Александр Тамоников - Крымская пленница
— Герой, — глумливо заулыбался Алексей Парудий, имеющий к российской власти собственный список претензий. — Главное, не сдохни, Петро, пока качаться будешь.
— И в ФСБ поменьше рот раскрывай, когда заметут, — посоветовал Савеленко. — А то, что вас заметут, Петро, это даже не обсуждается. Хреновые вы конспираторы, ни ума, ни фантазии, достали уже со своими листовками в почтовых ящиках… Ладно, не на митинге, — сделал он предостерегающий жест, когда Петро собрался возмутиться. — Знаем, что ты хлопец толковый, не выдашь, оттого и взяли тебя…
Вытащив из холщовой сумки, пристегнутой к поясу, спутниковый телефон, он включил питание. Затрещал эфир.
— Густав, это Гефест… — забубнил Савеленко в трубку. — Густав, Густав, ответьте Гефесту…
— Слушаю тебя, Гефест, — прорезался сквозь помехи деловой голос. — Докладывайте обстановку. Задание выполнили?
— Так точно, Густав. Закладка в квадрате 14 произведена. Ориентир на дороге — одиноко торчащая скала в окружении камней. Направление — строго на дорогу, второй ориентир — раздвоенная глыба на косогоре. Груз — в двух метрах левее, трещина в обрыве. Мы заткнули ее травой, сейчас подчистим после себя…
— Я понял вас, Гефест, — отозвался собеседник в далекой украинской столице. — Прошу повторить.
Савеленко повторил — неизбежная процедура.
— Отлично, Гефест, — ровным голосом сообщили на том конце. — Уходите и забудьте, что делали. Ваша работа на этом окончена. Счастливого возвращения на дно.
Довольно ухмыляясь, Савеленко спрятал телефон.
— Все, хлопцы, по коням, возвращаемся домой. Руки в ноги, и на базу. Начальство довольно. Слава Украине, как говорится.
Обратно шли порожняком — бежали, пригнувшись, прыгая по кочкам. Фыркал двигатель «УАЗа», выезжающего из-за скалы. Шестьдесят верст — не крюк, еще и поспать удастся. Важное дело сделали, не остались в стороне от борьбы с «вселенским злом». А то, что после подрыва ЛЭП сами останутся без света, — так это только разукрасит мученический ореол…
В то же время в двадцати километрах к западу от Судака бурлило море. Волнение началось с наступлением темноты, а к часу ночи только усилилось. Это был живописный, хотя и не очень засиженный отдыхающими участок восточного берега Крыма. Вздымались скалы, где-то они вдавались в море, где-то отступали, образуя красивые бухты, заваленные гигантскими окатышами. Чернели провалы гротов и пещер. Высокие волны бились о камни, хищно шипели. Море рокотало — глухо, с угрозой, как будто под его вздымающейся массой затаился исполинский зверь, еще не решивший, стоит ли выходить. Слева от величавой скалы (если смотреть от моря), похожей на врытую в землю лопату, скалы отступали, образуя вместительный галечный пляж. Он тянулся в длину метров на сто и явно не был диким. Здесь стояли лежаки, свернутые на ночь зонтики с врытыми в песок шестами. Под зонтом на перекладине болталась футболка, забытая кем-то из отдыхающих. Валялись пустые пивные банки, брошенные детьми игрушки. К пляжу через скалы выходили несколько тропок, за ними топорщились кусты, деревья, а дальше проступали очертания вытянутой крыши — пансионат «Береговое», довольно крупный и единственный на этом участке санаторно-курортный объект. К западу от пляжа скалы снова принимали хаотичный вид, но в воду уже не лезли — вдоль кромки моря то расширялась, то сужалась береговая полоса. Не весь берег был пригоден для отдыха — громоздились груды камней, массивы красноватой глины. В стороне от санаторного пляжа находились два пляжа поменьше — один в живописной бухте, окруженной частоколом скал, другой левее — под монолитной скалой, нависающей, как козырек. К западу зона отдыха завершалась, начиналась дикая природа. Проход у воды оставался, но очень узкий, во время шторма его захлестывали волны. За ним тянулся каменисто-земляной вал — отдельно лежащие глыбы, приземистые скалы, в которых чернели трещины и пещеры. Дальше каменное царство становилось совершенно непроходимым — скалы забирались в воду, формировали островки, попытка высадки на которые явно входила в разряд экстрима…
К часу ночи разгулялся ветер, он трепал кусты, кроны криворуких деревьев, вцепившихся корнями в расщелины, гнал волну. Июнь — начало курортного сезона, но погода еще неустойчивая, возможны перепады температур, порывы ветра — особенно в ночное время. На берегу не было ни одной живой души. Но вот покатился камень на гряде, у которой обрывался санаторный пляж, и за скалой возник силуэт. Мужчина огляделся и, убедившись, что никого нет, махнул рукой. Объявились еще двое. Все с тяжелыми рюкзаками, в резиновых сапогах и брезентовых накидках. Они по одному спрыгнули к кромке воды. И двинулись вдоль моря в западном направлении. Волны захлестывали ноги, летели брызги, приходилось держаться ближе к скалам, чтобы не намочить груз. Парни достаточно уморились, пока протащили свою ношу через скалы. Они остановились на берегу относительно тихой бухты и сняли рюкзаки, чтобы передохнуть.
