Сергей Самаров - Проект «Конкистадор»
Виктор Алексеевич был на четыре года старше. Хотя он и носил полковничьи погоны, но почти всю жизнь проработал представителем заказчика на оборонном предприятии и, по большому счету, как считал младший брат, мало понимал, что такое настоящая служба. В деревне на берегу Волги Виктор поселился из-за главной своей страсти в жизни – рыбалки, особенно зимней. С женой в последние годы отношения у брата что-то не ладились. Она осталась в городе, присматривала за внуками, а Виктор Алексеевич из деревни почти не выезжал.
Дом был открыт, поскольку закрываться здесь было не от кого. Брат, естественно, ушел по льду куда-то к ему одному известным, уже просверленным во льду лункам, и мог вернуться только к концу дня. Но перед уходом, конечно, как всегда это делал, не забыл протопить печь, и в доме было тепло. Вообще-то дом был старым, с множеством трещин и дыр, и потому топить приходилось и утром, и вечером. Особенно в морозы. Владимир Алексеевич по своему характеру давно бы все утеплил, но Виктора комфорт особо не волновал, и до ремонта у него все руки не доходили. Младший же брат приехал в деревню, как сам планировал, ненадолго.
С крыльца тоже была видна Волга, но только середина реки и противоположный берег, вдоль которого шла автомобильная дорога. Куда-то в ту сторону всегда и ходил старший брат. Впрочем, Владимир, к рыбалке совершенно равнодушный, даже не знал толком, где Виктор пропадает. Необходимости в поиске пока не возникало.
Постояв на крыльце, замирая от вида радующего душу простора, Владимир Алексеевич вздохнул и вошел в дом. Печка была еще горячей, от нее волнами шло приятное тепло. Владимир Алексеевич поставил на электроплитку чайник. Вообще-то, по совету жены брата, он привез ему в подарок нормальный электрочайник. Но оказалось, что старая проводка не переносит такой нагрузки и сразу вылетают «пробки», по старинке заменявшие уже всем привычные автоматы-предохранители.
Подполковник успел уже заварить чай, когда услышал шум двигателя. Это наверняка приехал генерал на своем «Ленд Крузере». Дорога была не рассчитана на такие широкие машины, и потому тяжелый генеральский внедорожник хотя бы одним колесом обязательно должен был уминать сугробы. Владимир Алексеевич набросил на плечи бушлат, с которого давно уже снял погоны, и вышел встречать гостя…
«Ленд Крузер» через сугробы все же пробился. Кирпичников сразу обратил внимание на то, что номер московский, а не военный. Следовательно, машина, скорее всего, личная, если только не приписана к какой-то спецслужбе, которая не желает показывать принадлежность к ней своих сотрудников. О том, что машина личная, говорил и тот факт, что приехал только один человек, причем в гражданском. То есть, если это был генерал-лейтенант Апраксин, он сам находился за рулем.
Такие короткие наблюдения за мелочами были в привычке подполковника Кирпичникова и позволяли ему сразу сделать определенные выводы о характере человека, который хотел с ним поговорить. И выводы эти были скорее в пользу генерала, чем против него. Человек в таком высоком звании не может занимать должность, не позволяющую ему иметь персонального водителя. Наверное, генерал имеет. Но он предпочитает даже по сложной дороге ехать самостоятельно. И в себе уверен, и, вполне вероятно, соблюдает повышенный режим секретности. О том, что он встречается с отставным подполковником спецназа ГРУ, скорее всего, не знал никто.
– Владимир Алексеевич, – полувопросительно-полуутвердительно сказал Апраксин, выходя из машины.
Он, скорее всего, узнал Кирпичникова. Это было видно по глазам. Узнал по фотографиям из личного дела, которые наверняка рассматривал перед встречей. Но все же уточнил, перестраховываясь.
– Так точно. Здравия желаю, товарищ генерал. Как добрались? Дорога держит?
– Скользко. Но у меня машина тяжелая. Если не гнать, то безопасно. Говорить будем в машине, или пригласите меня куда-нибудь?
– Только в дом брата. Больше мне пригласить некуда.
– Нет, нам лучше побеседовать наедине.
– Брат на рыбалке. Дома никого нет. Даже собака за ним увязалась. Он ее свежей рыбкой подкармливает, – Владимир Алексеевич сделал рукой приглашающий жест и первым шагнул на узкую тропинку, разрезавшую сугроб извилистой линией.
– Собаку речной рыбой кормить рискованно, – шагая следом, в спину подполковнику сказал генерал. – У меня дочь своей кошке карасей давала. Кость в стенку желудка воткнулась, и все…
– Эта собака на генетическом уровне знает, как есть рыбу, – возразил Кирпичников. – Ньюфаундленд. Порода, которая когда-то рыбакам сети таскала и одной рыбой питалась. Много веков. Научилась за это время. И разницы не видит, морская рыба или речная. Вчера от жереха один скелет остался. Умеет кости выбрать и выплюнуть, хотя пасть такая, что вся рыбина целиком там уместится.
