадана. А наутро в рапорте писали – зэчку при побеге расстреляли. Прапорщик погиб героем в битве, в камере у смертника на бритве.
«Ромео и Джульетта отдыхают!» – улыбнулся Борис.
«Скоро буду дома, – думала Вера. – Виктор соскучился, звонил часто. А завтра на работу…» – Вера посмотрела в темное окно и, накрывшись простыней, печально вздохнула.
Москва
– Я не понимаю, – говорил седой мужчина, – какого черта вам нужно от Вулича?! Все предельно ясно – он осужден за то, что совершил. И не надо забывать, что свой первый срок Вулич получил ни за что. Ничто не указывает на то, что Буратино в Тверской области убит Вуличем и Вихревым. Не доказано и то, что Вулич участвовал в нападении на Луганова. Дело, я считаю, закончено. И вообще я ухожу на пенсию. С заказными убийствами, совершенными Вихревым, все ясно. Попутно мы накрыли две группы наркоторговцев, взяли Луганова и его приспешника участкового.
– Рано тебе на пенсию, Семен Петрович, – улыбнулся прокурор. – А в деле Вулича много неясностей. Получается, что у него на свободе остались сообщники, которые помогли ему от Плещеева озера перебраться на трассу Москва – Воронеж незамеченным, хотя претензий к работе…
– А я считаю, что в деле все ясно, – перебил Семен Петрович. – И от дальнейшего расследования я отказываюсь.
– А следствия и не будет, – покачал головой прокурор. – Вулич получил восемнадцать лет, и мы поставили отметку для оперативной части колонии, чтобы…
– Они добывают сведения от стукачей, – засмеялся Семен Петрович. – Повторяю – я отказываюсь…
– Хватит, – недовольно произнес прокурор. – В конце концов, он сдался именно тебе.
– Вы забыли, что он говорил в последнем слове, – вздохнул Семен Петрович. – «Я хотел, чтоб меня убили». И вспомните, какие показания дали большинство заложников. Он вел себя достойно.
– Все, – закончил разговор прокурор. – При малейшей серьезной зацепке по делу об убийстве Буратино дело принимаешь ты, Петрович. И без возражений. Кстати, Солнцев уже извещен и тоже принял это с большим неудовольствием.
– Как внук? – входя в комнату, спросил пожилой мужчина.
– Улыбается, – ответила молодая миловидная женщина с ребенком на руках. – Как я счастлива, папка! – Подойдя, она поцеловала отца. – И как он всем нравится.
– Еще бы им мой внук не понравился! – Отец осторожно взял ребенка. – Небось Остоцкий он, а не какой-то там Петров. Почты не было, Лена?
– Нет. Я надеялась, что ответят сразу, а прошло уже столько времени…
– Может, не знают, куда его отправить. А может, снова сбежал. Когда я мимо милиции прохожу, рассматриваю плакаты «Внимание: розыск». Борис сидеть не будет. И знаешь, после суда он вроде как ожил, даже улыбаться начал. – В дверь позвонили. – Ну и дело будет, если я открою дверь, а там Борис. Честное слово, я не удивлюсь. Кто там?