— Долго еще, Виталя? — пробормотал молодой парень. Лицо его в лунном свете отливало веснушками.
— Скоро, Антоха, скоро, — буркнул старший — загорелый мужчина лет тридцати с массивной челюстью. — Успеешь еще вернуться к своей Оксанке, дождется она тебя, не бойся… — и глумливо засмеялся, видя, как надулся товарищ.
Третий — приземистый, плотный, с физиономией, похожей на блин, — тоже засмеялся. Видимо, тема некой Оксанки пользовалась популярностью и могла отвлечь от тягот судьбы.
— А ты чего ржешь, Зубач? — обозлился молодой. — Да и ты бы, Виталя, придержал язык за зубами, а то…
— А то что? — перебил старший и пристально воззрился на него. Взгляд у него был недобрый. — Ты за базаром-то следи, Антоха, — посоветовал он, — не забывай, кто тут рулит.
— Ладно, будет вам, — миролюбиво бросил низкорослый Зубач. — Уставились, понимаешь, друг на дружку, как незалежная на Кацапию… Пошли, что ли?
Они снова взвалили на спину рюкзаки и двинулись дальше. Позади остался галечный пляж под нависающей скалой, дальше полоска намывного пляжа сузилась до предела. Приходилось перебираться через камни, карабкаться по плитам. Борьба с препятствиями не затянулась — через пару минут люди подошли к приметной скале, напоминающей голову какого-то плешивого уродца. У «левого уха» находилась расщелина, куда могли поместиться все три рюкзака. Передавали по цепочке — сильный Зубач тужился, переправляя их в «схрон». О характере груза он, видимо, знал — обращался, как с хрустальными изделиями.
— Все, Виталя, готово… — просипел он, переводя дыхание. — Лежат, родные, как яйца в гнездышке…
— Маскируйте, — проворчал Виталий Шестов, назначенный руководить очередной группой «крымских патриотов». Тайник был выбран местным агентом, работающим в пансионате «Береговое», а живущим в поселке Новый Свет, расположенном в полутора верстах на запад. Поселок отсюда не просматривался, но хорошо виднелись две бочкообразные скалы в глубине береговой полосы. По уверению агента, это было единственное подходящее место в округе. Во-первых, четкий ориентир, во-вторых, местечко малопосещаемое, и можно через скалы напрямую выйти к дороге на пансионат. Дальше — глупо, себе же создавать трудности, а ближе — опасно, там постоянно трутся отдыхающие. Залезет в «схрон» любопытствующий ребенок — и пропадет хорошая вещь ценой в тысячи долларов, не говоря уж о проваленном задании. Виталий исподлобья смотрел по сторонам. Место идеальное. Никто не полезет, да и продержаться тайнику нужно от силы пару дней. А потом начнется… Он не был посвящен в детали операции, но догадывался, что отдыхающим в пансионате не поздоровится. Черт с ними — не жалко. Повсюду враги — куда ни плюнь. Женщины, дети… какая разница? Сидели бы у себя в России, остались бы целы. Знали, куда ехали. Это не их земля! Пусть катят в обрат, проклятые ублюдки, и больше никогда сюда не приезжают! Его бы воля — он бы всех в резервацию отправил. А вынужден существовать рядом с ними, ходить на работу каждый день, словно он тут, типа, рядовой российский гражданин… Виталий третий год состоял в радикальной правоэкстремистской группировке, особо не афишируя свои пристрастия, чем и привлек симпатии работников СБУ, подбирающих кадры для выполнения важных заданий на оккупированных территориях. У него был дом в пригороде Симферополя, где он жил с отцом-инвалидом. Батя тот еще бандера, хотя давно на пенсии, отошел от дел, но полностью в курсе происходящего. Все будет хорошо, главное, поменьше болтать и почаще озираться…
— Все ништяк, Виталя? — буркнул Зубач, спрыгивая с плиты. — ФСБ еще не «пасет?»
— Боишься москаляк, Валера? — скривился Шестов.
— А чего же не бояться? — пожал плечами Зубач. — Конечно, боюсь, я же не мозгами отмороженный. И ты боишься, и вон — Антоха боится… — Он подвинулся, поддержал спрыгнувшего Снегиря. — Только идиот не боится… Да ты не очкуй, мы своих не предаем, до конца пойдем, пока всю эту нечисть из Тавриды не изгоним…