– Водолаз? – понимающе сказал генерал.
– Это не водолаз. Это ньюфаундленд. Водолаз – это неудачная попытка советских кинологов вывести новую породу. Порода не прижилась. Изначальный материал оказался во всем сильнее искомого. Добрая кровь ньюфаундленда оказалась непобедимой.
– Вот как, – легко признал свою кинологическую неграмотность генерал.
Дальше шли молча. Генерал ничего не говорил, а подполковнику было неудобно поворачивать голову, чтобы что-то сказать. Тропинка была узкая и скользкая, и требовалось смотреть под ноги, чтобы не упасть.
Дома Владимир Алексеевич показал на вешалку.
– Раздевайтесь. Здесь хорошо натоплено.
Генерал повесил на вешалку дубленку и шапку, а подполковник скользнул взглядом по его костюму. Пистолета в подмышечной кобуре не просматривалось, как и за поясом – ни со спины, ни спереди. Обычно, если пистолет носят под мышкой, сам пиджак предпочитают не застегивать, но постоянно придерживают полы, чтобы не распахнулись. Эта привычка сохраняется даже тогда, когда необходимости прятать оружие нет. Но генерал был, видимо, без ствола, и этим не походил на сотрудников спецслужбы, которые с оружием, как правило, чувствуют себя более уверенно и потому предпочитают не расставаться с ним даже в безопасной обстановке.
– Здесь мы можем беседовать спокойно. Подслушивать нас некому. В доме даже крыс не водится, – усмехнулся Кирпичников. – Могу угостить вас только чаем, товарищ генерал. У моего брата с печенью нелады, он спиртного дома не держит. Я к бутылке равнодушен, и потому припасов тоже не имею. Магазина в деревне нет. За хлебом ездим или ходим в райцентр.
– Я деловые разговоры предпочитаю вести на свежую голову, – ответил генерал.
– Я понимаю, что вы приехали сюда не природой любоваться… Тогда давайте, товарищ генерал, приступим.
Владимир Алексеевич чувствовал приятную вольность при общении с генералом – ведь он не носил уже погоны и мог не слушаться приказа и вообще был с Апраксиным, по сути дела, на равных. По крайней мере, до начала разговора, потому что такого рода встречи, в принципе, иногда могут заканчиваться и плачевно. Подполковнику спецназа ГРУ, участнику многих боевых операций, всегда можно предъявить нечто такое, за что с него можно потребовать определенных услуг. Но это уже специализация, скорее, ФСБ, как раньше на провокациях и шантаже специализировалось КГБ. Генерал-лейтенант Апраксин, кажется, представлял какую-то другую структуру, которая, впрочем, могла оказаться не менее беззастенчивой.
– Приступим, Владимир Алексеевич… Если у меня правильные данные, на вашем счету четыре командировки в Анголу, две – в Никарагуа и одна – в Сальвадор. Я не ошибаюсь?
– Никак нет, товарищ генерал. Вы не ошибаетесь, если уж вас допустили до этих данных.
Апраксин усмехнулся.
– Я даже не спрашиваю, с чего вы взяли, что меня ознакомили с вашим послужным списком. Меня интересует только связанное с вашими командировками знание испанского языка.
– В Анголе, кроме множества местных языков, говорят вообще-то на португальском. Его я знаю хорошо. Испанский – чуть хуже, но не испытываю проблем при общении с испанцами или, скажем, с мексиканцами.
– Я знаю, что в Анголе говорят на португальском. Но португальский и испанский близки…
– Как русский и украинский или как русский и белорусский. Много общих слов, но они часто имеют другое значение. Понять можно, но не всегда. Вообще-то это другой язык, честно говоря. Зная португальский, но еще не изучая испанский, я пытался общаться с испанцами. Трудно было. Пришлось учить.
Владимир Алексеевич не спрашивал, чем вызван такой вопрос Апраксина. И без того было ясно, что генерал объяснит сам, когда наступит необходимый момент. Но объяснять он начал издалека и выбрал при этом не самый удобный путь обходной дипломатии. По крайней мере, подполковник Кирпичников не хотел пускать разговор по такому неприятному для него, хотя и осторожному пути.
– А вы, Владимир Алексеевич, не рано в отставку ушли? Пятьдесят один год для разведчика – это золотой век, – сказал Апраксин. – Опыт накопился солидный. И есть много специфических областей, где его можно с успехом применить. На мой взгляд, вы поторопились.
